Поп-корн

      Сладко-солоноватый поп-корн покрытый тонким, едва заметным слоем карамели трещал на зубах, перебивая естественное течение звуков. Липкие пальцы хватали золотистые зернышки одно за другим, спешно отправляя их в рот и разгрызая, отчего те застревали промеж них и предоставляли крайние неудобства. Двое мужчин сидели на одном из удобных диванов, обитым мягким ворсом из овечьей шкуры, предназначенном для уютного совместного просмотра какого-нибудь фильма и предоставляющий все удобства тому, кто сидит на нем, окутывая его, словно в плед, заставляя утопать в неестественно мягких подушках. Телевизор вещал какой-то незамысловатый фильм о пришельцах в духе семидесятых: оставляющие желать лучшего спецэффекты, электронная хоррор-музыка, заставляющая армии мурашек пробежаться по коже, пугая лишь одной своей жуткой атмосферой, окутывая в омут паники. Трясущиеся пальцы крепко впиваются в картонную емкость с кукурузными зернышками, оставляя глубокие вмятины на ее поверхности, а ноги, не окутанные в махровые носки, невольно поджимаются под себя, дабы потерять любой возможный контакт с леденящей поверхностью деревянного паркета. Почувствовать себя под защитой. Всегда выдержанный датчанин, сейчас казался не таким уж и бесстрашным, как казалось легко розовеющему британцу от любого комплимента сказанным в его сторону. По нервно сжимающим подушку пальцам и любопытному, по-детски любопытному взгляду устремленному в ящик, легко можно было определить - он напуган. Гипотеза, выявленная проницательным британцем, лишь подтвердилась, когда в один момент, полностью отвлекшийся от происходящего на экране заметил, как под сопровождение нервозной музыки, голова датчанина дернулась, застыв в неожиданном испуге. Его кадык нервно дрогнул, а сам он глубоко выдохнул, восстанавливая спокойный ритм дыхания. Вторая емкость к тому моменту покоилась на полу, раскидав свои зерна по всей его поверхности. Британец одним нажатием кнопки на пульте выключил телевизор, и теперь все погрузилось в мертвую тишину, не считая хрустнувшего под ногой поп-корна, когда тот попытался опустить ногу на щедро удобренный датчанином пол. - Черт, да он тут везде! - шастая ногой по полу и цепляя зерна меж первым и вторым пальцем на ноге воскликнул Мадс, которому, как казалось Хью, было весьма весело. - Да просто у кого-то руки из задницы, - огрызнулся вдруг осмелевший Хью, которому было вообще не весело, - И теперь мне за этим кое-кем убирать. Соскользнув с дивана на пол сразу на четвереньки, британец принялся собирать зерна обратно в ведерко. Одно за другим, выдернув несколько из пальцев развлекающегося с ними датчанина, кинул на него недовольный взгляд снизу и кажется, готов был даже показать язык, если бы не его воспитание. Довольный взгляд ликующих янтарных глаз с читающимися в них смешинками, скользил по телу нагнувшегося, весьма привлекательного Дэнси, который прогнулся в пояснице чтобы достать зерна из-под стеклянного журнального столика. Удержаться от невольного взгляда на оттопыренный, облаченный в неплотные спортивные штаны зад, было трудно. И Мадс уже не в первый раз замечал за собой то, что уделяет этому слишком много внимания, чем следовало бы. - Помочь не хочешь? - тихий, запыхавшийся от перенагрузки голос донесся откуда-то снизу. Датчанину даже пришлось накрениться немного вперед, чтобы взглянуть в глаза тому, кому принадлежал голос. И какого было его удивление, когда он обнаружил Хью у себя в ногах, достающим поп-корн из-под дивана. Кажется, Дэнси даже не подозревал, какую беду он на себя накликал, решив принять такую позицию прямо перед жадным взором. Нынешняя конъюнктура могла привести к плачевным последствиям. Он на секунду прикрыл глаза, накрылся одной из мягких подушек, чтобы сосредоточиться и отвлечься от тяжелеющего желания где-то внизу живота, и только после этого выдавил из себя "мгм", отрицательно мотнув головой. Подобная наглость со стороны Миккельсена приводила Дэнси в недоумение, порой, даже в ярость, но не смотря на все это, в укор самому себе, он прощал ему это и считал чертовски милым. Все эти подростковые "не хочу", "не буду" и вечно подстилающийся под него Хью со своим "так уж и быть". И возможно, он уже не раз замечал за датчанином странные взгляды и частые "я отойду на минуту" во время съемок, задерживающиеся не меньше, чем на полчаса. Хью предпочитал списывать это на склонность к боваризму у Мадса, или даже у него самого. И в этот раз, махнув на него рукой, сделал все сам. Отправив последнюю кроху в ведерко, Дэнси поставил его на журнальный полу-прозрачный столик и плюхнулся обратно на диван, растирая покрасневшие колени. Зашаривший руками рядом с собой и по ногам Мадс, нащупал еще одно маленькое нераскрывшееся зернышко. - Тут еще одно, Хью, - он кивнул в сторону маленького крохи, затаившимся в складке дивана по левую сторону от него, на что получил красноречивый вздох и недовольно закатившиеся глаза. Британец оперся ладонью на спинку дивана и прогнувшись в пояснице, потянулся через Мадса за проблемой, которая затаилась где-то в складке дивана. "Как она там оказалась?" Ощупывая диван он не нашел ничего, что могло бы мешать датчанину и решил, что тому, возможно, показалось. - Здесь ничего нет. - Посмотри лучше, - датчанин откинул от тяжелого паха подушку, позволяя Хью продвинуться дальше и рассмотреть диван немного внимательнее, - Я же не обманываю тебя. Последовав совету, британец продвинулся телом чуть дальше, сверкая задницей, просунул руку немного глубже в диван и нащупал там лишь старый носок, который он потерял чуть больше месяца назад. - Вот это находка, - вытягивая руку с носком в руке, будто добычу, - Здесь правда ничего нет. - Не парься, - парировал Мадс, - Мне нравится эта поза не меньше твоего. - Что? Лицо Хью обрамило удивлением. Он застыл в этой же позе, не смея пошевелиться. На самом деле, он считал, что это было неудивительно. Какой-то частью себя он был готов к этому, знал, что так или иначе это должно было произойти, и возможно, он пригласил его именно с этими намерениями. Порой, он замечал за собой то, что был совершенно не против ловить на себе заинтересованные взгляды, наслаждать одним своим видом, но было ли это нормально? Мысль об этом заставляла его краснеть, а в груди тяжелело, будто там поселилась птица, бьющая тяжелыми крыльями о ребра, сердце норовило выпрыгнуть из груди, заставляло крови закипать под кожей, бурлить, словно его тело - кипящий котел. - Ты краснеешь, Хью, - отметил востроглазый Мадс, одарив его лучезарной кривоватой улыбкой. - Ты весьма наблюдателен, - продублировав его улыбку, он скользнул обратно на свое место. Отпустив стыд и страх с глубоким выдохом, британец тянется длинными тонкими пальцами к щеке датчанина и неловко проводит указательным, очерчивая острую, словно лезвие скулу. Дергает рукой, а после зажимает палец губами, делая вид, что облизывает порез. И это было последним глотком для обоих. Одного метафоричного движения было достаточно, чтобы понять друг друга с полуслова. Облизнув шершавым языком потрескавшиеся губы, Мадс перехватывает левую руку Хью у запястья и тянет ее к своим губам, облизывая палец, который тот порезал о его скулу. Дэнси едва заметно замирает, у него спазмом перехватывает горло от одного лишь этого вида, и не хватает сил что-либо сказать. - Молчи, - подхватывая его мысль опережает Миккельсен, и покрепче ухватив за руку в районе локтя, тянет к себе, - Сядь ко мне на колени. Дэнси послушно кивает, не смея перечить, и перекинув ногу через бедро, усаживается к тому на колени, едва заметно задевая грудью подбородок. Миккельсен запрокидывает голову на спинку дивана и скользит глазами по смущенному британцу, на минуту задерживая свой взгляд на подрагивающим от частых глотков кадыке. Опускает взгляд ниже, задерживается на чуть оттопыренных в паховой области серых спортивных штанах и сглатывает собравшуюся вязкую слюну. - Раздень себя, - не отводя взгляда от влажных голубых глаз, - Затем меня. Одним скользким движением Хью стягивает с себя белую майку-алкоголичку и смотрит датчанину в глаза, в надежде получить одобрительный кивок или дрогнувшие в полуулыбке губы. - Надень ее обратно, - произносит датчанин грубее, чем хотел. - Но я..., - хотел было перечить Хью, но тот перебил его. - Надень майку обратно. И сними ее так, как следует, - надменный поворот головы набок, - Ты ведь не в спортивной раздевалке находишься. Верно? Британец лишь кивнул и надел майку обратно. Ему казалось, что чем быстрее он ее стащит с себя, тем быстрее они перейдут к делу и он не заставит Мадса раздражаться и томиться в ожиданиях от всех этих прелюдий. Все было наоборот. На этот раз он последовал указаниям. Перекрестив руки, подцепил пальцами края ткани и потянул вверх. Легкое касание ладони до неярко выраженных кубиков на животе, когда вещь оказывается на груди, а затем последнее движение и майка летит на пол. В душе он яро надеется на то, что на этот раз сделал все правильно, и в какой он приходит восторг, когда Мадс одобрительно кивает, вылизывая взглядом его торс. Пальцы тянутся к резинке штанов, поддевая ее, недолго играются с ней и тянут вниз. Чтобы снять их, приходится немного привстать, но расправившись с ними, он поскорее садится обратно. С неподдельным восхищением датчанин смотрит на него, оценивает взглядом хорошо подтянутую фигуру, отмечает кончиком указательного пальца правой руки каждую микроскопическую родинку, о существовании которой до этого не знал. Взгляд, дольше чем следует, задерживается на темно-синих боксерах с оранжевой резинкой на которой написано "impulsive", больше похожих на те, что носят подростки в их проблемном возрасте, нежели на те, что должен носить мужчина в сорокалетнем возрасте. Это немного забавляет Мадса, но он лишь аккуратно проводит пальцем по надписи, и несколько раз пробует на вкус слово "импульсивный". Хью помнит о том, что Мадс все еще ждет того, чтобы он его раздел, но оттягивает момент как только может. Сначала делает плавную волну телом, прогибаясь в спине, подставляясь жадному взору и терзающим соскам пальцам, затем берет руку Мадса в свою и кладет себе на подрагивающую плоть, обводя пальцем влажное пятнышко, скользит ею вправо, по всей длине эрегированного члена и чуть тихо стонет. Датчанин одергивает руку, прерывая млеющего Дэнси, и одним взглядом дает понять, чем тот сейчас должен заняться. Британец, спохватившись, приводит мысли в порядок и заставляет расслабленные конечности двигаться, тряся руками в воздухе. Медлительными движениями пальцы расстегивают пуговицу за пуговицей на фиолетовой рубашке, которая потрясающе оттеняет серебро в волосах датчанина и демонически привлекательные глаза янтарного цвета с танцующими огоньками и юношеским задором. Рубашка висит на подлокотнике дивана, оттеняя темную обивку, а руки уже цепляют звенящий ремень, чтобы поскорее избавиться от него. Шаловливые пальцы расстегивают и джинсы, высвобождая "датский динамит" из-под хватки тугих джинсов. Мадс облегченно выдыхает, когда плотная ткань уже не так давит на и без того болезненное возбуждение. Губы дергаются в легкой ухмылке, когда он замечает, как подрагивает его плоть, нервно поджимаются губы, пальцы нетерпеливо тянутся к низу живота, и Хью перенимает ответственность на себя, перехватывая его руку и тянет к своему телу. Покрытые узелками вен руки, буквально впиваются в щемящее неудобством естество британца и аккуратно сжимают в руке, перекатывая яички и сквозь ткань оттягивая крайнюю плоть. Приглушенного "ох" донесшегося сверху было достаточно, чтобы повалить его спиной на диван, вжимая в подушки со всей присущей датчанину силой, заставляя сбиваться дыханию из-за плохо поступающего воздуха под всем весом крепко сложенного Миккельсена, который пытается как можно ближе вжаться в пунцовеющего с каждой секундой британца, сквозь тонкую ткань боксеров. - Давай же, - ошпаривая горячим дыханием шепчет Дэнси. - Что, прямо без подготовки? - усмехается над ухом Мадс, который понимает, что без этого не обойтись, - Лучше немного подождать, чем потом я буду терпеть тебя ноющим с саднящим задом еще несколько месяцев до окончания съемок. Хью решает промолчать на очевидный факт, поэтому пытается облегчить свои "страдания" способом банального трения. Одним маневром, он оказывается вжатым лицом в подушку и ощущает, как крепкие руки заставляют оттопырить зад, пропихивая под низ живота одну из подушек. Чувствует то, с какой легкостью ткань белья соскользнула с разгоряченного тела оказавшись на полу, и стыдливо опускает глаза, вжимаясь лицом в подушку еще сильнее. Миккельсен стаскивает с себя обтягивающие боксеры и кидает их туда же, куда несколько мгновений назад сбросил мешающую ткань с Хью. Нависает над резко побледневшим Дэнси, тянется рукой к его лицу и проводит двумя пальцами по ямочке между верхней губой и носом, скользнув к тому в горячий рот. Заставляет обсасывать средний и указательный палец, обхватывать плотнее, в ответ на что получает красноречивое откашливание. - Это в твоих же интересах, - проталкивая пальцы поглубже произносит Мадс, схватив того свободной рукой под шею. Дэнси соглашается с этим и усердно продолжает работать ртом до того момента, пока Мадс сам не вынимает пальцы и не раздвигает коленом намеренно сжатые ноги. Британец вновь покрывается здоровым румянцем, когда ощущает на себе более, чем просто восторженный взгляд. И пальцы, великодушно смазанные слюной, проталкиваются внутрь на одну, затем на две фаланги. Сжимающая горло рука усиливает хватку только сильнее, когда с губ британца срывается стон, предвещающий о том, что он готов. Резко вынутые пальцы скользят по пояснице, лопаткам, проезжаются по каждому межпозвоночному диску и останавливаются на плече, сжимают. Левая рука скользит по члену, размазывая обильно выступивший предэякулят с самого начала всех прелюдий. Этого было достаточно, чтобы вскользнуть в неподатливое тело, хоть и с большими усилиями. Неглубокие проникновения заставляют Дэнси замереть на несколько мгновений, привыкая к объему члена Мадса, который был явно толще и больше, чем пальцы, которыми время от времени Дэнси приходилось удовлетворять себя после тяжелого рабочего дня. Порой в день приходилось снимать три, четыре, а то и пять сцен, во многих из которых между ним и Мадсом было много "платонической", по мнению многих, любви. Это вызывало множество противоречивых эмоций, в моменты которых им двигало фуцианство. Часто он уходил домой без настроения, огрызался, хотя приходил жизнерадостным, воодухотворенным, готовым работать и улыбался во все тридцать два. Мысли об этом он пытался не впускать в свою голову во время процесса съемок, и порой, ему было стыдно даже за самого себя. Рычащий над ухом датчанин грубо вбивался в его тело, оттягивал за волосы, наматывая вьющиеся пряди себе на пальцы. С превеликой нежностью покусывал мочку его уха и целовал в бьющуюся венку на шее, которая выманивала наружу глубины садистского воображения, заставляя думать о том, как он может прокусить ее острыми зубами, выпуская венозную кровь, которая будет бить большим напором, растекаться по шее, ключицам и запачкает белоснежную подушку, которая лежала под его лицом. Какими эти мысли были приятными, и одновременно пугающими. Пальцы медленно вытягиваются из пучины кудрявых волос и тянутся вниз, на уровень подушки лежащей под животом британца. Нащупывают немного успокоившийся член и заставляют его проснуться своими ловкими движениями, дразнящими покрасневшую головку, водящей по всей длине, заставляя немного приподняться. Движения стали немного плавнее, когда растворившийся в оргазме Хью, застыв в оргазме, издал громогласный стон, заполоняющий собой весь первый этаж небольшого дома. Излившись датчанину в ладонь, он уткнулся носом в подушку, восстанавливая дыхание и заставляя пульс в висках биться медленнее, немного тише, чтобы он хотя бы мог слышать тихое хрипение Миккельсена. - Хью..., - сорвалось с губ датчанина в последнюю минуту, и он, зарывшись лицом в волнистых волосах издал негромкий стон, который мог слышать только он и никто больше. Даже не смотря на то, что дом был полностью пуст, не считая двух взрослых мужчин, который сейчас бутербродом лежали на диване в гостиной. Он кончил тому на поясницу, пачкая собственный живот своей же спермой, и казалось, что это будто клей, который приклеил датчанина к британцу окончательно. Эта мысль заставила его тихо засмеяться. Секундный поцелуй в район скулы и тихий, умиротворенный выдох. - Не хочешь досмотреть фильм? - с усмешкой произнес Мадс. На самом деле, ему и правда хотелось досмотреть этот фильм. Он посчитал его крайне интересным, для фантастики тех годов. Но Хью, видимо, был не особо рад этой идее и поэтому лишь в шутку огрызнулся. - Иди ты, я теперь сесть ровно не смогу, - укусив Миккельсена в запястье, тихо засмеялся он. - Тебе придется позабыть что такое "сидеть нормально", - он чмокнул Дэнси в плечо. Дэнси негромко засмеялся, и этот звук был самой приятной мелодией, которую когда-либо доводилось слышать Миккельсену. Это было словно фриссон, для его ушей. Он последний раз чмокнул его в теплое плечо, а затем скатился с него, чтобы включить телевизор.