Бунтарка

      Ночь. Простыни привычно терлись о спины людей, вдавливавших друг друга в кровати, на родителей, уже имеющих детей, но все равно не прекративших наслаждаться друг другом. Матрасы поскрипывали под толстенькими лысеющими начальничками, которым даже для ентого дела не полагалось проявлять большой пылкости. Иногда к парам, тискающимся по ночам, добавлялись молоденькие мамы и папы, иногда еще даже не знающие о своем выигрыше в виде ребенка, а иногда даже и не задумывающиеся о том, что когда-либо заимеют отпрыска.       Вот и гипотетический сын девушки-студентки из заштатного Санкт-Петербургского вуза еще даже и не думал появляться в этом мире, равно как и его отец в жизни матери, потому она делила кровать с тем самым толстым и важным мужчинкой, что даже пыхтел от страсти так скупо, будто имел на это регламент и прейскурант. Впрочем, это был не начальничек, это был преподаватель.       Стройная гибкая девушка вытянулась на боку рядом с пытающимся отдышаться потным бородатым толстяком, положив голову на свое предплечье. Абсолютно голый профессор валялся навзничь, его толстая безволосая грудь беспрестанно вздымалась. Студентка, успевшая натянуть обратно свои белые стринги, спокойствием и леностью напоминала кошку. Она выжидательно сверлила мужчину глазами, впрочем, не произнося ни слова. – Обожаю эту позу, – пропыхтел он. – Люблю твою татуировку. "Да уж, две минуты, обожатель", – мрачно подумала она, а вслух промурлыкала: – А помнишь, ты за это нас гонял?       Конечно же, он помнил. ***       Сентябрь, одна из первых лекций последнего курса. Ряды учеников поредели со времен второго года, когда этот профессор читал им первый из своих предметов. Уже тогда они уяснили несколько простых правил пребывания на его лекциях, вроде отсутствия опозданий, вот только поскольку количество украшений на теле вузовскими правилами не регламентировались, пирсингованные студенты упорно отказывались снимать сережки. На новом курсе он намеревался взяться за кучку переживших шесть сессий студентов всерьез.       Повзрослевшие, заматеревшие студенты болтали о какой-то ерунде, явно не собираясь готовиться к лекции, которая в стиле этого преподавателя была не простой надиктовкой материала, а скорее интерактивным общением одного ученого пастуха со стадом недоученных баранов. Проходя от входа в аудиторию к партам, некоторые из студентов оглядывались на препода, против обыкновения ждавшего кого-то у двери, но тот, лишь скользнув взглядом по лицам, снова отворачивался ко вновь входящим.       Наконец, заметив блондинку с кольцом в губе, шарообразный профессор с трудом поднялся на ноги и остановил студентку. Та непонимающе смотрела на него, но когда тот потребовал снять пирсинг, дабы она не отвлекалась на него во время занятий, возмутилась. Некоторые юноши и девушки окружили спорящих мужчину и девушку. В конце концов, Даша, скромница, с первого курса носившая злосчастную серьгу, фыркнула и, развернувшись на каблуках, покинула аудиторию, а раскрасневшийся преподаватель важно прошествовал к кафедре. – Андрей Валентинович! – окликнула его староста одной из групп. – Что произошло? – Я не намерен допускать на лекции тех, кто уделяет много времени внешности. Серьги в необычных местах и рисунки на коже отвлекают от восприятия предмета.       Те немногие из студентов, что имели татушки или лишние, по мнению профессора, украшения, беспокойно заерзали. Препод слыл зверем, отправившим почти девяносто процентов потока на пересдачу в прошлый раз, а потому кто мог скрыть "отделку", тот старательно пытался это сделать. Всюду расправлялись рукава и штанины, под которыми старались заслонить набитые рисунки. – То есть человеку с модификацией тела не место на этой лекции? – раздался довольно резкий высокий голос. – Да, – рявкнул вконец разъярившийся преподаватель. – Любой отвлекающий фактор неприемлем!       Сидевшая на третьем ряду девушка поднялась на ноги. – Любой? Любая тату, любой пирсинг? – Именно!       Андрей Валентинович уже узнал в этой похудевшей за третий курс студентке смешную челкастую второкурсницу, спорившую с ним на протяжении всего предыдущего курса лекций, который он читал этим бакалавриантам. Упрямо закусив губу, она пробиралась мимо одногруппников, вертевших головами и тоже явно не понимавших, что она собирается делать.       Звонко цокнув мощными каблуками по металлической ступеньке, девушка, которую, как и всех прочих студентов, преподаватель звал по имени-отчеству: Елена Сергеевна, вскарабкалась на кафедру. Тонкие пальцы нервно крутили верхнюю пуговку плотной белой блузки, аккуратно заправленной в джинсы. Когда она расстегнула ее, кто-то из задних рядов залихватски присвистнул, и это, казалось, придало девушке уверенности.       Развернувшись спиной к соученикам, она разобралась с пуговицами и наполовину стянула с себя блузку, повисшую за ее спиной на левом рукаве. Присвист повторился, в этот раз на несколько голосов. Прилично одетая девушка со стянутыми в гладкий узел волосами демонстрировала неожиданное: шикарную цветную татуировку на ребрах, изображавшую изящный ловец снов с голубыми перышками, развевавшимися от гипотетического ветра, задуваемыми им ей на спину в область крестца. Повернувшись лицом к преподавателю (аудитория получила возможность как следует рассмотреть паутинку в вытатуированном ловце), девушка спросила: – Ну и как моя тату отвлекает меня или вас от темы занятия?       Андрей Валентинович не нашелся, что ответить, а Елена тем временем снова застегнула кофточку. – Кто-нибудь вообще знал, что у меня есть тату? – обратилась она к сверстникам. Кто-то что-то пробормотал, но отрицательность ответа была очевидна. – Что ж, под одеждой она никому не мешает. Но, учитывая Вашу неприязнь, мне следует покинуть аудиторию. Ребят, киньте сумку. – Стойте, – отмер преподаватель. Я не имел в виду неочевидные модификации. То, что невидимо, допустимо. *** – В тот раз я тебя умыла, – засмеялась студентка. – Да, но все равно ты продемонстрировала не все свои "надстройки", – ответил преподаватель, переворачиваясь на бок. – Согласись, было бы странно показать всем вокруг свои интимные приблуды, а? – сказала Елена, помещая меж собой и престарелым любовником подушку. – Хотя ты им тоже особого внимания не уделяешь. – Главное, что они есть, – безапелляционно заявил тот.       "Куда уж главнее", – мрачно подумала девушка, даже не предполагавшая, что пирсинг половых органов может иметь для кого-то чисто эстетическое значение. – А девушкам такое нравится, – произнесла она вслух. – Из аудитории я тебя за такие речи не выгнал, но вот из спальни могу! – Да пожалуйста, – фыркнула студентка и действительно сползла с кровати и направилась к выходу, по пути собирая разбросанную одежду. ***       Памятная история, касающаяся сексуальных ориентаций, случилась немногим позже публичной демонстрации наколотого ловца. Пара студенток, устроившихся на первой парте прямо под носом преподавателя, увлеченно тратили последние минуты перед лекцией не на повторение, как им следовало бы, а на просматривание каких-то фотографий на планшетном компьютере одной из них. Посетовав про себя, что университетский вай-фай давно стоило отключить, Андрей Валентинович вскарабкался на кафедру, сел за компьютер и, воровато оглянувшись, глотнул из двухсотмиллилитрового "мерзавчика" коньяк, доставшийся от какого-то недотепы за почеркушку в зачетке. Выпивать перед работой профессор начал уже довольно давно, но догоняться перед каждой парой его заставлял только этот поток. Несмотря на то, что его коллеги, читавшие им всякие сложности, обычно содержавшие в названии слово "математический", довольно тщательно отсеяли разгильдяев, студенты последнего года были далеко не невинными овечками. Впрочем, найти себе оправдание никогда не было для профессора проблемой.       Окинув взглядом остатки благородного напитка в бутылочке, Валентиныч приложился к ней еще раз. Когда ж он завел себе эту привычку? Помнится, еще в государственном университете, где коммерческие студенты выкладывали за обучение столько, что хватило бы на классную квартиру. Там, правда, с профессором, принимающим регулярный "допинг", мириться никто не пожелал, и вскоре он был уволен. Впрочем, его, преподавателя СПбГУ, тут же позвали в университетик на окраине – может, желая хоть чуть-чуть повысить свой статус, хотя всем было ясно, что из практически элитного места просто так никто не уйдет – где он и обитал до сих пор. Руководство даже не особенно обращало внимание на его проступки, хоть на те же придирки к внешнему виду учащихся. Само собой, и питие предпочитали не замечать – по крайней мере, до тех пор, пока он был способен связно выдавать лекционный материал. – Смотри, смотри, целуются! – взвизгнула девушка, державшая в руках планшет. – Офиге-е-еть! – протянула вторая, дважды стукая пальцем по экрану, чтобы приблизить картинку. – Хотела б я быть Владом, – вздохнула первая. – Костя такой классный! – Жаль, что не по нашей части, – полушутя-полусерьезно заметила ее подруга.       И тут Валентиныча переклинило. Должно быть, наконец проявилась долгое время старательно закапываемая глубоко внутри жалость к самому себе. Ни разу не бывший женатым, он давно начал считать себя непривлекательным – и в итоге таковым и стал. И теперь тот факт, что нынче молоденьких девчонок заводят даже геи (которых он сам снобистски считал отвратительнейшими созданиями), отчего-то больно ударил по его самолюбию.       Держась за край стола, преподаватель поднялся на ноги. Немногие студенты, присутствовавшие в аудитории, проверили время на часах, телефонах, планшетах и со вздохом подняли головы. Девчонки, любовавшиеся на геев, тоже отложили гаджет в сторону. Елена, которую Андрей Валентинович сначала не заметил, скручивала наушники вокруг плеера, опершись спиной о стену на втором ряду, и хмуро разглядывала поддатого лектора. – Не сметь! – вместо приветствия рявкнул Валентинович. Бараны-четверокурсники удивленно воззрились на него. – Не сметь! – повторил он, чувствуя, как заплетается язык.       Воздух в аудитории, казалось, замер. Студенты боялись дышать, но, кажется, у многих в голове пронеслась мысль, что профессор, мягко говоря, не совсем трезв. – Ненавижу извращенцев, педиков! – громко, но нечетко, словно пережевывая слова, заявил он. – Если тут есть кто из них, или их почитатели, валите на*уй! – истерически воскликнул Андрей Валентинович.       Студенты не тронулись с места. Они просто не знали, как реагировать на сбрендившего педагога. – Только встаньте сначала, я на вас посмотрю! Первое шевеление. Одна из девушек-студенток поднялась на ноги и, склонив голову набок, уставилась на преподавателя. – Могу я хоть в этот раз покинуть аудиторию? Или еще причину остаться найдете? – резко поинтересовалась она. Звенящий негодованием голос ворвался в затуманенный мозг Андрея Валентиновича, словно хорек в курятник, перебаламутив мысли, вдруг ставшие такими абсурдными и смешными даже для их хозяина. – Этого, кстати, тоже не видно! – Сидите, Ел-на Сергев-на, – профессор вмиг пошел на попятный и тоже сел, а точнее просто шлепнулся на стул. Пару секунд спустя подскочили уже все студенты: преподаватель кулем рухнул на пол, не издав ни единого звука.       Елена не стала тратить время, чтобы оббегать столы: перелезла через собственную парту, через стол первого ряда, словно заправский бегун с препятствиями. С одного сильного толчка забалансировала на краю кафедры (стол преподавателя стоял слишком близко к краю, чтобы можно было устойчиво поставить перед ним ногу), легла животом на стол, но перебираться через него не стала. – Дрыхнет, – объявила она сокурсникам. – Кто-нибудь, вызовите такси. ***       Для Андрея Валентиновича до сих пор осталось загадкой, как она разузнала его адрес и как дотащила его тяжелое тело до третьего этажа без лифта, как открыла дверь и как долго сидела рядом, дожидаясь, пока он проспится. Вообще вся эта цепь поступков не укладывалась у него в голове. Учитывая, с какой злобой она вышвыривала бутылки и ругалась на него самого и его пьянство, логичнее было бы оставить его на полу аудитории, едва выяснив, что это банальный отруб после избытка алкоголя, а не какое бы то ни было серьезное заболевание, требующее неотложной помощи.       Будучи отстранен от преподавания, спустя пару недель он все-таки пришел в университет, чтобы найти ее и поблагодарить. Слово за слово, поступок за поступком, он пригласил ее в ресторан – однако снова "накатил для храбрости" перед встречей, убеждая самого себя, что это всего лишь дружеское общение. Как результат, в районе полуночи он обнаружил себя дома, в постели, обнимающим стройное женское тело. Он уже и не помнил, когда это случалось с ним в последний раз, и был удивлен тому, насколько активными и раскрепощенными стали нынешние молоденькие женщины.       Несмотря на все опасения, Елена пришла к нему снова. И снова. И снова. Он привык к ее татуировке, ее металлическим микроштангам на половых органах, привык раз за разом испытывать удовольствие – и только одна вещь всерьез беспокоила его: без алкоголя он не мог отключиться от всего окружающего мира, кроме юной любовницы, а после секса выпивка неудержимо клонила его в сон. Почему-то этого, в принципе, довольно естественного процесса профессор стеснялся больше всего: больше размера члена, больше лишнего веса, больше обильного пота, больше непроизвольных звуков, больше неумелых движений. Неизвестно, что думала обо всем этом девушка, однако вслух она не произнесла ни единого укора – поэтому мужчина оставался эгоистично счастливым, не подозревая, что планирует его студенточка. ***       Явившиеся получать дипломы выпускники этого года выглядели какими-то уж слишком оживленными. Даже в такой ответственный момент они не расставались со своими многофункциональными гаджетами, давно заменившими им мозги, что-то показывали друг другу и громко, беззастенчиво ржали. Девушки кривили лица, закрывали глаза руками, но тем не менее хитро подглядывали меж пальцев. Парни морщились и изображали, будто их тошнит.       Госпожа ректор, безуспешно пытавшаяся призвать молодежь к порядку, постучала по микрофону и громко спросила, как у пятиклашек: – Что там такого интересного? Покажите, все посмеемся! – Вы уверены?! – выкрикнул мужской голос. Без пяти минут бывшие студенты покатились со смеху. – Да, будьте любезны! – воскликнула пожилая дама, предполагавшая, что там наверняка одна из столь распространенных студенческих прощальных "стенгазет", давно переехавших в интернет. – Сами напросились, – ответил тот же голос.       Юноша с волосами, торчавшими, как иголки у ежика, подошел к компьютеру, к которому был подсоединен проектор, демонстрировавший на всю стену и кусочек ректора герб факультета. Выпускники и преподаватели затаив дыхание следили, как парень закрывает картинку, открывает браузер и заходит в почту группы, которой оставалось быть полезной каких-то пару минут.       Последнее из полученных писем пришло с адреса, не поддающегося прочтению: владелец, заводя ее, не заморачивался, и просто настучал положенные символы как пальцы легли. Ни слова в теме, ни слова в самом письма – лишь четыре прикрепленных файла. Изображения.       Поколебавшись, парень открыл первое. Вопль смешанных чувств сотряс старенький корпус. На стену спроецировался голый Андрей Валентинович. Раскидав руки-ноги в стороны, он мирно дрых. На сморщенном стручке – полуснятый презерватив.       Информатик, быстрее других сообразивший, что к чему, подскочил к проектору и отсоединил провод. Но подарок от неизвестного отправителя уже успели увидеть все присутствующие.       Некоторые из студентов скандального выпуска пару раз заглядывали в родные стены после окончания университета. Вот только ни Елена Сергеевна, ни Андрей Валентинович больше там не появлялись. Она уехала прочь, а он спился. Чего еще было ждать...