Музыка прошлого

Дэрил старается держаться ближе к брату, одновременно пытаясь отдалиться от выпивших людей, скрываясь в темноте. Но чёртовы прожекторы периодически вылавливают из мрака, наполненного улюлюканьем и шумом хреновой музыки. — Не дрейфь, братишка, — Мэрл закидывает руку на его плечо, — расслабься. Ты только посмотри на эту цыпочку. Он закусывает губу, отцепляясь от Дэрила, не желающего смотреть на стриптизёршу; наклоняется, присвистывая. Мэрлу нравятся откровенные движения, зажигающие шальные помыслы; его влекут обнажённые женские тела и дикие танцы на шестах, исполненные со страстью и силой, особенно, когда сексуальная до чёртиков цаца, закидывая стройную ногу на холодный металл, выгибает спину, крепко держась рукой, демонстрируя во всей красе себя. Взгляд наполняется похотливым желанием, смешанным с вязкой мутью алкоголя. Все эти танцы и люди не нравятся Дэрилу; невероятно раздражает и похабный Мэрл, с его выходками и чертовщиной в оставшихся дохлых мозгах. Свались же со стула, чёртов сукин сын, и заткни свой гнилой рот. — Я должен с ней трахнуться. Какие ножки, Дэрил, давай же, не упусти момент, смотри. Сукин сын, любящий алкоголь и шлюх, притянул в муторное место, привычно взяв на слабо. Дэрил ненавидит громкую музыку, срывающуюся на шумы, терпеть не может мужские похабные выкрики, но Мэрл считает иначе, вынуждая и склоняя к своей точке зрения, забывая о возможности наличия иного мнения. Танцовщица изгибается на шесте, поражая гибкостью и силой стройного тела; пошлые движения не вызывают никаких эмоций, но мозги Мэрла, утопленные в алкоголе и его парах, взбудораживаются; остальные, совсем другие – более тонкие и одетые — ходят по залу, периодически захватывая жадный взгляд очередного пустоголового идиота. Дэрилу совсем не нравится публика – скопление выпивших и накуренных мужиков, — вызывающая отвращение и раздражение. Дэрил недоверчиво поглядывает на Мэрла, увлечённого наблюдением за одной из тех, кто ходит по залу. Он отворачивается, пытаясь отвлечься от шумной реальности, заглушив её своими мыслями, и недовольно передёргивает плечами, когда брат наклоняется: — Братишка, не кисни. Лови момент. — Заткнись и смотри, — бурчит, надеясь, что брат не расслышал. Дэрил порывается уйти, но осознаёт, что Мэрл, херов извращенец, не даст. Но и слушать его пустой трёп, выводящий из себя глупостью, уже нет сил. Музыка — херов шум — позволяет немного оградиться от брата. Он опрокидывает в себя рюмку какой-то дряни, заказанную заботливым Мэрлом. — Эй, братишка, смотри-ка, кажется, на тебя положила глаз эта красавица, — Мэрл наклоняется к самому уху — музыка стала громче, и желания орать нет, — бескультурно указывая пальцем. — Только руки не распускай. Он прекрасно знает это всё сам, но огрызаться не хочется. Танцовщица приближалась к Дэрилу, раскачивая бёдрами; танец поражал грацией и пластикой, почти что нереальной плавностью переходов; сила чувствовалась в теле женщины, в каждом её движении и мимолётном жесте. Мэрл опять присвистнул, заставив поморщиться. Танцовщица подошла ближе к Дэрилу, утягивая за собой жадные взгляды, полные первобытного дикого голода; она была вся в мерзкой липкости этих взглядов, утопала в них, но упорно продолжала идти, стараясь не обращать внимания. Пройди мимо, давай же. Он сосредотачивает своё внимание на пустой рюмке и цветных тусклых бликах, играющих скрытую игру на прозрачном стекле; танцовщица проходит мимо, сопровождаемая пошлыми выкриками, едва различимыми из общего шума. Сообразительная, догадалась пройти. — Ссыкун, — хрипит на ухо Мэрл. — Докажи мне, что у тебя есть яйца и член в трусах, закажи приватный танец, трус. Хитрый оскал искривляет губы; он выглядит отвратительно мерзко, особенно в полумраке, придававшем ему сумасшедший оттенок хитрости и коварства, невыносимой дикости. Мэрл ржёт, закидывая голову. Поганое дерьмо издевательски протягивает деньги; Дэрил раздражённо отмахивается, но брат, свернув купюры, запихивает в карман на его жилетке. — Отвали. Если так хочешь, сам заказывай. — Кидает деньги на стол. — Братишка у меня ссыкун без яиц, — ухмыляясь откровенно издеваясь, Мэрл забирает деньги, поднимается: — Закажу смочить глотку. Мэрл ушёл, присвистывая под нос. Внимание сосредоточено вновь на бликах от ярких вспышек, играющих собственный затейливый танец на различных поверхностях, меняющих резкость и чёткость. Дэрил ушёл в себя, когда брат, появившийся неожиданно, схватил за локоть и грубо дёрнул, заставляя подняться. — Вставай, хватит яйца высиживать, — хмыкает Мэрл. — Пошли. Дэрил скидывает его ладонь со своего предплечья, нервно дёргая рукой. — Куда тащишь? — Давай, иди за мной. — Хлопает по спине. — Не брыкайся, а то скручу. Фыркает, но идёт за Мэрлом, минуя танцовщиц, немыслимо изгибающих свои стройные тела, протискиваясь между хмельной толпой, проходя под колонками, разрывающими барабанные перепонки в клочья. Тяжёлая дверь пока только вызывает подозрения, плотным комом охватывающие солнечное сплетение; хмурый громила, стоящий рядом, подтверждает их. — Не рыпайся, братишка. Он и не собирался. Просто нет смысла позорно скрываться от неизбежного: Мэрл, проклятый мерзавец, добьётся своей цели, горящей ярким огнём предвкушения. Дэрил знает, что в комнате, около двери которой они оказались, уже сидит танцовщица, ожидающая клиентов, с нетерпеливостью разминающая мышцы. Мэрл даёт ему пройти первым в убогую комнату с обшарпанными стенами и скудной мебелью; стриптизёрша сидит на кресле с мерзко-лиловой драпировкой, отливающей тёмно-алым в приглушённом освещении, дожидаясь терпеливо клиентов. — Малой, я тут для тебя распинался, заказывал тёлочку симпатичную, а ты корчишь рожу, — Мэрл, хрипло причитая, двинулся к бутылке спиртного, запримеченной моментально. Танцовщица поднимается. Приглушённое освещение играет тусклыми бликами на её тёмных волосах, незамысловатой одежде; она включает музыку — медленную и плавно текущую, расслабляющую и одновременно будоражащую затаённые части сознания. Мэрл располагается на диване, вальяжно откинувшись, Дэрил садится рядом. Вопросов не бывает — танцовщица начинает танец, прислушиваясь к ритму музыки и такту своего тела, к движениям каждого сустава и мышцы, чувствует каждое тянущееся сухожилие; одежда падает на пол — раззадоривает, разжигая дикую искру, изгибается ломано и одновременно плавно. Дэрил нервно ведёт головой, отводит взгляд, не смотря на красоту изгибающегося тела. Сердце непроизвольно ускоряет ритм, тяжело бухая под крепкой костяной защитой; он медленно выдыхает, избавляясь от противно щекочущего ноздри запаха алкоголя и пота, почти въевшегося за время пребывания в мерзком месте. Взгляд цепляется за Мэрла — он чувствует себя комфортно, ему всё равно на дрожащий от херовых басов пол, на тошнотворный запах дешёвого спирта. Он наблюдает с жадностью, цепким взглядом ловя каждое движение. — И сколько это будет продолжаться? — Дэрилу уже давно хочется свалить из душной комнаты. — Уже штаны жмут? — оскаливается Мэрл. Дэрил хочет вмазать по самодовольной роже, услышать хруст выбитых зубов и вывихнутой челюсти, но сдерживается, осаживая свой пыл, загоняя мысли об избиении вглубь черепа, в самые старые и запылённые места, где все сильные эмоции моментально обрастают старинной паутиной холода и безэмоциональности. — Я устал от этого места. — Произносит на выдохе. Музыка в комнате стала громче и быстрее, противно давя на извилины мозга, едва-едва переносящие весь этот невнятный для уха шум — колонки и в этом месте подводили, издавая немыслимые хрипы и шипение. Одежда разбросана на полу и поджигает запретный тлеющий уголь инстинктов, вспыхивающий в полымя разврата. Нервы срываются окончательно — Дэрил резко подрывается, вызывая у брата самодовольную улыбку. — Сворачивайся, красотка, — Мэрл вскидывает руки в остановочном жесте, — мы довольны танцем. Чёртов сукин сын просто издевался, в очередной раз следуя, как он считал, правильной линии воспитания, преподнося все неприятные уроки. Горечь досады скапливается острыми словами на языке. Дэрил посмотрел на танцовщицу, оставшуюся в элегантном нижнем белье. Она не обращает внимания на него, ей всё равно — главное продержаться в танце грёбанное время, за которое клиенты выложили деньги. Дальше находиться в дерьмовом месте нет сил — духота душит, заставляя обливаться потом; накалившаяся атмосфера вселяет чувство неправильности и липкой порочности, топящей стрип-клуб густой жижей. Мэрл поднимается, потягивая затёкшие мышцы. Прекрасный танец, выполненный красивой женщиной порадовал и развлёк, расслабив напряжённые до предела нервы; дешёвое пойло лишь создавало эффект облегчения — он прекрасно знал, что наутро сотни раз проклянёт херового поставщика низкосортной дряни и свою же голову. Дэрил смотался за дверь. Слюнтяй. Танцовщица стала собирать свои вещи, не обращая на уходящего Мэрла никакого внимания — работа сделана и можно перевести дух. Дэрил сидел на ступеньках, ведущих в грёбанные комнаты для посетителей. Нервы пошаливали, заставляя вздрогнуть от тяжёлого хлопка по спине. Мэрл выперся и теперь усаживался рядом, удовлетворённо скалясь. — Я с тобой в стрип-клуб не пойду больше никогда, сукин сын, — Дэрил злобно смотрит на веселящегося брата. Вставая, Мэрл лишь хмыкнул. — Всё, пошли от этих сучек, фригидная Дэрилина. Тяжёлая дверь служит хорошим шумоизоляционным барьером — хреновую музыку, ощущаемую только вибрацией пола, почти неслышно. Возвращение в просторный зал со столиками и шестами заставляет раздражение сжаться тугим узлом, напрягая нервы. Бросив последний взгляд на танцовщицу, крутящуюся вокруг пьяного борова, Дэрил, выцепив взглядом знакомую спину, постарался быстрее уйти от мерзкого запаха спиртных напитков. Шум музыки давил на мозг ужасным шипением и непонятными за громкостью мотивами. С этого места, чёрт возьми, неимоверно приятно убраться; звуки, приглушённые серыми стенами без облицовки, раздражают.