Проклятый дождь.

Пэнни уже где-то за тридцать — возраст, в котором наивные голубоглазые девочки меняют улыбку на оскал, эмоцию на маску, а сердце — на бесчувственный кусок плоти, только и способный, что перекачивать кровь. Возраст, в котором ее ровесницы улыбаются скорее по привычке, бросают свои глупые детские и подростковые увлечения, находят хорошую работу и обзаводятся мужьями. Пэнни за тридцать, она носит одну и ту же растянутую, когда-то нежно-голубую, как ее глаза, толстовку, затертые джинсы и бесконечную любовь где-то внутри себя. Пэнни частенько нечего есть, поэтому она кажется еще миниатюрнее, чем всегда была — низенькая, тощая и чертовски усталая, девчонка, которая все еще верит, что сможет изменить мир. Пэнни днями пропадает в благотворительных организациях. Помощь инвалидам, пожилым, неизлечимо больным, сиротам. Защита животных. Движение за права женщин. Социальная помощь малоимущим. Она устает считать все фонды, конторы и сборища, где побывала за последние только пять лет, и они просто сливаются в бесконечную пеструю массу из чьих-то уставших лиц, натянутых улыбок, хриплого мата и жалобного скулежа. Маленькая девочка в растянутой синей толстовке плачет по ночам — не от безденежья, а от того, что все это помнит, и в груди отчего-то ломит, тянет, скребется, словно ее огромное сердце рвет грудную клетку. Маленькая девочка хочет помочь всем сразу, хочет иметь волшебную палочку, чтобы взмахнуть ей — и сделать все хорошо. Пэнни больше не верит в чудеса, но с упорством продолжает верить в себя. *** Нэнси никогда не думала, что она выйдет замуж за самого удачливого бизнесмена штата, но уж тем более он не предполагала, что им окажется ее бывший одноклассник. Артур, казалось, остался неизменным, только вытянулся, похудел и вместо серого котенка приобрел огромную черную борзую. Артур никогда не смеялся, разговаривал исключительно о работе и больше всего на свете любил удачные сделки. Нэнси это устраивало. Она никогда не желала становиться домохозяйкой, целиком и полностью посвятив себя карьере. Баскетбол, старая и глупая детская мечта, была с презрением отброшена в сторону, смята, как клочок ненужной бумаги. Нэнси выросла. Выросла, выпрямила непослушные волосы, которые отныне собирала только в пучок на макушке, обзавелась собственным бизнесом, очками в дорогой оправе и потрясающими костюмами. Примерно так и произошла их встреча, двух разных концов одной и той же бесконечной линии. Ни Нэнси, ни Артур никогда не говорили друг другу слов любви. Сердце Артура было занято прибылью, сердце Нэнси — карьерой, работой, самоотдачей, восхищением со стороны коллег. Расчетливый ум обоих позволил им оценить друг друга и сделать правильный выбор. Гордость заставила их потратить три года на конкуренцию. Зато теперь они шли рука об руку, генеральный директор и его заместитель, живое воплощение всех мотивирующих плакатов для безалаберных ротозеев, мечтающих загребать огромные деньги и командовать людьми. Нэнси по ночам подходила к окну и смотрела на желтую-желтую луну, курила тонкую сигарету и молча смотрела в стеклянную темноту. Нэнси разучилась спать больше пяти часов в сутки, искренне смеяться, проявлять доброту. Нэнси разучилась быть. *** Они встретились случайно, вечером, под проливным дождем, который приходил всегда в одно и то же время, так же, как скучающий житель маленького городка каждый день в одно и то же время совершает прогулку по площади, заливал карандашно-серые улицы, сшивал небо облаками и выпивал краски. Нэнси вышла из машины, открывая зонт, поморщилась, на секунду ослепнув от ярко-желтого фонаря, ударившего ее светом прямо в лицо. Пэнни натянула на голову капюшон толстовки, опуская голову, чтобы воспаленные глаза не залило водой, перехватила стакан с горьким кофе так, чтобы его картонные стенки не размокли от дождя. Нэнси обернулась и сделала шаг в сторону, чтобы отвернуться от света. Пэнни не остановилась, не заметив неожиданно возникшее на пути препятствие. В последний момент обе замерли, не доведя до конца столкновение, оборвавшись на самом-самом конце завязки. Пэнни пробормотала «извините», Нэнси презрительно фыркнула и хотела было уже отойти, но тут светловолосая девчонка в голубой толстовке подняла голову. Взгляд наивно-голубых глаз заставил Фрэнсис вздрогнуть — она узнала бы его, наверное, даже если бы забыла все. — Пэнни, — имя вырвалось наружу с трудом, полузабытое, полустертое в рутинной беготне, поблекшее, как память о детстве. — Пэнни Грант? — Да, вы… — Пэнни смешно сощурилась, протерла глаза насквозь мокрым рукавом и вдруг словно бы поникла, осела, увяла, как цветок, не получивший воды. — Нэнси? … Ни объятий, ни приветствий, ни встреч. Нэнси протягивает зонт, но Пэнни делает шаг назад, не желая принимать эту помощь, и они уходят в какую-то арку, решив, что это лучший компромисс. Они молчат. Нэнси отчаянно хочется закурить, но она не хочет видеть глаза Пэнни полными отвращения. Пэнни смотрит на эту прилизанную, хорошо одетую даму и не узнает в ней кудрявую и заносчивую Нэнси Фрэнсис. Не узнает ни девочку из начальных классов, ни подростка с неумело нанесенным на лицо тональным кремом, ни выпускницу. Зато она узнает в ней Нэнси, которая, перебрав на выпускном, призналась ей в любви. Узнает по пустым глазам, по неловкому молчанию, по запаху табака и отчаянию, от которого буквально дрожит воздух. Они молчат, потому что не знают, что сказать. Пэнни чувствует, как под ребрами что-то гнется с противным скрежетом. Нэнси не чувствует ничего, кроме какой-то слабой волны меланхолии. Нэнси все-таки закуривает. Пэнни не реагирует на это, она отхлебывает из картонного стакана совсем остывший кофе и смотрит на капли дождя, которые чертят их лица в отражениях на асфальте. «Что ты теперь? — Волонтер. — Нужны деньги? - Нет. — Я же вижу. — Нет». «А ты? — Бизнес. — Успешно? — Блестяще. » Это все, что они говорят друг другу. Нэнси докуривает и ждет только, когда же закончится проклятый дождь. Ей хочется, чертовски хочется обнять эту глупую, добрую, любящую этот прогнивший мир идиотку, целовать ее бледное и худое лицо, посадить в машину и увезти собой. Заточить в клетке. Ей хочется вернуть время вспять, туда, когда они еще были детьми, когда Нэнси, уже тогда влюбленная, но еще свободная, подражала старшим, играла в баскетбол, когда она просила еще не любви — дружбы, когда все казалось простым, размытым и двумерным. Пэнни хочется уйти, чтобы только не видеть этих обвиняющих глаз, этой тоски, облеченной в человеческую форму, этого немого, злого крика — «Все из-за тебя!», этой усталости и просьбы. Просьбы — хоть сейчас — полюбить, сделать нужной, вернуть жизни запахи и вкусы, вернуть сон по ночам. Они молчат не потому что понимают друг друга. Между ними пропасть глубиною в вечность, шириною в детские обиды и старое непонимание — хоть кричи, хоть срывай голос, тебя не услышат. Они стоят вместе, Нэнси упрямо отводит глаза, а Пэнни вдыхает запах дорогих духов, от которого у нее начинает кружиться, крошиться голова. А дождь все никак не заканчивается.