Не просыпайся.

      — Если бы я только мог...       — Никто не может, Кёнсу.       На глаза маленького мальчика навернулись слезы, и он сжал кулачки, до боли возмущенный всей этой несправедливостью. И почему только такие лучезарные и светлые люди, как Чанёль, вынуждены покидать этот мир, в то время как войны, гниль и разрушения правят повсюду. Это нечестно! Кёнсу вырывается из слишком уж душащих объятий матери, стремительно проносится мимо потерявшей лицо миссис Пак, и чуть ли не летит вверх по лестнице, пропуская ступени сразу по две. Его уже не останавливают, они все просто перестали бороться, а это злит мальчика еще больше. Они смогли смириться с происходящим!       Дверь в комнату Чанёля слегка приоткрыта, но из-за нее не раздается ни звука. Солнечный свет совсем перестал проникать внутрь - родители Пака посчитали, что ему так будет спокойнее. Но разве человеку, что и сам является Светом, может быть легче в темноте? Помявшись на пороге, Су не выдержал и шагнул в комнату, тут же направляясь к окну и раздвигая шторы. Рыжеволосый парень лежал на кровати, закрыв глаза, и при первом взгляде на него, Су чуть было не подумал, что он мертв... Но нет! Жизнь все еще теплилась в нем, пусть и совсем блеклая, как маленький огонек в огромном камине.       Как только лучи утреннего солнца озарили постель, губы Пака дрогнули в легкой улыбке, но совсем не такой, как пару месяцев назад. За ту улыбку Кёнсу готов был продать душу... Впрочем, сейчас он даже за легкий отблеск радости на лице Чанёля готов отдать всю свою жизнь без остатка.       — Так намного лучше, — тихим и хриплым голосом произнес Ёль, приоткрыв глаза. В эту минуту его болезнь словно бы отступила на мгновенье... Увы, лишь на мгновенье. Чанёль снова закашлялся, поворачиваясь на бок и свешивая голову с кровати. На полу появилось несколько кровавых пятен — от постоянного кашля горло Пака уже раздирало изнутри. Он не хотел, чтобы Кёнсу это видел, но тот уходить не собирался, напротив, присаживаясь рядом с ним и тихонько поглаживая того по спине. Су стал нашептывать какие-то глупости, давил в себе вновь и вновь готовые вырваться наружу рыдания и ободряюще улыбался Чанёлю.       — Все хорошо. Ты еще сможешь вылечиться... — на этих словах голос предательски дрогнул, разрушая всю браваду мальчишки. Ему ведь всего двенадцать. Уже не в силах сдержаться Кёнсу почти завыл от обиды и негодования. Почему Чанёль?! Он был еще молод, строил столько планов на спасение всего мира, на то, чтобы дарить мир и добро. Он верил в людей, что было важно. Чанёль еще даже несовершеннолетний. Разве в таком возрасте должны погибать?!       — Кёнсу... Кённи... Ты можешь спасти меня, — после затяжной паузы вдруг произнес Пак.       — Что? О чем ты говоришь? — Мальчик сразу же вытер непрошеные слезы, поднимая взгляд на Чанёля, своего единственного друга, наставника и примера для подражания.       — Просто, - очередной приступ кашля, — не просыпайся.       — Я не совсем понимаю.       — Закрой дверь.       До повиновался, мелкими шажками добираясь до двери. Только после того, как он закрыл замок с четвертой попытки, Су осознал, насколько сильно дрожат у него руки.       — Хорошо, — Ёль кивнул, закрывая глаза на пару секунд, чтобы набраться сил на дальнейший разговор, — а теперь иди сюда.       Приподняв край одеяла, Пак отодвинулся ближе к стене, приглашая мальчика к себе. С секунду помедлив, Су вдруг задумался, почему никто не пытается разлучить их на этот раз, но отбросил подобные мысли, решив просто ловить момент. Возможно, последний.       В руках Чанёля было жарко, но Кёнсу не жаловался, стараясь как можно подробнее запомнить этот момент. Часы на прикроватной тумбочке замерли, видимо, сломались, и вместе с этим Пак опять заговорил.       — Просто закрой глаза и не просыпайся. Представь поляну, где только мы вдвоем, и никто больше не помешает нам. Я буду играть на гитаре и плести для тебя венки, потому что с ними ты становишься очень милым. Представь...       В голове мальчика, как наяву, ожила картина, которую описал Чанёль. Вот он сидит на траве, связывая мелкие веревочки, чтобы из них вышел браслетик, а венок желтых пышных одуванчиков украшает его голову. А вот и Ёль, перебирающий струны гитары, нежно, словно лаская тело любовницы... Это было регги. Мелодия наполняла тело мальчика энергией и светом, а сам он с безмолвным восторгом наблюдал за тем, как теплый ветер развевает длинные, с вплетенными в них лентами и бусинами, волосы Пака. А тот вдруг поднял голову, встретился взглядом с Кёнсу и улыбнулся своей самой лучезарной улыбкой, которую когда-либо видел Су.       — Не просыпайся...       — Никогда, — покачал головой Кёнсу, поняв, что за этот взгляд и улыбку он все-таки продал свою душу. Без тени сожалений.

***

Монотонный звук раз за разом проникал в тишину больничной палаты. Пип... Пип... Их было тут трое: женщина, абсолютно бледная, с опухшими от слез глазами; маленькая девочка, сидевшая молча на стульчике около кровати и поджимая свои пухленькие губки; и он, тот, из-за кого это и происходит. Мальчик, подключенный к аппарату ИВЛ.       — Миссис До, — в палату заглянул врач, — Ваш сын находится у нас уже полгода... Мы и раньше уже говорили о том, что активно прогрессирующее расстройство личности и тяжелая травма, что он перенес, вряд ли оставят ему шансы... Кхм, поэтому, было бы разумно с Вашей стороны...       — Нет! Я не хочу ничего слышать! — Голос женщины срывался на крик, а после та снова опустилась на диван, беспомощно зарыдав. Ее маленький Су... Она все еще не теряла надежды, что однажды он придет в себя, снова взглянет на нее. Она не могла отключить его от всех этих аппаратов, искусственно поддерживающих жизнь в нем, хотя вера в лучшее уже покидала ее с каждым днем.       Девочка, сидевшая до этого у кровати своего старшего брата, подошла к дивану, обняв женщину.       — Не плачь больше, мама. Он сейчас там, с ним. И он в безопасности.       — Он с кем?       — Со Светом. В поле с одуванчиками... — малышка приложила ладонь к своему лбу, — но он больше не проснется, ма. Я это точно знаю. И как ни странно, девочка улыбалась. Она тоже знала, кто такой Чанёль.