Мечта

Принц отчаянно пытался с ней заигрывать. Катрин это не злило и не льстило — ей было противно. Противно видеть эту долговязую, жилистую фигуру, неуклюже устроившуюся на низком монастырском стуле, это лицо, испорченное следами оспы. Ее тошнило даже от прыгающего голоса Франсуа: он говорил шепотом, и его речи напоминали Катрин пение лягушек из тулузских болот. Не в первый раз она оценила удобство мешковатой рясы: и раздраженная ухмылка, и передергивающиеся плечи, еще более красноречивые в своей кривизне, были надежно укрыты от посторонних глаз. Маленьких, злых глаз недоделанного принца. — Не думайте, герцогиня, что я очень приземленный человек, — доверительно проквакал Франсуа и в очередной раз перебрал в руках крупные четки. Катрин, безвылазно сидящая в монастыре третий день и только и слышащая, что стук костяных бусин да бормотание, чуть не подскочила отобрать их. — Мирские блага меня мало интересуют. Я готов спать на мхе, одеваться в рубище и есть простую похлебку. — И что же вам надо взамен всех этих жертв? — скучающе поинтересовалась Катрин, тупо следя из-под капюшона за струями воды, бегущими по стеклу окна. Снаружи так лило, что новоприбывших лигистов пришлось пустить на кухню обсыхать. Франсуа шумно и так натужно вздохнул, что Катрин и не подумала поверить в этот вздох. Чтобы верить принцу Анжуйском, вообще нужно было быть дурочкой. За герцогиней де Монпансье такого не водилось. — Выполнить волю Лиги и осчастливить французов, пожалуй. Если бы Катрин сбросила монашеский клобук, Франсуа наверняка испугался бы. Ее губы приоткрылись так причудливо, что обнажили зубы до самых клыков. Дрянная фальшь, тщеславие, трусость, глупость — все в принце было ей в это мгновение отвратительно. Выполнить волю Лиги! Знали бы Анри с Луи, на что надеется заносчивый недомерок, — смеялись бы до колик. У Катрин же появилось ощущение, что она вступила в лужу утренних помоев. — Такой ответ порядочен, — с трудом выговорила она, впиваясь ногтями в свои ладони — все равно их не было видно. — Думаю, он понравится и брату герцогу. Наклонив голову, будто благодаря за похвалу, Франсуа ненадолго оставил ее в покое: до этого он упорно прожигал взглядом рясу Катрин, словно силясь различить абрис ее тела. Едва заметив это в первую их встречу, она зевнула и лениво подумала — скольких ему удалось уложить в постель? Анри ставил на десяток, Шарль не давал и пяти. Луи фыркнул и промолчал — с ним-то Катрин и была согласна. Бурбон, дорогой супруг, тоже только и умел жадно смотреть на нее — хоть одетую с головы до ног, хоть голую, как висельница. Ему, впрочем, недолго оставалось скорбеть во прахе — герой Жарнака, как с умилением называла его Катрин, ибо имя Бурбона было ей противно, постоянно болел и ныл. Но ему почти исполнилось шестьдесят, а Франсуа казался еще большим юнцом, чем был на деле. Позор для королевы-матери — какие ничтожества продолжают ее дела и дела короля Карла… Мысль о Генрихе подожгла Катрин, как искра — сухую корпию. Анри всегда говорил, что Карл IX представлял собой хоть что-то, Франсуа Анжуйский пытался представлять половину Карла, а Генрих III считал себя значительным чем-то, будучи ничем. Корона явно слишком тяготила его пустую голову, пусть и была всего лишь безделушкой из дутого золота и пыльного бархата. Ту же корону, что Гизы приказали изготовить для себя, требовалось крепко держать, чтобы не уронить; Франсуа первым почувствует ее холодную тяжесть. А потом прелестные ножнички ювелирной работы коснутся волос Генриха, и Катрин наденет на него венец, совсем полый внутри. Тонзура немного придавит ему уши. — А вы? — оживился Франсуа, когда Катрин в нервном порыве встала со скамьи и закружила по келейке. — Вы — мечтательница? — Превеликая, — отозвалась Катрин, смыкая края длинных рукавов и втайне ломая под ними пальцы. — Но мои мечты очень опасны. — Чем рисковее мечты, тем достойнее они уважения, — воскликнул принц. — Посвятите же меня в них. Метнувшись, как тень, Катрин нависла над грубым столом, на жирном дереве которого плясали отблески каминного пламени, и сладким голосом протянула: — Хочу увидеть вашего брата здесь, в аббатстве Геновéфы Парижской.¹ Остриженного и в настоящем рубище. Думаете, никто не знает, что на процессии под рубашку он надевает шелковое белье? Не знает, что этот Шико, чертов Панталоне,² веселит его всю дорогу? Ненавижу притворщиков, ненавижу! Смятый ее тирадой, принц откинулся назад, словно Катрин выдыхала смрад или ядовитые газы. Инстинктивное движение выдавало в нем никчемнейшего труса на земле. Какие ничтожества!.. — С вашим благородным характером… — заикнулся он, но Катрин этого не выдержала и прервала его: — Пойдемте в зал, ваше высочество, думаю, уже пора. Наедине она ударила бы его, может быть, даже не раз. Ничтожный человек с ничтожными мечтами. Это был не более чем червяк, по недоразумению вползший в рясу лигиста. Встретив же в нефе Луи и кивнув ему, Катрин вспомнила главное: именно она имела власть над мечтами Франсуа Анжуйского. В ее силах было сделать так, чтобы они никогда не исполнились, и она тут же, у алтаря и склепа, поклялась в этом себе и Геновéфе. У парижской защитницы при жизни мечты были исключительно правильные.