Пепел и пыль

Когда спускаюсь на улицу, застаю Бена поднимающим Ваню на ноги. Тот, сильно зажмурившись, трёт затылок и что-то недовольно бормочет. — Что случилось? — спрашиваю, подходя ближе. Прикрываю шею, сдвинув капюшон ветровки на одну сторону. Они ведь меня прибьют, если узнают, что я снова поранилась. Или ещё чего хуже — пожалеют, что решили взять с собой. — Не знаю, — отвечает Ваня. Он выставляет перед собой руки, глаза не открывает. — Я сидел и искал очки в рюкзаке, потом резкая боль — и темнота. — Он очнулся-то только тогда, когда мы с Беном его окликнули, — подтверждает Нина. Она смотрит на меня с подозрением. — А ты где была в этот момент? — Я услышала шум в доме и решила проверить. — Почему вдвоём не пошли? Сказано же было: больше не делиться. — Нина недовольно качает головой. — Было глупо отпускать их одних, — продолжает она, оборачиваясь на Бена. — Почему на меня-то смотришь? — спрашивает он, всё ещё придерживая Ваню за руку. — Это не моя идея была. — Да, но это ты сказал, что с коротышкой не пойдёшь, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь, и что пусть она идёт с Ваней, ведь, раз уж они родственники, это их обязанность — терпеть друг друга. Бен жмёт плечами, вот только едва ли виновато. Я смотрю на Ваню. Похоже, запасные очки он всё-таки не взял. И теперь из-за меня ему придётся открыть глаза. Какой это уже раз по счёту? Наверное, тысячный. И снова, как и в предыдущие попытки стать наконец хорошим человеком и помочь кому-нибудь, всё заканчивается полным фиаско. Может стоит вернуться к старому доброму игнорированию проблем: своих — в частности, чужих — по определению? Поднимаю с земли Ванины очки. Трещина идёт только по одному стеклу, второе осталось целым. Быстро протираю стёкла о край майки и вкладываю очки в Ванину руку. Он надевает их, открывает глаза; один — коричневый, другой, за сломанным стеклом, горит ярко-оранжевым. Я качаю головой, Ваня снова зажмуривается. — В чём дело? — спрашивает Нина. Они с Беном, к счастью, ничего не заметили. — Что-то с его левым глазом, — говорю я. Соображать приходится быстро. — Сильно покраснел. У нас есть с собой какие-нибудь лекарства для этого? Ваня приоткрывает глаз, тот, который карий. — Чего? — Примочка нужна, — поясняю я. — Чтобы снять покраснение. На один глаз. Ваня, продолжая на меня таращиться, опускается к рюкзаку. Чтобы отвлечь Нину и Бена, мне приходится рассказать им о своём несостоявшемся нападении. Тогда они идут в дом: удостовериться, что монстр мёртв. — Что ты придумала? — спрашивает Ваня шёпотом. — Целое стекло ещё работает, а вот от второго уже нет никакого толку. Запасные же ты не нашёл? — Ваня отрицательно качает головой. — Ну вот. А рассказать правду всем, я так понимаю, ты ещё не готов. Ваня, поняв, к чему я веду, достаёт аптечку. Пока он открывает упаковку с полосками лейкопластыря, беру охлаждающий пакет, раздавливаю ампулу внутри него и прикладываю к Ваниному затылку. От моего прикосновения он замирает, как вкопанный. — И да, — говорю я, когда Ваня сам перехватывает пакет поудобнее. — Всё-таки мою голову тоже стоит обработать. Кажется, становится хуже. — А я говорил, — кивает Ваня. Когда мы заканчиваем с его глазом, Ваня даёт мне бинтовую салфетку, на которую предварительно наносит пасту зелёного цвета. — Так остановится процесс заражения, — поясняет он, когда я жалуюсь на раздражающий запах. — И это лучше, чем тот аромат, который сейчас источает твоя рана. — Я ничего не чувствую. — Поверь мне, оно и к лучшему. Первым знать о себе даёт Бен. Он выглядывает из окна, через которое на крышу пробралась Магдалена, и кричит нам: — Тут ещё один труп, только не феникс! Химера! Мужик какой-то! Ну и рожа у него, я вам скажу! Мгновение спустя открывается дверь. На пороге — Нина. — Это ты его грохнула? — спрашивает она у меня. — Нет. — Но это он хотел тебя грохнуть? — Да. — И всё равно грохнула его не ты? — Ага. Нина подходит ко мне, несколько секунд смотрит точно в глаза, будто проверяет, правду ли я сказала. Затем оборачивается на дом: — Бен? Тишину сотрясает топот. Из оставленной открытой двери видно, как Бен бегом спускается по лестнице. — Там, это, — выходит наружу, останавливается и складывает указательные пальцы так, что получается крест, — кажись, Магдалена была. У химеры в груди крестовая дыра. — Это её фирменная отметка, что ли? — интересуюсь я. — Вроде того. Кинжал просто у неё особенный: четырёхгранный стилет. Последний в своём роде. У него в сплаве столько всего намешано, что если я начну перечислять, мы тут до заката сидеть будем. — И где она такой достала? — Украла у Дмитрия. — Что? Как? — Да прямо из-под носа! — восклицает Бен. — Вот смехотища-то, — говорит он, опустив взгляд на засовывающего свои вещи обратно в рюкзак Ваню. — Капитан и его сын — одноглазый пират. — Ага, обхохочешься, — ворчит Ваня в ответ. Он швыряет в Бена охлаждающим пакетом. Тот успевает уклониться, и пакет летит в болото под мостом. — Успокойтесь оба, — устало просит Нина. Я слежу за Ваней. В его рюкзаке все вещи не только плотно загерметизированы и разделены по назначению, но ещё и подписаны. Замечаю откатившийся в сторону красный рулон и поднимаю его с земли, чтобы передать Ване. — Это что, мусорные пакеты? — спрашиваю я. — Зачем? — На всякий случай, — отвечает Ваня. — Ты ещё много чего найдёшь в рюкзаке, — говорит Нина. — Он потому-то и такой тяжёлый, что туда складывается всё самое необходимое, плюс ещё ерунда «на всякий случай», вроде этих пакетов или швейного набора. — Я посмотрю на тебя, когда вдруг понадобится в экстренном порядке зашить рану, а под рукой будет всё, кроме иголок и ниток! — возмущённо произносит Ваня. — Но зачем он каждому из нас? Лежал бы у тебя, и дело с концом! — А если мы разделимся? Об этом ты не подумала? — Да я всё равно не умею зашивать эти чёртовы раны! — Вот поэтому я предварительно выложил свой швейный набор и заменил его на ещё один пакет конфет, — с довольной улыбкой сообщает Бен. Похоже, это радует только его одного. Ванин же глаз расширяется, а щёки краснеют от возмущения. — Без меня вы помрёте, — шипит Ваня, вставая. Тычет пальцем в каждого, даже в меня. — Все вы. Серьёзно. Вам стоит беречь меня. Пылинки сдувать. На руках носить, если придётся. Бен хохочет, не воспринимая слова Вани всерьёз. Между ними снова начинается перепалка, переходящая в рукоприкладство. Хочу разнять их, когда Нина хватает меня за локоть и слегка встряхивает. — Как думаешь, почему она тебя отпустила? — В смысле? — недоумеваю я. — Из-за Магдалены артефакты Единства, находящиеся в Старом мосте со времён подписания пакта, были переданы в другие миры на временное хранение до тех пор, пока Дмитрий не усовершенствует систему охраны нашего хранилища. Магдалена настолько жадная до наживы, что лишилась ноги, но пробралась туда и достала этот стилет. А тут она мало того, что спасла твою шкуру, так ещё и рюкзак не тронула. Это странно. — Возможно, у неё была цель получше, нежели походный рюкзак, набитый всякой ерундой, — отвечаю я. — Да и она предупредила, что в следующий раз себе такого не позволит. Нина кивает, надеюсь, удовлетворённая таким ответом. — Ты извини, — говорит Нина. — Просто я немного на взводе из-за всего происходящего. — А кто нет? — Да уж, — Нина оборачивается на парней. Те уже успокоились и теперь стоят на крохотном мостике, перекинутом через речку, и что-то разглядывают вдалеке. — Даже хорошо, что Магдалена была там, когда на тебя напала химера. Они могут быть очень опасны. Славно, что ты цела. — Это точно, — подтверждаю я, а сама, поправляя капюшон, незаметно провожу пальцами по шее и стираю все следы ранения о внутреннюю сторону ветровки. — Кстати, кто они? Жители ещё одного мира? — Эй! — кричит Бен, не давая Нине шанса ответить мне. — Вам нужно это видеть! Он машет рукой до тех пор, пока мы с Ниной не равняемся с ними. Объект, который вызвал у Бена такую реакцию, заметен сразу. Над следующим после моста домом идёт дождь. Точнее, только над ним. — Дайте угадаю, — говорю я. — Магия. — В яблочко, — подтверждает Бен. Переходим через мост, обходим дом и оказываемся со стороны чёрного входа. Тут, похоже, когда-то был небольшой садик. Теперь же одни лужи и сплошная грязь. — Ни у кого случайно в рюкзаке не завалялось пары резиновых сапог? — спрашивает Бен. Нина бьёт его кулаком в плечо. Прежде чем он отвечает ей, она шипит, приложив указательный палец к губам. Нам стоило быть тише ещё на том берегу, до всех перепалок и споров. Теперь я уже не уверена, что мы до сих пор не замечены. Но ребята продолжают на это рассчитывать, а я не хочу всё портить, поэтому молчу. И только тихо мокну. По крайней мере, в этот раз достаётся не мне одной. Крайнее к двери окошко оказывается распахнутым настежь. Светло-голубые занавески разлетаются во все стороны от поднимаемого дождём ветра и даже умудряются ударить по лицу Ваню, который встаёт рядом с окном. Прижимаюсь спиной к каменной стене. Прислушиваюсь. Внутри кто-то общается между собой, и голоса определённо принадлежат девушкам. Они говорят приглушённо, и тут два варианта: либо они поняли, что мы караулим их снаружи, либо это их слепая мера предосторожности. Возможно, по округе бродит ещё кто-то? Бен отцепляет от рюкзака арбалет. Раньше, чем он достаёт стрелы, Нина хватает его за кисть. — Погоди, — произносит она. Беглая улыбка на мгновение растягивает её губы. — Что? — спрашивает Ваня. — Кажется, я знаю, кто это. Она уже не прячется, выпрямляясь во весь рост. Зачем-то распускает волосы, собранные в хвост, и быстро взбивает их у корней. Мы с парнями переглядываемся. Не я одна удивлена резкой смене настроения у Нины. Она подходит к двери и стучится раньше, чем мы соображаем. Голоса стихают. — Открывайте, — громко произносит Нина. — Кто это? — доносится в ответ. — Вы же уже знаете, кто. Не сразу, и всё-таки металлическая дверь со скрипом распахивается. Но на пороге никого нет. — Ты чего тут делаешь? — вопрос из дома звучит уже далеко не полушёпотом. — Это так ты встречаешь старую подругу? — ухмыляется Нина. — Подругу? Ты себя ни с кем не спутала? Нина рукой показывает нам, что можно выходить. Мы собираемся за её спиной, и я вижу в доме двух девушек: миловидные блондинки, вполне похожие на обычных людей. И они бы наверняка не вызвали во мне никакой бурной реакции, если бы одна из них не контролировала с помощью лёгких движений кистью сковороду, парящую в воздухе, и они не были бы идентичными близняшками. — Мне казалось, мы расстались друзьями, — говорит Нина, проходя в дом. Она снимает рюкзак и куртку и кидает их на диван в гостиной зоне. Сама же присаживается на табурет. Скрещивает руки на груди, осматривает блондинок. На одной из них, той, у которой волосы чуть ярче отливают золотом, её взгляд задерживается немногим дольше. — Хватит на меня так смотреть, — говорит она. Дёргает сестру за рукав, и та прекращает свои манипуляции со сковородой. Кухонный атрибут падает аккурат на пол, поднимая звон при соприкосновении с каменным покрытием. — А я знаю, кто это, — шепчет Бен. Он закусывает палец в попытке скрыть коварную улыбку. — Черкасовы. Та, что с говорит с Ниной — Соня. Вторую звать Лиза. — Между Ниной и Соней что-то было? — спрашиваю я. — Ага. — И что же произошло? — Она не сказала мне, что является защитником, — за Бена отвечает Соня. Следуя примеру Нины, мы тоже проходим в дом, закрывая за собой дверь и оставляя дождь снаружи. Повисает пауза, наполненная электрическим напряжением. — Ты была со мной в той же мере честна, — наконец говорит Нина. — Скрывая тот факт, что училась в Академии. — Да что в этом такого-то?! Соня вскидывает руки над головой, словно хочет получить ответ на свой вопрос откуда-то с небес. Затем касается щёк, проводит пальцами по шее, разминая мышцы. Я понимаю: снова вернуться к обсуждению этой темы Соня явно была не готова. — Слав? — внезапно, кажется, для всех присутствующих, Нина зовёт меня. — А? — я немного растеряна. — Как бы ты назвала людей, которые без лишних проблем поступают на бюджет в лучший универ страны, там сдают все сессии на «отлично» и заканчивают учёбу с красным дипломом? Вопрос ставит врасплох ещё больше, чем сам факт её ко мне обращения. Не до конца понимая, какого именно ответа от меня ждёт Нина, я выдаю первое, что приходит в голову: — Гении? — Именно! — Нина щёлкает пальцами. Переводит взгляд на Соню. — Чёртовы, мать его, гении! Ты девять лет училась в Академии! — Нина выплёвывает предложения с уверенностью, что они больно ударят по оппоненту. — Ты жила среди сильнейших магов ныне живущих поколений и всех существующих ковенов! Соня фыркает. Я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке и уже почти решаю предложить Ване и Бену перейти в гостиную, когда Соня, опережая меня, произносит на выдохе: — И что ты хотела? Чтобы на первом свидании между описанием моей любимой книги и рецензией на последний просмотренный фильм, я сказала: «О, и, кстати: я квалифицированная ведьма, закончившая Академию экстерном и даже преподававшая в ней же последние два года»? — Да! — Нина хлопает в ладоши. — Так было бы идеально! Соня выпячивает челюсть, Нина улыбается одними губами. Но её глаза. Знаю этот взгляд. Сожаление. Не о сказанном сейчас, а о сделанном когда-то давно. — Вы не виделись чуть меньше полугода, — произносит Лиза, второй близнец. — Раньше встречали друг друга объятьями, а теперь, того и гляди, в глотки вцепитесь. — Она наклоняется, поднимает сковородку. — Простите за это, просто мы не ждали гостей. — Вы сами-то какими здесь судьбами? — спрашивает Бен. — Мы приехали навестить друга. — Да, а застали гору трупов. — И от Нейта ни следа… — Остаётся только надеяться, что он успел сбежать, когда всё началось. Едва замолкает Лиза, как начинает говорить Соня, и наоборот. За этим интересно наблюдать. Я сразу вспоминаю о Дане. Мы с ним близки, и, в какой-то мере, возможно, даже ближе, чем, считается, относятся друг к другу сводные брат и сестра. И всё же такие фокусы нам недоступны. Видимо, кровная связь сильнее любой ментальной. — Мы тоже пришли сюда не просто так. — Нина встаёт со стула. — Наши ребята пропали. Они отправились в столицу и не вернулись в срок. — Как и моя подруга, — я выхожу вперёд. — Она тоже ведьма. Лия Вебер. Возможно, вы её знаете? Соня и Лиза переглядываются. — Мы с другими ведьмами и ведьмаками мало общаемся, — отвечает Лиза. Я киваю головой, поджимаю губы. Шансы найти Лию живой с каждым новым часом, с каждым услышанным от других словом и с каждым принятым нами решением всё ближе стремятся к нулю. Не хочу думать о том, что уже в эту секунду она может делать свой последний вздох. — Вы здесь видели кого-нибудь живого? — спрашивает Ваня. Соня отрицательно качает головой. — А вот нам повезло больше, — говорю я. Быстро касаюсь шеи. — Кстати, может мне кто-нибудь уже объяснить, кто такие химеры и почему у вас всех так вытягиваются лица, когда о них заходит разговор? Ребята переглядываются. Короткую паузу нарушает Соня: — Давайте присядем, — она кивает на диван в гостиной. — Перекусим и заодно обменяемся имеющейся информацией. На том и сходимся. Выбираем из припасов, что собраны в рюкзаке, крекеры, конфеты, плавленный сыр и фруктовый джем — то, что не нужно готовить. Соня ставит в кухне чайник. За ней, под предлогом помощи, идёт Нина, а я, Бен, Ваня и Лиза размещаемся на диване и принесённых табуретах. — Это Ваня, — представляет Бен. Видимо, сам он знаком с сёстрами не только со слов Нины. — А это коротышка. — Меня зовут Слава. — Лиза, — кивком отвечает блондинка. Её взгляд останавливается на Ванином лице. — Что с тобой случилось? Тебе, может, помочь с этим? Дело пяти секунд. Прежде чем ответить, Ваня быстро сверкает взглядом в мою сторону. — Нет, спасибо. Это для меня вроде как урок. — Какой? — Не доверять всем подряд свои тайны. Приличный такой удар под дых. От возмущения я открываю рот, но ничего не говорю, лишь набираю в лёгкие побольше воздуха. Часть меня понимает, что это заслужено, но другая, та, которой я не очень горжусь, напоминает: я предотвратила его падение в озеро, подставив под удар собственную голову! Как ему вообще совесть позволяет так говорить? Соня приносит чайник и поднос с кружками, и мы принимаемся за еду. Я почти не ощущаю вкуса крекеров, отличаю лишь только солоноватость одного от сыра и сладость другого от яблочного джема. У Бена зато такой проблемы вообще нет, и спустя пару минут, как мы начали пить чай в тишине, он откидывается на спинку дивана, сжимая в кулаке пустую упаковку от крекеров. Ваня, так и не притронувшись к еде и лишь сжимая в пальцах кружку с дымящимся чаем, начинает: — История химер корнями уходит в то время, когда Старый мост ещё не был таким большим городом, назывался Дубровом и был разделён на Центральную часть и Правобережье, обе из которых были заселены, с той только разницей, что вторая часть была отдана гостям из соседствующих миров. Там бы создан прототип колонии со специальными условиями, которые позволяли представителям других видов чувствовать себя как дома. Чтобы обычные люди не могли попасть на Правобережье, стражами была организована круглосуточная охрана моста. Так они и пришедших через призму фиксировали, и особо любопытных, желающих знать, что же там за мостом от них скрывают, отгоняли. Никто и подумать не мог, что угроза придёт не извне, а от собрата, рождённого, как и все после создания стражей, чтобы защищать союзничество, а не способствовать его разрушению. Внук Авеля, первого стража, в честь которого было названо писание, с помощью науки и магии много лет проводил опыты над представителями других миров. В основном, он занимался пересадкой: тканей, органов, конечностей. Христоф брал за основу оборотней как самый физически сильный и развитый вид и создавал из них химер. До сих пор неизвестно точное число жертв его экспериментов, но, говорят, химер, выпущенных создателем на свободу после того, как Авель обо всём узнал и пришёл за своим внуком, было больше полусотни. Именно из-за них первому стражу пришлось отрезать от основной части города ту, что находилась за мостом, где Христоф и держал их в заточении на ферме, принадлежащей его семье. А сами опыты производил в подвале аптеки, хозяйкой которой была к тому времени уже почившая Мария, его мать. Ваня замолкает, чтобы отхлебнуть из кружки. Я чувствую боль в ноге и понимаю, что до того погрузилась в рассказ Вани, что не заметила, как вцепилась себе ногтями в колено. — Авель эвакуировал оставшихся в живых жителей Правобережья и навёл на землю смертельную магию. Поэтому сейчас там только и стоят, что сгнившие остатки деревянных домов и старые каменные постройки. Ни деревьев, ни животных, ни каких-либо других форм жизни там нет и больше быть не может. — Но зачем Христоф создавал их? — спрашиваю я, едва Ваня снова делает паузу. — Теорий существует много: кто-то винит жажду до власти, кто-то списывает всё на психологическую травму, кто-то даже называет Христофа мессией, чьим предназначением было создание новой эволюционной ступени. Лично я считаю, что какими ни были его истинные причины, они не могут быть смягчающим обстоятельством к тому преступлению против природы, человечности и морали, которое Христоф совершил. Я до последнего не знаю, как мне реагировать на полученную информацию. Спрашивая о химерах, я ну никак не рассчитывала получить историю о сумасшедшем учёном и чём-то, что по последствиям напоминает геноцид. — Несмотря на то, что записи обо всех экспериментах Христофа были изъяты и спрятаны в штабной библиотеке, история увидела немало случаев подражания, — продолжает Ваня. Сейчас он буравит взглядом содержимое своей кружки. — Даже наше поколение стражей уже сталкивалось с химерами. — Ага, около полугода назад, — присоединяется Нина. — Правда, та химера была в таком ужасном состоянии, что умерла задолго до того, как мы её нашли. — Значит, вы думаете, что это очередной подражатель? — спрашиваю я. — Тогда уверенно вам заявляю, что в этот раз, кем бы он ни был, в своих экспериментах он добился успеха. Химера, напавшая на меня, невероятно сильная и совсем не выглядела больной. Едва я замолкаю, над домом раздаётся раскат грома. Вздрагивают все присутствующие, даже Бен, который от неожиданности ещё и пропускает пару ругательств. — Что это было? — спрашиваю я, и мой голос звучит испуганно. — Это наша вина, — отвечает Соня. — Когда мы нервничаем, такое часто случается. — Когда эти двое, — Лиза указывает на сестру и Нину, — расстались, у нас в квартире спальню снегом заносило недели две. Нина вопросительно приподнимает бровь. Затем внезапно встаёт, хватает куртку и рюкзак и говорит: — Нам пора выдвигаться. Не знаю, как вы, а я всё ещё планирую найти своих друзей живыми.

***

Я оборачиваюсь глянуть на поселение, когда его уже почти не различить на горизонте: небольшая чёрная точка на фоне всё того же розово-серого пейзажа. Глаза уже привыкли к подобным краскам, и теперь они не кажутся чем-то красивым или необычным. В какой-то момент я даже ловлю себя на мысли, что очень хочется сморгнуть эту серость, как пыль, попавшую в глаза. — Может, стоило попросить их о помощи? — говорю я. — Силы Сони и Лизы нам могли бы пригодиться. — Слишком рискованно, — отвечает Нина. Она обратно подвязывает волосы, в этот раз сооружая на макушке неаккуратный пучок. — Но мы-то туда идём. — А у нас работа такая, — отвечает Бен, демонстрируя мне ровный ряд белоснежных зубов. Не думаю, что эта улыбка искренняя. Я бы больше поверила, если бы он вытащил из рюкзака гранату, выдернул чеку и со словами: «Всё прекрасно!» уронил бы её себе под ноги. Хорошо, что индивидуальный комплект не предусматривает такого типа оружие. Или я чего-то не знаю? С мыслью о том, что во время следующего привала нужно обязательно проверить содержимое рюкзака, я догоняю ребят, которые успели уйти немного вперёд. А затем, нарушая шаг, вдруг падаю навзничь, подкошенная под колени мощным ударом чего-то невидимого. Бен распластался в полуметре от меня, и если я вытяну руку, то смогу коснуться его согнутого локтя. Чуть впереди — Нина и Ваня. Ваня свалился на бок, а Нина, идущая в момент удара спиной вперёд, лежит плашмя на животе, как и я, только головой мне навстречу. — Что за чёрт? — Нина трёт лоб, поднимает на меня глаза. У неё меж бровей кроваво-грязная ссадина. — Ветер? — предполагает Ваня. Кряхтя, он переворачивается на спину. Из-за мешающего рюкзака, ему приходится сразу же поднять корпус. — Я уж было подумал, что меня подстрелили, — подаёт голос Бен. Они все шевелятся, так или иначе пытаются подняться. Я же, как ни пытаюсь, не могу пошевелить и мизинцем. Паника. Меня начинает трясти. — Ребя-я-я-ят? — зову я. Просто повезло, что я упала под таким углом, что мне видны все: и Бен, и Нина, и Ваня. Поэтому, когда они не отвечают мне, в равной степени удивлённо и испуганно глядя на что-то, что мы ранее оставили позади, я не принимаю это на свой счёт. — Вы видите… — Да, Бен, — обрывает парня Нина. — Видим. Вань, это… — Ага, — Ваня кивает. — Оно пропало. Эти трое стоят с такими лицами, что горечь у меня во рту превращается в настоящую желчь. Первым на меня внимание обращает Бен. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Перед глазами пляшут чёрные пятна. Это смерть? Я умираю? Почему я умираю, чёрт подери? — Ахр-р-рг, — всё, что у меня получается сказать. Мне даже моргать удаётся с трудом. В глаза попадает песок, и к полной беспомощности прибавляется ещё и ужасное жжение. Единственное, что пока работает нормально — мой мозг. Поэтому я пытаюсь придумать способ, чтобы отвлечься, пока чувствую, как меня переворачивают на спину, касаются лица и шеи, что-то проверяя. Все мысли о смерти, так или иначе, приводят меня к Кириллу. Раньше я часто представляла, каким он мог бы вырасти, если бы не тот случай. Наверняка высоким и широкоплечим, спасибо плаванию с шести лет. Возможно, наконец коротко подстриг бы свои рыжие волосы, которые в двенадцать лет у него касались плеч. И взгляд… Хотелось верить, что его глаза блестели бы всё тем же ярким огнём заразительного безумия. «Не бойся, я не упаду», — говорил Кирилл. — «Мама уверена, у Бога на меня имеются грандиозные планы!». А спустя пару дней я, зажимая рот ладонью, чтобы не привлечь своим криком охраняющую стройку дворнягу, смотрела на то, как медленно растекается кровь под проткнутым железным штырём телом моего лучшего на свете друга. — Что... ней...? — Я снова частично слышу. Отрывки, которые мне едва удаётся составить в слова. Кажется, это Нина. — Пыта….нять… Ваня. Точно он. — Та химер...как...то…. необыч…? Я вспоминаю первый день рождения, проведённый без Кирилла. Это был худший праздник в мире: я проплакала весь день до него и ещё пару после. Чувствовала такую дикую пустоту, несмотря на то, что рядом были и мама, и Даня, что хотелось вернуться на чёртову стройку и спрыгнуть, лишь бы только снова его увидеть. Хорошо, что мне хватило ума вовремя одуматься. — Каж…..иняя...овь... Происходящее навевает на мысли о сонном параличе: мгновениях после пробуждения, когда уже не спишь, но почему-то всё ещё не можешь пошевелиться. А значит, нужно ждать. Рано или поздно, и то, что бы сейчас со мной не творилось, пройдёт. Нужно просто успокоиться. И когда я понимаю это, сердце начинает биться уже не так отчаянно. Мне удаётся плотно закрыть глаза и провалиться в пустоту. Первым и единственным, кто тут же врывается в мой сон, становится Кирилл. Старше, чем я его помню, и всё же я узнаю его по движениям, по манере запускать пальцы в волосы и по голосу, когда он мягко произносит: — Дыши глубже, Рось. Ты будешь в порядке.