Потанцуем?

— Потанцуем? — раздается над ухом знакомый голос, опаляющий нежную кожу горячим дыханием. Запах алкоголя щекочет нос, не сказать, что Скотту это нравится: его внутренний волк недовольно урчит. — Черт подери, Лейхи, не подкрадывайся ко мне со спины! — раздраженно восклицает МакКол, резко разворачиваясь. Айзек стоит неприемлемо близко, на его лице играет несвойственная ему нагловатая улыбка. — Потанцуем? — Айзек совершенно игнорирует замечание Скотта, нервно облизывает пересохшие губы. Его руки тянутся к шарфу, оттягивая. — Здесь так жарко, не находишь? — Конечно жарко, посмотри на себя: ты же пьян! — поморщившись, Скотт внимательнее вглядывается в лицо стоящего перед ним, улавливая нездоровый блеск глаз и слишком уж яркий румянец на щеках. — Ты прав. Ты чертовски прав! Только вот это была акция самопожертвования: я спас от неминуемого похмелья завтрашним утром добрую половину первокурсников. Им пришлось расстаться со всеми своими запасами, чтобы я хоть немного охмелел! — хохотнув себе под нос, Айзек хватается за плечо Скотта, стараясь устоять на ногах. — Айзек, — в голосе МакКола сквозит укоризна. Хочется отчитать Лейхи за эту выходку, но, понимая, что Айзек чего-то недоговаривает (с чего это ему устраивать акт самопожертвования?), Скотт решает сначала выпытать из захмелевшего парня всю правду. — Ну что — Айзек? Я же правду говорю, они пить не умеют совершенно! — он обхватывает Скотта за плечи, наваливаясь на него всем телом. — Потанцуй со мной лучше, а не лекции читай, — шепот различим только благодаря волчьему супер-слуху, не иначе. — Ты и стоять-то сам не в состоянии, о каких танцах идет речь? — раздраженно бурчит Скотт, старающийся удержать не очень-то легкую тушку Лейхи. — Об обычных, медленных, — как-то сонно отвечает Айзек, перехватывая МакКола за талию. — Но если ты хочешь, можно поговорить и о приватных, только в этом случае нам лучше остаться наедине. Скотт отчетливо чувствует, как чужие губы, прижатые к его плечу, кривятся в улыбке. Нет, алкоголь точно не идет на пользу Айзеку. Обычно он не такой… Развязный? — Если я с тобой потанцую, ты расскажешь, какого черта вытворяешь? — выдохнув, Скотт собирается с силами, чтобы говорить спокойно. — Я уже сказал, — улыбается Айзек, вероятно, принимая фразу МакКола за согласие. Удобнее устроив голову на плече парня, Лейхи делает первый маленький шаг, заставляя Скотта отойти назад. Не сказать, чтобы МакКол счастлив танцевать с Айзеком здесь, посреди зала, набитого веселящимися подростками, его одноклассниками и знакомыми. Скотт умоляет всех богов и богинь, чтобы Стайлз этого не увидел. Иначе все, можно вешаться, Стилински в жизни не упустит возможности подколоть друга. Раз двести. За час. — Ладно, хорошо. Но почему именно я? Смотри, сколько сексуальных девчонок в зале, — неловко положив руки на спину разомлевшего Лейхи, откровенно наслаждающегося ситуацией, Скотт неуклюже топчется на месте, из этого и состоит весь их танец. — Ты самая горячая девчонка, Маккол, — мурчит Айзек, слегка потершись носом о шею партнера. Безусловно, Лейхи просто не понимает, что несет, попросту не контролирует свой язык, но… — Девчонка? Я — девчонка? — раздраженно рычит Скотт, сверкая в темноте глазами. Айзек даже бровью не ведет. — Да, самая горячая альфа-девчонка, которую хотят все в зале. Но заполучил тебя я, видишь? — словно стараясь доказать свои слова, Айзек крепче обхватывает МакКола руками, наверняка оставляя пару синяков, которые почти мгновенно исчезают со смуглой кожи. — Эй, я не девчонка! — угрожающе шипит Скотт, впиваясь в плечо Айзека когтями. Последний вздрагивает от боли, но виду не подает. — Я сказал тебе столько комплиментов, а ты перевел все свое внимание на одно жалкое слово. Чуток, как и всегда, — смеется Лейхи, прижимаясь ближе к телу Скотта. — Я всегда предельно внимателен, — недовольно отвечает Скотт, хмуря брови. Если честно, он не вполне уверен в собственных словах. — Ага, скажи еще, что ты крайне проницателен, — хрипит Айзек, проводя тыльной стороной ладони по щеке оторопевшего МакКола. Скотт даже замирает на месте от недоумения. — Ты хочешь сказать — нет? — прерывисто выдохнув, Скотт нервно переступает с ноги на ногу. Неуютно и почему-то немного страшно. Руки МакКола словно прилипают к спине Айзека, во всяком случае, оторвать их не представляется возможным: будто бы кто-то заботливо закрепил на запястьях пару увесистых браслетов-грузов. — Я хочу сказать, что это полная чушь, Скотт. Твоя невнимательность порой жутко бесит, — Лейхи склоняется к самому уху Скотта, сбивчиво нашептывая, обжигая фразами, заставляя кожу покрыться мурашками. Когда же он прикусывает мочку уха вконец растерявшегося МакКола, Скотт дергается, стараясь отпрянуть от жара чужого тела. Не тут-то было: сильные руки крепко удерживают его на месте, с извращенной нежностью проходясь по каждому позвонку настойчивыми касаниями. — Насколько? — с запинкой интересуется Скотт, которому сейчас определенно страшно. Непонимание ведь всегда пугает, верно? — Настолько, — хрипло выдыхает Айзек, прежде чем накрыть чужие губы своими. Поцелуй выходит спонтанным, жарким и почти идеальным. Это самое «почти» вносят терпкие нотки алкоголя, неприятно щекочущие вкусовые рецепторы. Айзеку они не идут. Они его портят. — Теперь, надеюсь, понимаешь? — шепчет Лейхи, стараясь отдышаться от поцелуя. — Да, мне совершенно очевидно, что ты пьян. Я-то надеялся, что алкоголь уже начал выветриваться, — только и может промямлить Скотт, который лихорадочно старается оправдать поступок Айзека и себя самого. А ведь оправдываться есть за что: он ведь не хотел вырываться, кричать и тем более бить Лейхи. Но это определенно потому, что в случившимся нет вины Айзека, он просто-напросто пьян, не понимает, что творит, вполне возможно, даже не знает, кто перед ним находится… — Скотт, ты беспросветный болван, — прорычав что-то нечленораздельное, вероятнее всего — ругательства, Айзек мгновенно отходит от МакКола, прожигает его хмурым взглядом. Одергивая одежду и поправляя развязавшийся шарф, Лейхи стремительно направляется к столам, где стоит пунш. — Хей, Стилински, держи свою двадцатку, ты был прав, — под возмущенными взглядами все тех же несчастных первокурсников, что он обобрал до этого, Айзек залпом выпивает первый стакан. Да, «безалкогольный» этот напиток только для учителей. — Лейхи, прекрати немедленно! И при чем тут Стайлз, мне кто-нибудь объяснит?! — подоспевший Скотт старательно пытается выхватить из цепких рук Айзека очередной стакан, после которого того развезет еще больше. — Мы поспорили, — Айзек бросает попытки вырвать столь желанный пунш и просто-напросто берет другой, успевая осушить стакан до того, как МакКол среагирует. — Поспорили, что ты не поймешь, что я люблю тебя, даже если тебя поцеловать. Вернее, так сказал Стайлз, я был уверен, что столь очевидный факт ты все же переваришь самостоятельно, — в голосе парня сквозит раздражение, он упорно старается избежать любого контакта с МакКолом. — Он выпил добрых три бутылки спиртного только для того, чтобы набраться смелости, представляешь? — Стилински появляется непонятно откуда, сочувственно рассматривая разбитого Айзека. — Черт, чувак. Если бы я знал, что все будет настолько плохо, я бы не стал с тобой спорить на эту тему. — Он всего лишь свахой себя возомнил, — Дерек?! Замечательно, он-то тут что забыл? — Когда счастлив сам, добро прет из тебя, словно… — Стайлз явно настроен изречь что-то глубокомысленное и, как всегда, неимоверно долгое и запутанное, но Дерек вовремя закрывает ему рот широкой ладонью. — Как из тебя фонтан слов, все поняли, детка, — устало констатирует Дерек, подводя глаза к небу. — Детка?! — пожалуй, из присутствующих только Скотт удивляется подобному обращению. — Я же говорил, что ты крайне невнимательный и совершенно непроницательный, — ухмыляется Айзек, выпивая очередной стакан с пуншем. — Сколько вы уже встречаетесь, а, ребят? — Месяц и шесть дней, — напряженно отвечает Хейл, которому эта тема явно не по душе. — А если учесть ту часть, где вы прятались ото всех по углам? — уже откровенно веселясь, допытывается Айзек, в глазах которого все постепенно начинает плыть. Сделав шаг вперед, Лейхи теряет равновесие. Он непременно бы упал, если бы не Скотт, подхвативший его под руку. — Два месяца, — раздается еле уловимый хрип Стайлза, которому ручища Дерека, кажется, перекрыла доступ кислорода. Хейл, поняв, что немного перестарался, отпускает Стилински. Он тут же с наслаждением вдыхает полной грудью. — Ладно, хорошо, это не мое дело, — подняв наконец свою челюсть с пола и очнувшись, Скотт усилием воли перестает пялиться на лучшего друга, невозмутимо положившего голову на плечо Дерека, мать его, Хейла. Прыснув, Айзек пытается вырваться из рук Скотта, которого, казалось, ни в коей мере не заботит тот факт, что совсем недавно ему признались в любви. Однако у него не получается, так что приходится смириться со своей участью. И обнять Скотта. Так, для верности, а то мало ли, вдруг равновесие вновь решит сказать Айзеку «прощай». — Айзек, мне кажется, нам есть что обсудить, — говорит Скотт, который уже ни в чем не уверен. Острое «надо» прожигает его изнутри: даже если Лейхи пошлет его куда подальше, МакКол просто-напросто потащит его с собой за шкирку. И плевать, что Айзек намного выше, даже крупнее, ради жгучего «надо» Скотт постарается. Он выложится на полную ради самого себя. — Делай что хочешь, мне абсолютно наплевать, — отвечает Лейхи, прикрыв глаза. — Правда с места я не сдвинусь, просто не смогу, так что в буквальном смысле — делай, что хочешь. Вздохнув, Скотт заводит руку Айзека себе за шею и кое-как тащит на улицу, подальше от любопытных глаз подростков, которые уже приметили в них что-то неладное и наблюдают, навострив уши. — Влюбленные дети, — фыркает себе под нос Дерек, провожая удаляющуюся парочку взглядом. — Вы все такие беспомощные?

***

Над ними лишь темный купол неба, усеянный сотнями тысяч звезд, где-то сзади гремит музыка, очередная энергичная песня, призванная заставить взбалмошных подростков выйти в зал и танцевать до упаду, будто бы в последний раз. Где-то вдалеке, на автостоянке, слышится девичий кокетливый смех: у кого-то явно скоро будет что-то погорячее школьной дискотеки. Скотт все прислушивается, он может различить даже копошение белки в ветвях дерева, стоящего в нескольких десятках метров от него. Он старается игнорировать мерное дыхание Айзека у себя под боком. Лейхи дышит спокойно, полной грудью, может даже показаться, что он попросту спит, если бы не бешено колотящееся сердце, выдающее его с головой. Здесь прохладно, особенно на скамейке, где они устроились: лакированное дерево неприятно въедается холодом в кожу даже сквозь ткань брюк. Скотт молчит. Айзек тоже, ему просто нечего больше сказать. Ему как минимум страшно подать голос. — В общем, — прочистив горло, начинает Скотт, но тут же запинается, не зная, что именно говорить. Понимать, что нужно, не значит знать, что именно следует озвучить вслух. — А я уж было понадеялся, что ты все же решился, — устало смеется Айзек, открыв глаза и удобнее устроившись на плече МакКола. — Не стоило напиваться. Даже за благое дело. Даже для храбрости, — тихо говорит Скотт. Надо же начинать хоть с чего-то? — Я взрослый мальчик, Скотт. Я сам могу решить, что мне делать стоит, а что — нет, — вздохнув, Айзек краем глаза смотрит на Скотта, оценивая, планирует ли он скинуть его со своего плеча. — Тебе это не идет, — молчание. Лейхи, кажется, не планирует отвечать, собираясь полностью игнорировать нравоучения от Скотта. — Мне это не нравится, — все же говорит МакКол, ведь это так и вертится на языке. — Тебе идет шарф, который ты постоянно носишь, хоть в жару, хоть в холод. Тебе идет все, что ты носишь. И этот бардак на голове, непослушные волосы, вечно торчащие в разные стороны, — на выдохе произносит Скотт, так быстро, что не уверен, разобрал ли Айзек хоть слово. — Мне это нравится. А запах, вкус алкоголя на твоих губах — нет, это определенно лишнее. — Не думал, что когда-либо услышу от тебя столько приятных вещей, Скотт, — после минутного молчания все же выдает Айзек, стараясь спрятать улыбку. Не важно, что имеет в виду МакКол, может быть, он опять просто не подумал, прежде чем что-то выкинуть, как делает всегда, но черт возьми, просто это приятно — слышать от Скотта подобное. Просто знать, что он так думает. Что он вообще думает о нем, об Айзеке. — Не думал, что ты меня когда-нибудь поцелуешь, — шепчет в ответ Скотт. Уже можно быть честным с самим собой. Негласное правило: «Откровенничать можно лишь в моменты полудремоты», — можно отменить. Да, он пару раз думал о том, какие красивые губы у Айзека. Да, ему пару раз снилось, как он пробует эти самые губы на вкус. Или не пару. Не важно, факт остается фактом. — Какая разница, ты все равно подумал, что это бредни пьяного мальчика в неадеквате, — усмехается Айзек, закусив губу. Все же этот факт ему неприятен. — Ну прости, было очень похоже. Я стараюсь предполагать худшее, это уберегает от разочарований в дальнейшем, — ворчливо отвечает Скотт, поерзав на скамейке. — Ты предпочитаешь врать самому себе, — возражает Айзек, всматриваясь в звездное небо. — Назови меня трусом, но после Эллисон мне просто страшно снова быть брошенным. — Собираешься всю жизнь ходить, баюкая собственное разбитое сердечко? Из-за какой-то девчонки? У всех бывает первый опыт, МакКол, на этом учатся, так развиваются. Без горечи неудачи не оценишь сладости победы, — хохотнув, Айзек устало закрывает глаза. Сложно. С ним все всегда невероятно сложно, стократ сложнее, чем с кем-либо другим. — Для этого надо найти где-то эти силы, чтобы идти дальше. И желание, — он просто по привычке ищет, что возразить. Скотта самого это порой раздражает, но что поделать? Дурацкая особенность характера. — Ты мне нравишься, Скотт, — одними губами шепчет Айзек, скорее самому себе, чем МакКолу. — Может быть, я мог бы стать той силой, что заставит тебя захотеть идти дальше? — Может быть, — соглашается Скотт, рассеянно пожав плечами. Наступает давящая тишина. Кажется, проходит минут десять, прежде чем теплая ладонь МакКола накрывает вечно холодную Айзека. Последний даже поднимает голову, вопросительно уставившись на Скотта. — Ты все еще хочешь со мной потанцевать? — мягко уточняет Скотт, слегка улыбнувшись. Айзека хватает лишь на неуверенный кивок. Скотт помогает Айзеку подняться, попросту прижимая его к себе. Плевать, что другие называют танцами. Они попробуют их все, от вальса до макарены, но чуточку позже. Сейчас объятия и тишина, нарушаемая лишь дыханием и биением сердец, и есть самый лучший и желанный танец. — Я бы хотел, чтобы ты помог мне двигаться дальше, — выдыхает Скотт рядом с губами Айзека. — Я бы очень этого хотел, — поцелуй, пусть и с нотками алкоголя. Это Айзек Лейхи, а значит все уже более, чем идеально, потому что Скотт хочет попробовать все его поцелуи. Так почему бы не начать с терпкого, объятого пьянящей дымкой?