Дары твои прекрасны, я охотно бы их взял, будь ты христианскою девой; Но лик твой безобразен и помыслы черны, Порожденье Сатаны!
***
В последнюю ночь последнего месяца года в зеркале из горного хрусталя отразилось бледное, будто обескровленное, лицо человеческой девы. В подземной зале раздался полный ликования крик, что разбудил задремавшую было няню принцессы.***
В замке сэра Маннелига был самый настоящий пир. Столы ломились от яств, вина лились рекой, а охмелевшие гости подпевали менестрелю, что пел о любви. Сам Арне Маннелиг, хозяин замка и всех земель, скал и рек на несколько миль вокруг него, сидел на высоком месте и смотрел, как его сын и наследник танцует со своей невестой, и в душе его царила радость. Сегодня благородный Матс Маннелиг праздновал помолвку с леди Вивой Огульдсен, краше которой не найдётся во всей Норвегии. Долго пришлось Матсу добиваться любви прекрасной Вивы, мучила она молодого рыцаря своими отказами и капризами, но в конце концов и в её сердце поселилась любовь к златовласому, как отец его, Матсу. И сейчас, смотря в голубые, будто безоблачное небо, глаза жениха, Вива была безмерно счастлива. Его сильные руки обвивали её стан, прижимая сильнее положенного, а взгляд его лучился любовью. — Ты почти стала моей, Вива, — прошептал он и хитро улыбнулся розовеющей невесте, а потом… Потом взглянул поверх её головы и замер. И музыка замерла вместе с ним. Вива удивлённо посмотрела на Матса и обернулась. Она была прекрасна. У самого искусного менестреля не хватило бы слов, чтобы воспеть её красоту. Всё в ней: бледная, почти прозрачная кожа, зелёные, как самые ценные изумруды из сокровищницы Маннелига, глаза, алые, будто вымазанные кровью, губы и чёрный шёлк волос, что были уложены в изящную причёску, подобно короне венчающую её голову — притягивало взгляд. Незнакомка сделала два степенных шага, придерживая насыщенно красного цвета платье, и застыла, обводя присутствующих царственным взором. Матс высвободился из объятий Вивы и, ступая словно во сне, направился к вновь прибывшей. Дева взглянула на него из-под густых ресниц и мягко улыбнулась, а ему вдруг захотелось броситься перед ней на колени и горячо прижаться губами к тонкой кисти. — Не стоит падать ниц, мой рыцарь, — тихо сказала она, словно прочитав его мысли, когда он подошёл достаточно близко, и протянула ему желанную руку. Юноша тут же запечатлел на ней поцелуй, а затем предложил деве свою руку, чтобы проводить ту к столу. Присутствующие зачарованно смотрели на эту пару, и лишь Кирстен, леди Маннелиг, заметила, как исказилось от душевной боли лицо её будущей невестки. Незнакомка ей сразу не понравилась. Было в ней что-то чуждое человеческой природе. Её красота была слишком совершенна. Её движения были слишком плавны и медленны. Но за всем этим скрывалось что-то ужасное. Что-то злое. И самое страшное было в том, что, похоже, Матс был очарован. — Отец, мама, позвольте вам представить леди Нилсин, — Матс не сводил взора с черноволосой гостьи, и внутри него разгоралось пламя. Дева притягивала его. Ему хотелось коснуться прекрасного овала её лица, провести пальцем по точеной скуле, вдохнуть запах волос. Где-то в глубине души он понимал, что есть в этом что-то неладное, что-то дьявольское, но он не мог прекратить желать её. Ему хватило лишь одного взгляда, чтобы попасть в плен и, увы, даже полный обиды взор Вивы не мог привести Матса в чувство.***
Леди Нилсин казалась Арне Маннелигу знакомой. Он где-то видел эти зелёные глаза. Только вот где же? Где? Он пытался ухватить за хвост воспоминание о их встрече. Но с годами память всё чаще подводила его. Как бы там ни было, она была очаровательна. И ослепительно красива. И ещё она не сводила с него глаз, хотя сидела рядом с его сыном. Признаться, сэру Маннелигу это льстило, но, в то же время, вызывало смутное беспокойство. Её взгляд был острым как клинок и тяжелым, как горная гряда. В её взгляде он видел безудержную жажду. Только вот жажду чего? Беспокойство Маннелига всё росло. Его сердце билось быстро, будто хотело вырваться из груди, а во рту пересохло. Беспокойство это переросло в самый настоящий страх, когда Матс объявил о том, что прекрасная гостья желает спеть. И она запела, крепко сжимая руку Матса, а к концу песни Арне Маннелига, отважного рыцаря, что ходил на Священную войну за Гробом Господним, хватил удар. Бездыханное тело тяжело осело в кресле вместе с последними словами песни.— Сэр Маннелиг, сэр Маннелиг, Не женишься ль на мне, На принцессе горных троллей? Скажи всего лишь слово: только «да» или «нет», Скажи «да» мне или «нет».
***
Её поцелуи были горячими и сладкими, будто мёд, а руки холодными, как вода горных озёр, и Матс Маннелиг отдал бы всё, лишь бы её прохладные ладони хоть на долю секунды задержались на его лице. Но сон развеялся, и новый хозяин земель Маннелигов сел на постели, потирая руками лицо. Он скользнул взглядом по телу спящей Вивы, а затем встал и направился к окну. Горы в лунном свете были странно манящими. Впрочем, они всегда были манящими для него. Он чувствовал, что Она там. Он знал, что она — проклятая ведьма, отвратительный урод. Нилсин явила ему своё истинное лицо и истинные намеренья, тогда, после смерти его отца. И зло смеялась, глядя на его смятение и скорбь. А потом бесследно исчезла. Он знал, что любит её, каким бы порождением тёмной магии эта любовь и ни была. И ещё он знал, что однажды утром он уйдёт в эти горы, несмотря ни на что. И не вернётся.