Выдох.

Новый день свалился на Хельгу, не принимая никаких отговорок. Как же порой она завидовала своей маме, беспробудной пьянице! Вот уж для кого не важно, начался новый день или нет. Но жизнь у такого человека – дерьмо, без всяких преувеличений. Дерьмо без всяких шансов на счастье. Впрочем, неужели у нее есть шанс на счастье в этом пустом мире, еще совсем недавно имевшем смысл? Центр вселенной не сдвинулся. Луна не стала вращаться в обратную сторону. Январь был все таким же холодным. Но все же здесь что-то изменилось, окончательно и бесповоротно. Быть может, это «что-то» унес с собой мальчик, полгода назад ушедший навстречу своему счастью? Он счастлив, и Хельга должна быть счастлива тоже. Ведь так было все четыре года ее жизни, когда такой родной репоголовый учился в одном классе с ней и даже сидел прямо перед ее партой. Хельга радовалась вместе с ним, вместе с ним переживала. Было бы правильнее радоваться и сейчас, но не получалось. Прошло пять месяцев, как она уже не плачет в подушку. Нет больше слез, есть острое чувство одиночества. А ведь одиночество разглядеть труднее, чем опухшие глаза, не так ли? Теперь казалось, что болезненно опухло где-то в грудной клетке. Прошло четыре месяца, как она выкинула идола, что валялся в шкафчике. Ну и к черту его! К черту его вдохновителя, который даже не удосужился ей написать! Пусть делится с кем-то другим своим добром, своей лучезарной улыбкой, своими понимающими фразами, своими… Довольно, надо успокоиться. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Выдох. Прошло три месяца, как она разорвала в пух и прах свой бант. Только вот платье менять не хотелось – оно еще помнило его редкие прикосновения. Бант казался Хельге напоминанием о том самом мальчике, но не таким теплым, как платье, а больно колющем. У него – кепка. У нее – бант. Теперь, без банта, ее воинственно торчащие хвостики сникли золотистыми прядями к ее плечам. Непонятно зачем, она отослала обрывки ленты в Сан-Лоренцо. С припиской. «Не выкинул еще свою кепку?» Ответа не последовало. Прошло два месяца, как Абнер, которого Хельга любила прикармливать, уже не гуляет на крыльце у пансиона, поджидая ее. В тот день, когда Абнер не появился на крыльце, дедушка Фил позвал на барбекю ее со всем классом. Хельга не пришла. Прошел месяц, как она перестала колотить всех подряд. Лицо Хельги стало почти как у Мириам – немного отрешенное, а бровь всегда была немного «домиком». Принимая ее прострацию за загадочность, ей стали интересоваться парни. Хельга им не отказывала, а максимум через неделю они сами понимали ее безнадежное состояние и уходили. Плевать, ей не нужна была поддержка. По крайней мере, она в этом убеждала себя сама. Но в глубине души было понятно – нужен кто-то, кто разбудит Хельгу. Но кто согласится? Ведь она сама спустилась в яму, сама, добровольно, сломала лестницу. Увидев такую глупость, кто станет ей помогать? Фиби неохотно отвечает на звонки. У нее теперь есть Джеральд, который казался влюбленным до одури. Он нашел в ней Арнольда, она нашла в нем Хельгу. Это было неудивительно, хотя Хельга все равно чувствовала себя преданной. Преданной и проданной. Она осталась совершенно одна в этой гулкой темноте, откуда она не может выбраться без посторонней помощи. Хоть и прячет эту мысль подальше. Она ведь Патаки, а Патаки должны быть сильными. Ну вот, опять ком к горлу подступил. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Выдох.