Последняя надежда Рима

Железные оковы щёлкнули на запястьях, решётчатая дверь, протяжно скрипнув, с грохотом захлопнулась за стражниками, и в дальнем углу тёмной камеры от стены отделилась тень. Изящная рука сбросила капюшон, скрывавший лицо, и Максимус горько усмехнулся: – Я знал, что Коммод подошлёт убийцу. Но не думал, что самую лучшую! – Максимус, он не знает, что я здесь, – возразила незваная гостья. – Моих родных сожгли живьём и распяли на кресте! – хрипло выкрикнул пленник. – Я не знала, – покачала головой Луцилла. – Ты лжёшь! – Я их оплакивала... – прошептала она. Гладиатор в порыве гнева вцепился рукой в её горло: – Оплакивала?! Так же, как своего отца, да?! – Ты не знаешь всего, Максимус! – горестно говорила она, с трудом заставляя свой голос пробиваться сквозь жёсткий захват пальцев, сдавивших шею. – Я с той минуты живу под страхом смерти... даже не ношу траур по отцу, опасаясь брата. Любой мой шаг, любое слово может стать роковым, потому что мой сын – наследник власти! – её голос задрожал, стал звучать тише, в глазах блеснули слёзы. – Ты понимаешь, Максимус?! Коммод может пожелать избавиться от него, как от претендента на престол... Не ты один, Максимус, я тоже пленница. Только твои оковы зримы, а мои – страх за сына... – женщина судорожно вздохнула. – Поверь мне, я плакала. – Мой сын был невиновен! – резко выпалил воин. – И мой тоже! – с надрывом произнесла Луцилла. Мрачный Максимус оттолкнул несчастную, разжав пальцы. Она отступила на пару шагов и тихо добавила, потирая покрасневшую шею: – И есть ещё нечто важное, Максимус. Я пришла открыть тебе тайну... и просить о помощи. – Что мне за дело до твоих секретов, Луцилла? – хмуро ответил воин. – И чем я могу помочь? Я – раб, сама видишь! Он яростно встряхнул цепями, их звон отразили тёмные стены камеры. Но Луцилла смотрела на него с прежней верой. – Я не вижу раба, – твёрдо произнесла она. – Я вижу воина. Отважного генерала, который любил моего отца! И лишь истинному Цезарю, Марку Аврелию я доверила эту тайну... Кто знает, возможно, он любил тебя больше всех нас не только за отвагу, верность и победы, но и... – Почему ты умолкла? Что за тайна такая и на кой она мне? – гладиатор недоверчиво покосился на Луциллу. Она подошла так близко, как только могла. В её взгляде читалось: «сочтёшь это ложью – можешь убить меня». – Настоящий отец моего сына – ты. В отчаянии Максимус вцепился в её горло обеими руками: – Да как ты смеешь?! Играешь моими чувствами?! Задыхаясь, Луцилла прохрипела: – Клянусь, это правда... Пленник прожигал её яростным взглядом, но видел в глазах несчастной готовность умереть за свои слова. Её начало трясти, ноги подкосились, и теперь лишь руки гладиатора, сомкнувшиеся на горле отчаявшейся женщины, не давали ей упасть, но она даже не пыталась вырваться из смертельного захвата. Потрясённый всем этим, гладиатор отпустил её. Луцилла закашлялась и опустилась на пол, судорожно хватая воздух. Мужчина присел рядом, обнял её одной рукой за плечи, прижал к себе, чтобы поддержать, и растерянно произнёс: – Прости, Луцилла. Прости, я не знал... не ожидал такого. Думал, твоя новая уловка. Жестокая насмешка над моим разбитым сердцем. Отдышавшись, она кивнула и прошептала: – Я знаю. Моя вина. Ты привык к тому, какой я была. Но я уже давно не та. Мой сын... он изменил всё. Немного неожиданно для самого себя, Максимус вдруг сказал: – Знаешь... а ведь я видел его. Он приходил к нашему убежищу гладиаторов и говорил со мной. – Правда? – грустно усмехнулась Луцилла. – И тебе его черты не показались знакомыми? Пленник отвёл глаза и нехотя кивнул: – Он поразительно похож... на мою мать. – Вот видишь. Не сомневайся, прошу, хотя бы единственный раз поверь мне, ведь это – самая настоящая правда. К тому же, самая опасная... для каждого из нас троих. Гладиатор помог женщине подняться и, глянув исподлобья, спросил: – Как же ты это скрывала? Он ведь не похож на твоего умершего мужа, так? – Не похож. Я до смерти боялась, что он может оказаться... похожим на тебя. Прости, но ты ведь понимаешь? Я хотела этого, но и боялась. Даже дала ему имя в честь мужа, чтобы никто ничего не подумал. – Но ведь мы... Луцилла, мы были вместе всего одну ночь. – А я так и не смогла забыть, – призналась она. – Боролась со своими чувствами, даже предала их. И проклинала себя за то, как поступила с тобой. Стыжусь тех насмешек по сей день. Это было неправдиво и... жестоко. – А я был искренним с тобой в ту ночь, – хмуро ответил Максимус. – Я знаю. И всегда знала. Прости меня... Я совершила ошибку, думала, что нам с тобой не позволят отменить мою свадьбу с Луцием, ведь он – из царской семьи, а ты, увы, нет. Я выходила замуж, уже зная, что во мне растёт твой сын. И только поняв, как мой отец любил тебя, я открыла ему эту тайну. – Он поверил тебе? – Да, – виновато улыбнулась Луцилла. – Сразу сказал, что догадывался. И был рад, что это оказалось правдой – настолько ты был ему дорог. – Так он поэтому хотел передать мне власть? Из-за ребёнка? – нахмурился воин. – Нет. Ты же знаешь моего отца, одной причины слишком мало, какой бы важной она ни была. Но эта – одна из тех, что за тебя. Максимус вздохнул, опустил взгляд и обречённо произнёс: – Ты опоздала. Я теперь гладиатор. Убиваю на потеху публике. И я пленник. Раб! Я бессилен помочь. – Это не так, Максимус! Ты недооцениваешь силу своей власти над толпой, которая боготворит тебя! Ничтожный раб стал могущественнее самого императора Рима – это неслыханно! И это – правда. – Что ты несёшь, Луцилла! – жёстко возразил воин. – Я каждый день могу умереть и способен лишь тешить толпу! – Да пойми наконец, это и есть власть! Рим – это толпа. И она скандирует твоё имя, Максимус! Ты завоевал их сердца, и Коммод в ярости, ведь его заставили сегодня принять не то решение, какое он хотел, ты сам видел это! Все видели! Мой брат бесится в бессильной злобе, видя, как власть ускользает из его рук и переходит к гладиатору! Кроме тебя, никто не посмеет бросить ему вызов. – А что же Сенат? – мрачно усмехнулся Максимус. – Они бездействуют, так? – За ними нет силы. А за тобой пойдут войска. Максимус отступил к стене, отвёл взгляд и, созерцая языки пламени в факеле, уныло покачал головой: – Пока я отделён от войска и закован, ничего не поделать. – Это можно исправить, – возразила женщина. – Мой отец не смог избавиться от Коммода. Хотя знал, что он – чудовище. Но я смогу. Иначе он уничтожит всё, что создавал отец. Луцилла подошла ближе и положила руку на плечо воина: – Неважно, кто из нас отдаст свою жизнь ради спасения Рима. Я ничего не боюсь, ведь у нас есть ты. В тебе столько силы, Максимус! Ты благородный, отважный и умелый воин. За тобой пойдут войска и толпа Рима, а после твой сын взойдёт на трон империи – той, которой так дорожил мой отец. Кроме тебя, спасти истинное лицо Рима некому.