Холодные камни Арнора (6.3) Битва в Отравной долине

Отравная долина. И Дол Саэв. Никто не спрашивает, где он. Опытному глазу видно. Да и неопытному тоже. Талион хмурится, одобрительно хмурится. Рилтин, не дав своим отдохнуть, приказывает вырыть ров. Успеют? Даст им Ангмарец время на это? Разведка говорит, ему еще несколько переходов. Если он не погонит своих. А погнать он может: авангард аданов и эльфов – кусочек лакомый. Лучше пусть гонит. Пусть они будут усталыми с пути, а ров неготовым. Голвег, передай Рилтину: вряд ли у него больше дня на этот ров. Первым делом закрыть родники. Один раз воду на этом холме уже травили. Эльфы Броннира ждут, гонец от них был еще третьего дня. Эарнур, сколь известно, тоже на месте. Укрепления из валунов сохранились на Дол Саэв еще от прежних войн. Подновить недолго и нетрудно. Рубят деревья, кусты, делают плетеные изгороди. Хоббитам нашлась работа по росту и ловкости. У Бериона их сразу приняли и быстро полюбили: умные, веселые, сноровистые. Хорошо. За теми камнями их поставить – и будут в безопасности. Не разглядеть их снизу. А анмарцам будет не до прицельной стрельбы. Сами хоббиты же и не дадут. Всадники на восточном краю Отравной. Ангмарцы. Кони у них – залюбуешься, не хуже эльфийских. Одного сняли, второй – кажется ранен, а третий..? ушел третий. Молодцы. Умеют стрелять мимо, когда надо. Мчись, мчись… на таком коне мчаться быстрее стрел – это не строка из песни, это правда. И передай своему повелителю, как мы неосторожны. – Он может понять, что это наша хитрость. После Форноста он твердо знает, что его противник умен. – Пусть поймет. Но рискнет. Ему расскажут, что все полководцы эльфов и аданов здесь. Знамена развеваются над Отравным. Не совсем «все» и не совсем там, где знамена. Но этого Моргул не узнает. – С сумерками прекратить все работы. Сколько успели – столько успели. Отдыхать и спать. – Полагаешь, князь, начнется завтра? Но докладывали: он в двух переходах, не меньше. Ты смотришь пристально в лицо дедову товарищу: – А если бы тебе доложили, что передовой отряд армии Моргула в двух переходах, что бы ты сделал? – Но наши воины… – гордость рокочет в голосе Талиона. Ты отвечаешь спокойно: – Это Ангмар. Он умеет сражаться и умирать во имя. Он будет здесь завтра. Вестовые передают твой приказ: – С рассветом всем быть готовым. Не с рассветом и даже не с восходом, но еще утром. Горное эхо подхватило бешеные крики рудаурцев. Будешь тут орать, когда вечером Он объехал ваши отряды сам и словно каждому в душу глянул… да что глянул – ледяной клинок вонзил, и лучше уж под стрелы этого западного западла, чем ему под взгляд… Вот и орешь – для храбрости. А хорошие были слова… «весь Север – ваш!», «перебить этих жалких эльфийских прихвостней», «стать истинно свободными»… Вот и орешь напоследок: – Север наш! Наш! На-а-аШ! …словно мятущаяся в небе исполинской тенью стая скворцов, взмыли стрелы с Дол Саэв. – И много у него в войске рудаурцев? – Полагаю, больше, чем у нас стрел. А днем подойдут ангмарцы. Что ж, хотя бы – они с перехода и им еще лезть на Отравный. – Вы недооцениваете Моргула. Он предусмотрит это. – И что ж он сделает?! – Он делает. Смотрите. На северных холмах ангмарцы (отсюда не разглядеть внешность, разве только Кирдану, но понятно же, что не рудаурцы) разворачивались небольшими отрядами. На склоне, самом близком к Отравному, спешно рубили деревья, что-то делали. Но что и зачем? Через всю долину? Далеко же. И зачем стоит их отряд на северо-восточном холме? Рудаур уже не бежит так яростно, как в начале. Огибают трупы своих. Ненависть к Артедайну велика, но первый порыв иссяк, и страх смерти сильнее ненависти. А стрелы на Дол Саэв пока не кончились, хоть прежней тучи и нет. Кто был тот первый, что повернул назад? Со скальника видно хорошо, но – не разглядели. Один, несколько – и сшибая с ног своих, рудаурцы бегут назад, пока еще (уже!) их не достали стрелы с этого проклятого Отравного. Стрелы. Не с Дол Саэв. С северного холма. Ангмарские. Вот зачем там этот отряд. – По своим?! – шепчет потрясенный Талион. – Предатели никому не свои, – раздается стальной голос Аранарта. – Даже Моргулу. И Рудаур выбирает смерть под стрелами дунаданов и эльфов. А на северо-западном холме продолжают делать… что-то. – Баллисты? – хмурится Ненар. – Ангмарец считает нашу позицию слишком удачной и собирается брать холм как крепость? – Похоже, – мрачно кивает Рилтин. – Сами набрать воды сообразят? – оборачивается Аранарт к Талиону. – Пока с холма не согнали? – Там Валмах, – вместо Талиона отвечает Рилтин. – Он прикажет. Или уже приказал. – Хорошо, – кивает Аранарт. Тысячник Эарнила смотрит в напряженное лицо арнорца, возрастом годящегося ему в сыновья, переводит взгляд на Кирдана, который словно безучастен, снова на Аранарта. Что происходит? Не на северных холмах, а здесь?! Что-то везут к баллистам. Лошади навьючены. Что там? Жуткое чувство. Видишь, как против тебя готовят хитрость, и не можешь ничего сделать. И тем, кто на Отравном, чем выше стоят – тем лучше видно. И так же непонятно. Чем выше стоят – тем сильнее это по ним ударит. Надо уходить с холма. Валмах умница, сообразил это. Войско медленно движется вниз. Совсем идти в долину пока рано, но когда – будет проще спуститься. Хорошее было укрытие для хоббитов, но слишком высоко. Рва не хватило до полудня – завален трупами рудаурцев. У первого ряда валунов идет бой, но понятно, что это так, разминка. Скоро подойдет Ангмар, тогда и начнется всерьез. Что они привезли к тем баллистам? Что? Моргул умеет пугать. Даже назгульских чар не надо. А вот и Ангмар. Их лучники уходят с дальнего холма: больше бить по своим не понадобится. Колчаны еще не пусты, всё нам достанется. Тем, кто пока стоит над боем. Закончили первую баллисту, начали пристреливаться. Пока камнями. Ну, это еще не опасно. Там гондорские щиты. Бой у подножия Дол Саэв кипит, но ты понимаешь: еще – ничего – не – началось. И где – сам? Кирдан то ли слышит мысли, то ли понимает безо всякого осанвэ: – Ему незачем показываться. Пока всё идет по его плану. Стали пристреливать вторую баллисту. Так и хочется уже сказать: давайте быстрее! Опасность лучше неизвестности. Лучше. Разумеется. Он отлично знает это. Страх – его оружие. Следующие баллисты пристреливают ниже. Открыто, спокойно. Почувствуй себя мишенью. Или выпусти резерв. Два долгих сигнала – и Голвег ничего не оставит ни от баллист, ни от того, что привезли к ним. Ангмарец этого и добивается? Что хуже? – позволить Моргулу осуществить его план или нарушить свой? Мыслью вслух: – Что хуже?.. – Ну вряд ли он способен разнести Отравный, – бодрится Талион. – Я про сам холм. – А если способен? – спрашивает Ненар. – За что его зовут Чародеем? – Чародей, – медленно отвечает Кирдан, – не стал бы строить баллисты. Каков бы ни был его план, это план короля Ангмара. Не назгула. – Добрая весть, – мрачно усмехается Рилтин. Кирдан серьезно кивает. Значит, ждем. Боя внизу Отравного просто не замечаешь. Не слышишь его, словно нет звона оружия, лязга лат, криков и проклятий. Тишина. В этой тишине новые отряды ангмарцев входят в долину. Становятся по склонам северных холмов. Будто готовы пропустить и своих, и наших, когда… …когда их баллисты сгонят нас с Дол Саэв. Или отправить резерв сейчас? Иначе сам подставишь левое крыло своей армии под удар. Кирдан безмолвно отвечает: нет. Даже не головой качает. Только движение глаз. Этого достаточно. У Ангмарца может быть план в запасе – на твое нетерпение. У Ангмарца наверняка есть план в запасе. Скорей бы. Всё, что угодно бы отдал, чтобы быть сейчас в гуще схватки. Чтобы самому рубить врагов. Чтобы рисковать своей жизнью, а не взвешивать, чьими жизнями пожертвовать сейчас, а чьими ночью, когда подойдут орки. Солнце движется к западу. Оно било бы ангмарцам в глаза, но нет – тень от Дол Саэв ложится на них. Сверху видно, как сменяются отряды, бьющиеся с врагом. Отдохнуть перед настоящей схваткой. Раненых относят на южный склон, туда камни не долетят. Хоббиты перевязывают. Вот это правильно. Стрелы у них всё равно кончились. А так при деле – при важном деле! – и в бой их не пускать. Завтра узнать, кто это придумал. Если у нас будет завтра. – Когда подойдут орки? – спрашивает Рилтин. Пожимаешь плечами. Что «к ночи» – и так все знают. Знаешь, что гондорец говорит от нетерпения. Можно рассуждать вслух. Всё занятие. Всё лучше, чем смотреть на сражение внизу – более яростное и кровопролитное, чем любая из битв Артедайна, и всё же еще не настоящее. – Оркам дневной свет враг, но когда назгул гонит… – Первые будут на варгах, – замечает Кирдан. – И это хорошо. Время варгов ночь, переход по солнцу лишит их сил. – И сохранит силы оркам, – хмурится Талион. – Наверняка лучшим из. – Да, – бесстрастно кивает эльф. – Но это меньше, чем орки и могучие варги. – День был солнечным… – задумчиво произносит Аранарт. – Ты хочешь сказать, – Ненар, – что свет измучает всех орков, даже всадников? Кирдан кивает, кивает медленно, глубоким продуманным согласием, и не со словами Ненара, а с мыслями того, кто знает, сколько велико бывает колдовство Моргула. Сколь велико оно было этой зимой. Было. – Я хочу сказать, – твердо и уверенно, – что против нас только король Ангмара. Смерть моего отца дорого обошлась ему. Он морозил нас две зимы, а сейчас не может даже нагнать тучи над собственным войском. – Он это знает лучше нас, – молвил Кирдан, взглядом указав на баллисты. Пурпурный закат. Завтрашний день будет ветреным. Орков пока нет. Еще можно отдать приказ. Еще можно разрушить план Моргула. В последние мгновения. У. Него. Наверняка. Есть. План. В. Запасе. И не уничтожит же он скалу этими баллистами. Они только для мелких камней и годятся. – Всё правильно, мой мальчик, – шепчет Талион. – Пусть считает, что у нас нет резерва, кроме конницы, которая то ли успеет, то ли нет. Пусть бросит против нас всё. Насколько больше у него сил? Вдвое? Втрое с повядшими на солнышке орками? – У него конница. Он оставит ее на утро, как и мы. – Сотня? Две? Три? – хмыкает тысячник. – Эльфов тоже несколько сотен. И этот разговор сейчас несвоевремен. Орки, наконец. Вот просто вздохнуть с облегчением. Почти с радостью. Темнеет быстро, но пока видишь, как волчьи всадники становятся по северным холмам. Моргул твердо уверен, что дунаданы сойдут с Дол Саэв. – Ну и что же он напридумывал? – холодно спрашивает Рилтин. Молчание. Только грохот своего сердца слышишь. Ночь. Началось. И крики на Отравном – ожидаемые, почти долгожданные! – вызывают лишь вопрос «что именно?» Ответ приносит легкий ночной ветер. Мерзкий, отвратительный, душащий запах. Сера. Вот что привезли к тем баллистам. Перри Мышекорь никогда не умел ничего, что, по его понятиям, должен лекарь. Он не разбирался в травах – какая от чего, когда собирать, как сушить, как составлять отвары и какой снаружи, какой внутрь. Он не умел перевязывать раны – да и откуда взяться умению, если он и ран не видел раньше? Он будущий табачник… это если не убьют… и холодеет внутри, и живот сводит… но ведь не меня же, правда? ведь я же хороший, за что же меня убивать? Он лучник, да. Он даже готов встретить врага с мечом – правда, это скорее кинжал по меркам Верзил, но зато у мелкого хоббита в бою преимущество… и наплевать, что страшно, он, если придется, пойдет в рукопашную. И даже если убьют… это же быстро… наверное? Но надо было не биться и не умирать. Берион велел отправиться на южный склон и помочь лекарям. Перри даже не успел ему в спину сказать «Я не умею». Хоббитов не спрашивали. И до ночи Перри увидел столько крови, что сперва едва не рухнул от ужаса, но – рухнуть не успел: лекари кричали ему «воду!», «бинт!», «держи!», потом еще более понятное «давай!», «ну!» – и он почему-то понимал эти выкрики лучше любых слов, а еще быстрее понимали его руки, и он перестал думать, что он делает и почему, от него остались уши, в которые били окрики лекарей, руки, которые делали что-то только им понятное, и ноги, которые бежали к роднику и обратно, если надо было бежать. Он уже не видел бойцов, ран, разрубленных кольчуг, раздробленных костей, крови… он уже не боялся, он забыл, как это – бояться, потому что надо было перевязать, держать, промыть, тут! давай! ну же! А потом он закашлялся. Оказалось – темно. Ночь. Он попытался вдохнуть… кашлем его чуть не вывернуло наизнанку. Чья-то рука сунула ему в лицо мокрую тряпку. Другая рука схватила его за шиворот и потащила вниз, словно щенка. Перри еще успел подумать: а как же они? кто унесет их? ведь их же кто-то унесет, правда? О том, что же произошло и почему воздух стал жечь горло ядовитым огнем, он подумать не успел. Все укрепления на холме становятся союзниками Ангмара. Сквозь ночной мрак ты ярче, чем при свете дня видишь то, что творится внизу. Бешеный натиск гондорцев, расчищающих путь вниз. Ярость ангмарцев, которые скорее погибнут, чем дадут врагам выбраться из темницы удушья. Бой, где оступиться означает пасть – свой ли, враг ли, ранен ли, цел ли… всё едино: затопчут. Моргул уравнял силы. Как ни измучены орки переходом под летним солнцем, дунаданам – тем, кому удастся сойти с Дол Саэв, – будет не лучше. Долгий голос рога над долиной. Из долины. Шагах в двухстах от холма, не меньше. Кто храбрится? У кого всё в порядке? Неважно. Пробились вниз, готовы встретить орков. Еще несколько рогов откликаются гордой перекличкой. С Отравного. Долгого сигнала не выходит ни у кого. Дым. Не вдохнуть. Не сам ли подсказал Королю-Чародею эту хитрость? Рудаурцам не хуже вашего известно имя холма… Поздно думать об этом. Спустятся, смогут вздохнуть – затрубят. И Голвег будет знать: ему еще стоять и стоять. Ветра почти нет, так что отголоски того смрада засадный полк почувствует. В чем дело – поймут. И будут смирно стоять. С полным пониманием. – Они сейчас становятся двойной стеной щитов, – Талион рассказывал так, будто светило солнце, – копий им, верно, не хватает, но ничего, продержатся. Вторя его словам, восточнее раздался долгий звук рога. – Это Валмах, или я его не знаю, – чуть усмехнулся Рилтин. – Живуч, мерзавец. – Он, – кивнул Ненар, но отнюдь не разделяя восторга товарища. – Продвинулся на восток, оторвался от остальных, хочет принять на себя главный удар. Надеюсь, с ним хотя бы половина войска. Раздалось еще несколько долгих рогов. – Меньше, – покачал головой Аранарт. – Хорошо, если четверть. – А орки всё еще отдыхают, – мрачно проговорил Кирдан. – Ты видишь? – изумился Ненар. Эльф покачал головой: – Слышу. – Да, они нападают ближе к полуночи, – кивнул арнорец. Спросил: – Валмах поймет, что ему надо отступить? – Он отважен, но не глуп. – Хорошо. Орочью атаку они услышали все. Рев битвы изменился. Уцелевшие ангмарцы отошли, их сменили ночные бойцы. И их зубастые скакуны. Валмах снова трубил «всё в порядке», но отходил западнее. Правильно. Их задача – не победить. Их задача – продержаться до рассвета. С восходом ударят эльфы и Эарнур. Но и Моргул понимает это. И готов встретить конницу эльфов. Изредка долгие рога, больше себя ободрить. Орки этой безлунной ночью сильны, сильны… В ночном мраке ничего не видно. Но и не нужно. – Он попытается обойти наше левое крыло. По склонам это трудно, но возможно. Особенно для орков. – Валмах должен это понять. – А не поймет – ему объяснят. Долгий сигнал. Правильно, хорошо затеяли перекликаться. Долгий. Долгий. И два коротких. Левое крыло. – Пошлешь подмогу? – Талион. – Рано. Ну же, Валмах, давай. Ты же слышишь: тишина. То есть лязг, звон, крики, рев… но молчат южные скалы. Найди, кого отправить на левый край. Вражеское войско велико… оно всё еще слишком велико для Отравной, и пусть у Моргула есть хоть как-то отдохнувшие, но ведь и нам надо только продержаться. Только продержаться до утра. Долгий рог. – Моргул понимает эти сигналы не хуже нас, – произносит Кирдан. – Посылай подкрепление, – качает головой Талион. – Рано. Значит, ангмарцы не отдохнут до утра. Им в темноте лезть на склоны и биться с левым крылом. Отлично, чем меньше свежих войск останется у Моргула к утру – тем лучше. Держитесь. Летние ночи коротки. Держитесь. Только вот еще и полуночи нет. Ангмарец торопится. – Аранарт, – заговорил Рилтин, – надо слать подкрепление. – Рано. – Чего ты добиваешься? – рычит Талион. – Он должен бросить в бой все силы. – Валмаха сомнут! Два коротких. – Пока не смяли. – Аранарт! Стальным голосом: – Рано. Рев боя волнами бьет о скалы, заставляя горы содрогаться. Заставляя содрогаться сердца. Даже самые отважные. Два коротких. – Сколько ты будешь ждать? Пока их уничтожат? – Аранарт, послушай. Мы все здесь опытнее тебя… – Рано. Кирдан неподвижен. Согласен с этим? То-то они на советах – одно мнение на двоих. Два коротких. Отчаянно. Пронзительно. Умоляюще. – Аранарт!! Два беззвучных движения губ: – Ра.Но. Два коротких. Не левое крыло – осталось ли там кому трубить? Осталось ли кому звать на помощь? Помощи просит середина. ¬– Ты нас погубишь! Кирдан оборачивается к нему. Молча, но и взгляда хватит. Два коротких. Левое. Еще держится. Пока еще держатся. – Ну?! Уже нет слов. Разъяренные взгляды и стиснутые зубы. И в ответ – кивок. Кирдан оборачивается куда-то в темноту – и над долиной, словно парящий альбатрос над морем, плывет долгий звук рога. А потом еще один. – Убить тебя мало… – выдыхает Талион. Ближайший рог откликается долгим. От радости, похоже. Арнорцы Голвега мчатся на орков – как ни сильны ночью вражьи твари, но перед этими разъяренными воинами им не устоять. А следом, с медленным лязгом лат, идет Гондор – живые крепости черных щитов с Белым Древом, ощетинившиеся копьями. Силам, что Моргул бросил на левое крыло, не отступить – сзади напирают свои же. Долгий рог едва слышен сквозь битву. Еще долгий. Еще один. Еще. Рилтин ругается сквозь зубы, не очень-то стесняясь в выражениях. Что в переводе на синдарин означает «обошлось». Аранарт окаменевшим взглядом всматривается в темноту. – Чего ты теперь боишься? – спрашивает Ненар. – Я жду. Тем же тоном, каким твердил «Рано». – Его конницы? – Талион. – Другого способа ударить по гондорцам засадного полка у него просто нет. – Есть, – тихо говорит Кирдан. Все оборачиваются к эльфу. И он отвечает: – Его последний резерв – он сам. Молчание. И даже долгая перекличка рогов не радует. Не стоит забывать, что они имеют дело с назгулом. И остается только ждать. До рассвета уже ничего не изменить. Только упираться взглядом во мрак, слушать рога – правое крыло и центр стоят, а на левом даже продвинулись на восток, страшны дунаданы в гневе – и мечтать, чтобы время, неподвижное как скалы, наконец побежало вперед. – Он не пошлет конницу, – говорит Талион. – Он умен. Он знает, что наши всадники на юге. – Он не нашел их, – возражает Аранарт. – Он уверен, что напал внезапно, и может решить, что они не успеют к битве. – Опять будешь тянуть, мерзавец? – Буду. – Но Аранарт прав, – замечает Рилтин. – Пусть лучше их хваленая конница ударит по нашим щитоносцам, чем встретит эльфов. – Осталось уговорить Моргула, – мрачно кривится Ненар. Сын Арведуи совершенно серьезно кивает. Сейчас июнь или декабрь?! Когда уже кончится эта ночь? Дева Ариэн уснула – или не хочет выводить ладью, боясь увидеть войско дунаданов разгромленным? Давайте, ребятки, трубите погромче и подольше. Разбудите пресветлую майэ, расскажите ей, что бояться нечего, а скоро и радоваться будет пора. Выстояли же. Пора, пора уже ей помочь нам, обрушить тысячи золотых копий на орков… заслужили мы это, ужасом ночной битвы заслужили… ишь, стоит, и лицом не дрогнет, да Моргул человечнее тебя, Моргул своих бережет, он только по рудаурцам бьет, когда те бегут, а ты же своих – в кровавую кашу… Жаль, твой дед не дожил. Ох, и ругал бы он тебя… в Мордоре бы слышно было. Или в этом вашем Ангмаре. А ты молчишь. Внятно, четко молчишь, хоть на каком языке: «Рано!» Правильно, мой мальчик. Рано радоваться. Ночь мы продержались, но битва еще не выиграна. И война – тем более. Светает. – Ну и сколько ты намерен ждать? – Рилтин. – Пока он не пустит в бой конницу. – А если он не пустит? – Посмотрим. Да, теперь уже и посмотреть, и увидеть. Стоят. Черно-белой стеной щитов перегородив западное горло долины. Правое крыло обойти нельзя – скалы, по центру бить глупо – поднимутся снова на Дол Саэв, там уже можно дышать. Надо бить конницей в левое. Его последний резерв. Хотя нет, прав эльф: последний резерв – он сам. Рога трубят. Долго, яростно. Зовут сокрушить слабеющих орков. Наш непоследний резерв – дева Ариэн. Давай, красавица. Давай, Валмах. И хочется кричать, как тот, чье имя носишь, кричать навстречу солнцу, только не станешь, и не потому, что стар, не потому, что в бою кричать бы, а не здесь на скальнике, не потому, нет. А потому что у того Талиона день был мрачнее ночи, только на будущие рассветы и надеяться, а тут, уж если и кричать, так «Аута и ломэ!» Восход. Уже не нужно сигналом рога сообщать, где ты, – но рога трубят, громче чем ночью, и у бойцов, по многу часов не выпускавших оружия, берутся новые силы, а орки всё медлительнее, всё тяжелее их движения… Всё проще убить их. Этак мы без конницы справимся. …вот Эарнур не простит! И Моргул не выдерживает. Как подает сигналы назгул – неведомо, но в долину, сверкая шлемами и искусной работы кольчугами, врывается ангмарская конница. По склонам холмов скакуны мчат словно по ровному полю, чтобы обойти многострадальное левое крыло дунаданов и горной грозой обрушиться на них. – Пора! – Не жди! – Пора, Аранарт! Но он, ненавидящим взором глядя на север, выдыхает: – Р.А.Н.О. – Чего ты ждешь?! Сын Арведуи стоит, сжав губы так, словно он пленный под пытками, но никакие муки, ни чужие, ни свои, не заставят его произнести заветное слово. Произнести раньше времени. – Он ждет, – Рилтин слышит свой голос как чужой, – чтобы конница горцев завязла в наших щитоносцах. Чтобы они не смогли развернуться навстречу эльфам. – А Моргул, – обычно-спокойным тоном добавляет Кирдан, – прекрасно поймет смысл тройного сигнала. И ангмарцы тоже. Может ли человек превратиться в камень? только ветер треплет его волосы. Больше жизни в нем не осталось. Первые кони корчатся в агонии со вспоротым брюхом, но там, где солнце бьет гондорцам в глаза, там Ангмар прорубается вглубь шеренг… глубже… еще глубже… – Да, – выдыхает князь Артедайна. И вновь поет скальник. Трижды долго поет, зовя заждавшихся эльдар и людей разгромить врага. Завершить войну, длившуюся семь столетий. И видишь, как Король-Чародей отвечает новым приказом. Назгул незрим и его приказа ты не слышишь, но разве это помеха? как не был помехой ночной мрак. К восточному входу спешат те немногие ангмарские отряды, что не в схватке. И орки… орки, которых он рассчитывал вывести из боя под солнцем. Но теперь им встречать конницу этих проклятых эльфийских подлиз… которые поспешили возомнить, что перехитрили его! но до их предводителя он еще доберется! – где бы в скалах он ни прятался… Сердце колотится в горле. Сколько времени нужно эльфам, чтобы доскакать? Горло ущелья ощетинилось копьями, но орки слабеют, и свет бьет врагам в глаза. А умница-Валмах, про которого Моргул забыл, тем временем отступает. Отводит войска на Дол Саэв, левое крыло медленно пятится на северные склоны. Скоро, скоро линия дунаданов будет разорвана… скоро во всю ширину Отравной долины будут вражьи войска. Усталые от битвы ангмарцы и орки, которых днем и за врагов-то не считаешь. Моргул не Моргот, хоть и зовется похоже. Ему своей силой орков не поддержать. И – зажмуриваешься от счастья, когда с юго-востока слышишь голос эльфийских рогов. Отравная взрёвывает ответной песнью. Солнце блестит на остриях копий, солнце сверкает на древних доспехах, солнце слепит врагов – и золотой лавиной врываются в долину эльфы. Линдон. Ривенделл. Вновь омоются во вражьей крови копейные флажки со многозвездным гербом Гил-Галада и с древними гербами Гондолина. А ангмарская конница, достойный их соперник и по быстроте коней и по искусству воинов, застряла в гондорских щитоносцах, как медведь в расколотом дереве. Не вырваться. Войско Короля-Чародея всё еще многочисленно – всё же он привел сюда весь Ангмар. Но всё слабее орки, а люди бьются с людьми. Выход один. Западный выход из этой долины. Тем более, что усталые за ночь дунаданы поднялись по склонам (глупцы!), вместо того, чтобы перекрыть проход. Он выведет войско из этой долины-ловушки. Скольких-то порубят эльфы, что ж, потери неизбежны. Но уцелевших хватит, чтобы, укрывшись в горах, уничтожить всякого, кто осмелится сунуться в Ангмар, а спустя несколько веков снова… …это было похоже на грохот обвала. Но грохотали не камни по склонам. Грохот шел с запада, оттуда, где дорога, говорят, была ровной. Грохот сотен и сотен копыт. Это грохотала гибель Ангмара. И первым мчался Эарнур. Переживший самую страшную ночь в своей жизни, когда сердце разрывалось от призывов гондорцев, молящих о помощи, а эти два ледяных эльфа… один здесь, в Отравной, не желал подумать о том, что люди гибнут… что ему люди, однодневки, ему – вечному, ему всё равно, когда им умирать ¬– сейчас или через полвека, ему люди – листья под ветром, кто же жалеет листья! А другой… другой был с ним рядом. И если можно душить взглядом – он это делал. Он глядел сквозь тебя, не снисходя ни до гнева, ни до возражений, и от его ледяного молчания – тишина, от которой глаза, кажется, вылезут из орбит! – цепенело тело. Невозможно было не то что возразить – не было сил пошевелиться. Сквозь толщу тишины прорывался очередной молящий рог – и тогда этот эльф просто смотрел на тебя. Сквозь тебя. Сбросить! сбросить эту стылую неподъемную неподвижность! Согреться в пламени честного боя, где побеждать означает рубить врага, а не ждать неизвестно чего, пока гибнут твои люди по холодному расчету нелюдя. Рисковать своей жизнью наравне со всеми воинами, а не прятаться за чужими спинами! Действовать, наконец! Убивать врагов! …орки пытались бежать, только бежать было некуда: слишком большие силы привел Моргул в эту долину, и их многочисленность из преимущества сейчас стала смертельной ошибкой. Зажатые между эльфами и дунаданами, между конницей и конницей, под безжалостными лучами солнца, они были обречены. Ужас собственной смерти сводил их с ума, они метались, затаптывая друг друга, – те, кто еще мог бы уцелеть хотя бы ради схватки со всадниками. Людям Ангмара, напротив, неизбежность собственной гибели придавала сил – и дунаданам приходилось отступать выше по склонам, отступать уже не чтобы открыть дорогу коннице, а пятясь перед врагом, превосходящим их в ненависти. Но и исход битвы был ясен и близок. Аранарт смотрел на поле боя, полуприкрыв глаза. Талион сиял торжеством. Рилтин и Ненар глядели с холодной улыбкой. – Рано! – раздался бесстрастный голос Кирдана. Рано. Это еще не победа. Его последний резерв – он сам. Они увидели его у баллист. У брошенных ночью баллист, куда сейчас отступали бойцы левого крыла. Он был там всё время? Почему они не замечали его? Но если он был там вчера, если он сам был охраной этих орудий, то послать Голвега уничтожить баллисты при свете дня оказалось бы… …уже неважно. Неважны никакие «бы». Он обнажил меч – темный даже под лучами солнца – но разить им ему не было нужды. Дунаданы роняли оружие, иные падали на землю, словно были ранены, у самых стойких движения становились медленными, как у орков под солнцем. Ангмар взревел. Сын Арведуи обезумевшим взглядом смотрел на убийцу своей семьи. На убийцу своей страны. Кирдан стиснул руку Аранарта, тонкие пальцы эльфа казались стальными. – Ты – не пробьешься – к нему. Их разделяла вся Отравная. Десятки схваток отряда с отрядом и один на один. Чтобы от южных скал добраться до Моргула, нужно не меньше полусотни бойцов. Кирдан медленно покачал головой: даже и не думай. Пальцев он не разжал. Король-Чародей, управляя конем только коленями, без поводьев, медленно поехал вниз. Щитоносцы Гондора и арнорцы, сквозь которых он прошел, как плуг взрезает землю, его не интересовали. Его цель была – гондорские всадники. Те, кто не дает ему вывести войско. Его конь перешел на рысь, потом на галоп, Моргул по-прежнему не брал поводья, держась в седле неестественно прямо. Он черной молнией влетел в строй гондорцев, неся такое же смятение, какое солнечный свет и эльфийские копья вызвали у орков. И большее – лошади пугались, храпели, несли… падали, подминая под себя всадников. Аранарт, бледный от гнева, обернулся к Кирдану, безмолвно спрашивая у него: что мы можем сделать?! Владыка Мифлонда покачал головой: ничего. Отсюда – ничего. Только ждать, что что-то сделают они сами. …вот он – бой, настоящий бой, в котором не жаль будет и пасть, ведь что стоит жизнь по сравнению со славой, с тем, что твое имя будет жить в веках, с тем, что ты сразишь страшнейшего из прислужников Врага! Эарнур не чувствовал волн ужаса, исходивших от назгула, – им не быть страшнее того кошмара бездействия, что принцу довелось пережить этой ночью. Он был свободен от сковывавшей его чужой воли, он был собой, он решал свою судьбу сам, он спасал свое войско, своих всадников, он был полон не страхом, но счастьем… он гнал коня на Ангмарца, и заражал скакуна своей отвагой, и тот несся вперед там, где другие останавливались или опрометью мчались прочь. Но Моргул рассмеялся ему в лицо, вдребезги разбивая его порыв. Конь Эарнура взвился на дыбы, едва не сбросив всадника… принц удержался, но совладать с конем уже не мог. Животное было перепугано, как и все прочие; усидеть на нем – и то почти чудо. Значит, – лихорадочно соображал Аранарт, – он сейчас пробьется и выведет своих. Наше войско больше, но оно далеко. Успеем догнать до Ангмара? Надо успеть. Эльфы могут пойти на перехват… Он вдруг почувствовал тишину. Напряженную тишину, острее той, что была ночью. Что происходит? Ведь противостоять Моргулу некому, эльфы отделены от него орочьими отрядами, а люди бессильны, даже самые доблестные… Белый конь скакал почти у самых скальников северных холмов. Белый конь пластался в неистовом галопе, и будь он обычным жеребцом, этот путь давно мог бы стать для него гибельным: слишком опасна дорога, слишком быстр бег. Но этот конь мчался, огибая битву, еще невидимый для Моргула, еще невидимый ни для кого, кроме отступавших на склоны орков. Орков, которых всадник не замечал. Его волосы были убраны под шлем, и издалека было не разобрать изображений на его щите, но не узнать его было невозможно. Он мчался разменять смерть Моргула на свою. Победить ценой своей жизни – это так просто. Это оказалось просто и в первый раз, а теперь, когда знаешь, каково это, теперь это совсем легко. Жизнь уже в прошлом, в прошлом всё, что ты любил на Срединных Землях, в прошлом все, кто был здесь тебе дорог, прошлое отсечено, и есть только настоящее – легче ветра летящий Асфалот, солнце, сияющее с наконечника твоего копья, и Ангмарец, на которого ты нацелен как копье, нет, ты сам и есть копье, ты не эльф больше, у тебя нет памяти, друзей, врагов, ты живое оружие, посланное в цель, ты неотвратимо и смертоносно, ты – порыв, и от тебя нет спасения. Кирдан смотрел на Глорфиндэля, и по напрягшемуся лицу того, кто казался неспособен на чувства, Аранарт понял: ваниар возьмет жизнь за жизнь. Или вернее, смерть за смерть. Моргул, наконец, увидел его… назгул был испуган: что-то изменилось в его осанке, в том, как он держит меч… Даже если он обратится в бегство, это будет бесполезно: Асфалот быстрее его коня. И тут Аранарту на миг показалось, что он ослеп. Он сморгнул, прогоняя морок… Ангмарца не было на поле. А Глорфиндэль? эльф всё еще скакал, он был жив, цел, еще, кажется, даже не понял, что его враг… бежал? Моргул, Король-Чародей, наводивший ужас семь веков… действительно бежал, бросив войско на гибель? Эта мысль, такая очевидная и такая отрадная, сейчас казалась самой невероятной. Слишком велик был страх перед назгулом, страх, в котором вырос сам, твой отец, дед… Когда ты увидел Моргула воочию, увидел, как он повергает твое войско даже не трудясь разить мечом, – это была жутко, это было почти-поражение, в которое обращалась почти-победа, но это было… как ни страшно произнести это слово, это было – правильно. Таким Моргул и должен быть. Потому вы его и боялись. Но – беглец? Вот так откровенно струсивший принять вызов на смертельный бой?! Похоже, эта мысль медленно проникала в сознание всех. Своих и врагов. Дунаданы – те, кого не коснулась черная воля Моргула, или кто устоял перед ней – с новыми силами бросились на противника. А в ангмарцах уже не было прежней отваги: ничто не губит дух войска сильнее, чем трусость полководца, о которой стало известно. Ангмар бился, чтобы умереть с оружием в руках. Чтобы хотя бы смерть была достойной. Пощады не просили и не давали.