Scratch

Юквон сидит на чуть поскрипывающей цепочной качели, шаркает новыми белыми кроссовочками по жёлтой пыли, чуть раскачиваясь, догрызает палочку от леденца, и смотрит на свою разодранную коленку. Ссадина совсем свежая, ещё мокнет крохотными капельками крови и противно болит - не сильно, но доставуче. Юквон смотрит на это безобразие и мужественно терпит. Вокруг овального участка содранной кожи - тонкий кантик грязи и жёлтые крупинки песка. Солнце клонится к закату, делая всё вокруг таким тёмно-оранжевым, что Юквону кажется, что он сидит в очках. Солнце уже не горячее, а просто очень тёплое - самая середина лета, стрёкот цикад, которых Ким никогда не встречал лично, и половина восьмого вечера. Юквону немного грустно, потому что шорты тоже новые, точнее - были новыми вот буквально час назад. Теперь край правой штанины больше напоминает мочалку, сама штанина вся в тёмно-серых пятнах, а на попе красуется отличное пыльное пятно. В принципе, шорты - это не такая уж и большая проблема, просто обидно. И коленку щиплет. Юквону грустно, и совсем не "немного", потому что соседняя цепочная качель с пластиковой жёлтой седушкой - висит такая неподвижная, словно она из цельного куска металла сделана, или вовсе нарисована. Юквон жмурится и надувает щёки - как и всегда, когда глупая обида немного саднит в носу. Мальчишки не плачут - Юквон давно это выучил, - поэтому он жмурится и только посильнее сжимает чёрные тёплые цепочки качели в кулаках. - Врун. Всё ты наврал, какой же ты противный! - тихо говорит Юквон, отталкивается посильнее, и качель взмывает к небу. Он взлетает спиной назад, вытягивает ноги вперёд, чтобы не задеть сухую пыль площадки, и дух немного захватывает. На втором взлёте - уже почти параллельном земле - дух захватывает коротко, но основательно, когда он летит резко вниз и вперёд. Он вытягивает руки, отклоняясь назад, откидывает голову и смотрит на небо. Небо, рыжее, как лиса, и огромное, как океан, а всё равно становится то ближе, то дальше, на каждом взлёте и головокружительном падении вниз. Такое большое и спокойное небо, оно словно говорит такому маленькому Юквону "ну и не пришёл, ну и ладно, давай я с тобой поиграю". Юквон кивает небу, широко улыбаясь и начисто забыв про коленку. Он жмурится от встречного ветра, когда летит вперёд, и распахивает глаза - когда летит назад. Где-то на соседней улице лает собака, слышны голоса проходящих за оградой людей, и где-то недалеко проезжает фургончик мороженщика, из которого слышится смешная детская песенка. Юквон улыбается и думает, что и без него на площадке вполне весело. Вполне можно обойтись. Юквон звонко смеётся, потому что почти летит, почти летает: несбыточная мечта каждого мальчишки будто становится немного ближе. Внутри нет ничего, кроме чистой радости и вот этой тесноты при каждом падении. Юквону хорошо и весело. Юквон заигрывается с рыжим, как лиса, небом, и разжимает пальцы на самой высокой точке взлёта. Он успевает только зажмуриться и подумать, что сейчас к коленке прибавится ещё и шишка на макушке - больше ничего. Но падать, почему-то, оказывается почти не больно, а ещё - мягко. Юквон забывает, что надо открыть глаза, и чувствует "вшшшх" пролетающей над лицом пустой качели. - Ты зачем упал? - Спрашивает знакомый голос. Его оттаскивают немного в сторону и руки с груди медленно исчезают. Юквон открывает глаза, встаёт и принимается отряхивать футболку. - Упалось. - Бубнит он, опять надувая щёки и обиженно глядя на того, кто его спас от порции новых синяков, ссадин и злых слёз, - Ты опоздал. Минхёк старше на каких-то полтора года, а всегда такой напыщенный и серьёзный, словно уже давно очень очень взрослый. Юквон показывает ему язык и только теперь вынимает изгрызенную палочку от леденца изо рта. Минхёк усмехается, тоже отряхивая свою одежду от пыли. - Вот как тебя оставить? Только займёшься своими делами, а ты тут же принимаешься падать с качелей. - Отстань от меня, вредный хён. Терпеть тебя не могу! - Юквон скрещивает руки на груди, дуется и разворачивается к своему спасителю спиной. - У тебя задница в пыли, - беззлобно смеётся старший. - Я грохнулся и рассадил коленку. - Тихо бурчит Ким, не оборачиваясь. Коленка тут же напоминает о себе, - Больно. Минхёк молчит несколько секунд, потом звонко смеётся. Подходит и кладёт руку на плечо младшему. - Только ты, Ким Юквон, можешь рассадить коленку, а испачкать задницу. Юквон сначала обиженно сопит, скидывает чужую руку со своего плеча, а потом сам начинает смеяться: в словах хёна нет ни доли преувеличения, и Ким действительно - ходячее приключение. Они выходят с детской площадки, Минхёк тихо рассказывает какую-то очередную интересность. Ему уже целых девять, в школе у него всё такое захватывающее и непостижимое для семилетнего ребёнка с разодранной коленкой, поэтому ребёнок слушает, открыв рот. Солнечный свет становится почти бардовым, когда они доходят до перекрёстка: Юквону направо, Минхёку - налево. - Ты завтра придёшь? Минхёк задумывается, поправляя сумку на плече. В сумке - куча книжек и бейсбольная форма. - Я попробую. Юквон только собирается сказать, что ненавидит вредину-хёна, но Минхёк вдруг хмыкает и твёрдо кивает. - Приду. Обещаю, даже тренировку пропущу. Только не покалечься до этого времени ещё больше, уговор? - Уговор. Юквон широко улыбается, когда машет Минхёку, топая спиной вперёд к своему, третьему от перекрёстка, дому. Если хён пообещал - обязательно придёт. Потому что без него, всё же, на площадке ужасно скучно, и даже леденцы не такие вкусные. - До завтра. - До завтра, кошкин ребёнок. Минхёк смеётся тихо, когда идёт по почти тёмной летней улице, и Юквон видит, как мелко сотрясаются его плечи в широкой белой футболке. Юквон приходит домой, залепляет коленку цветным пластырем, и засыпает счастливый. А через десять лет, день в день, они встретятся на уже совсем другой, но так похожей на эту, детской площадке. Минхёк будет так же сосредоточен и серьёзен, в его сумке будет лежать бейсбольная форма капитана команды. А Юквон будет так же глупо улыбаться, поправляя на плече ремень новенького, первого в его жизни профессионального фотоаппарата. Минхёк будет смеяться, когда заметит свежую ссадину на правой коленке дурного кошачьего ребёнка, и ребёнок опять будет дуться. Они встретятся почти через год разлуки, потому что Минхёк вдруг всё поймёт. И он просто обнимет это сияющее улыбкой чучело, потреплет по вечно лохматым волосам, и скажет, что влюблён. Кажется - всю жизнь. И Юквон просто кивнёт согласно. OWARI