***
Америка привалился к спинке дивана, тяжело дыша и завязывая галстук на обычном деловом костюме. Вор не успел убежать далеко, а Альфред сумел скрыться прежде, чем люди обратили на него внимание. Происшествие было замято, а со всеми пострадавшими уже разбирались организаторы фестиваля. Все продолжалось своим чередом. Джонс улыбался. Но эта улыбка вставала комом в горле. Россия подошел слишком близко, на расстояние вытянутой руки, предлагающей не то помощь, не то кофе в пластмассовом стакане. Впрочем, не такие уж разделимые понятия прямо сейчас, решил Альфред. - Хочешь все сделать сам? Америка мотнул головой как-то наискосок. Уставился на кожаную обивку, на серебристую поверхность щита с наклеенной на нем серебряной звездой. - Ты должен был уточнить обо всем у Англии. Он знает достаточно много, чтобы направить тебя. - сощурился Иван. - Черта с два я буду спрашивать у него об этом. - Ты поступаешь глупо. - Я поступаю справедливо. - Необдуманно. - Как чувствую, - сжал губы Альфред. Страна невольно чувствует своих жителей. Страна невольно предсказывает будущее. Страна невольно предсказывает преступления. Англия бы порадовался. Джонс невольно сжимает руки в кулаки. Джонс намеренно оказывается там, где он и должен быть. - Это можно игнорировать, если потренироваться пару дней - нарочито легко Брагинский ведет рукой по воздуху, описывая дугу, - будто ты этого не знаешь. - Я не хочу. Рука застыла в воздухе где-то на спуске. Брагинский сел на корточки, с удивлением смотря Джонсу прямо в глаза. Америка делает первый глоток. - Зачем? - Чтобы беречь свой народ поступками, а не словами. Второй глоток еще горячее, чем первый, обжигает горло, спускается все ниже и ниже. - Ты не сможешь. - Мне нужно сделать все, что в моих силах. Альфред подносит стаканчик к губам. - Возможно, я могу помочь тебе, - чуть неразборчиво произносит Россия, практически не раскрывая рта. Так тихо, как только может. Третий глоток застревает где-то в районе улыбки. - Ч-что? Что ты только что сказал? Иван осмотрелся вокруг, проверяя, нет ли кого рядом, а затем придвинулся чуть ближе. - У меня давно есть одна формула вещества, которое позволяет усиливать себя в десятки раз. Не хотел тебе говорить о ней, но пара стран уже знает. Вещество уже опробовано и отлично работает. В повисшей тишине Россия слышал хруст пластика и стук горячих капель о плиточный пол. В повисшей тишине Альфред слышал хруст стекла под армейскими сапогами и крики людей. Он мог их спасти. Он сможет спасти их всех. Он сможет делать героические вещи. Он сможет... - Разумеется, я потребую плату. Все герои должны платить цену свою силу, насколько я знаю твои комиксы, - поднявшись, Иван усмехнулся собственной шутке и пристально оглядел ссутулившегося Америку с головы до ног. Альфред нахмурился, больше устало ожидая, чем действительно желая услышать. -Что ты хочешь? В пределах разумного, конечно же. -Ничего серьезного. Все, что угодно. Можешь даже отдать то, что тебе уже давно не нужно. Но только, чур, я выбираю. Америка чувствовал какой-то подвох. Рука Ивана медленно описывала знак бесконечности. Вместо звона в ушах раздавалось биение сердца и звон колоколов. - Я согласен. И как будто ткань порвалась. - Тогда зайду к тебе завтра! - пожав Джонсу руку, Россия улыбнулся и, кивнув самому себе, вышел прочь из зала. Альфреду оставалось лишь с ошеломленной надеждой смотреть в зияющий проем открытых перед ним дверей.***
Альфред нервно отстукивал рваный ритм о стеклянный столик и время от времени порывался выпить вместо кофе воду, стоявшую рядом с гуашью. Америка ненавидел творческий кризис. Особенно когда тот заставал его в самый неподходящий момент. Особенно когда у него было особенно важное задание. Он никак не мог придумать себе подходящий костюм. Какой бы покрой, цвет и стиль он ни брал, все получалось или слишком марко, или недостаточно оригинально. Цветастые трико и плащи годились для косплеев, но никак не для настоящего геройства, сокрушенно думал Джонс, зачеркивая очередной набросок и бросая его в кучу таких же не получившихся эскизов на столе. От одно лишь взгляда на разнообразие вариантов рябило в глазах. Но ни один не удовлетворял Альфреда. Ему нужно было нечто большее, чем то, что у него есть сейчас в голове. Нечто выделяющееся и запоминающееся. Нечто не кричащее и достаточно удобное. Альфред с сожалением посмотрел на костюм Капитана Америки, аккуратно разложенный на диване. Как самый крайний вариант и он не годился - слишком аляповатый, да и к тому же уже не оригинальный. Обмакнув кисточку сразу в три цвета, Джонс начал бесцельно водить ею по листу. Красный, зеленый и желтый переплетались разноцветной полосой на чистом листе, никак не желая складывать хоть в какой-нибудь образ. Мысли упорно возвращались к тому самому препарату. Слишком много надежд и неисполненных желаний роилось в голове Альфреда, чтобы пытаться сосредоточиться на чем-то совершенно ином. Звонок в дверь отвлек его от вязких размышлений. Он ждал его с самого утра. - Рад тебя снова видеть! - с порога улыбнулся Иван, чуть отстраняя Альфреда в сторону и проходя в прихожую. На что Америка оттеснил его чуть в сторону, чтобы не стоял на дороге. - И тебе привет, Россия, - начал было он, но потом запнулся, наконец заметив спутника России. - Франция, это ты? - Добрый день, дорогой Альфред, давно не виделись! - обнял его Бонфуа, проходя в дом вслед за Брагинским, - Иван послал меня проверить, что при принятии препарата с тобой все будет в порядке. Просто... - Просто я заглянул сюда ненадолго. У меня тоже есть дела. Думаю, стоит сначала стоит разобраться с твоей платой мне. Джонс в панике окинул свою гостиную взглядом. Они понятия не имел, что нужно было России. - Ну... Может, у тебя были какие-то идеи? Иван хитро улыбнулся. - Я знаю, что у тебя в доме много хлама завалялось. Всякие ненужные вещи, которые остались еще со старых времен - ты же наверняка не можешь их до сих пор выбросить... Лицо Америки просветлело. - На втором этаже вторая дверь справа - это кладовка. Оттуда ты можешь брать все, что захочешь! Уже давно не навещая ту комнату, Джонс позабыл половину вещей, которые там лежали. Но точно не должно было быть ничего важного. Совсем ничего. - Хорошо, - удовлетворенно кивнул Брагинский и ушел по направлению к лестнице. В то время как Бонфуа потащил Альфреда в сторону кухни, на ходу вынимая из сумки небольшую баночку, плотно закрытую крышкой. - Вот здесь и опробуем! - заявил Франция, протягивая Джонсу колбу со странной пузырящейся смесью цвета бутылочного стекла. Америка недоверчиво посмотрел на пузырьки, поднимающиеся со дна колбы и исчезающие на поверхности. - А ты уверен, что это не опасно? - на всякий случай переспросил Альфред, отведя колбу в сторону. - Уверен. В каких-то моментах мне пришлось довериться России, но в общем и целом он весьма эффективен и полезен, если редко его использовать. - А если часто? - Вот этого уже я не знаю. Но вряд ли это будет полезно для организма, как я могу предполагать, - предупредительно заметил Франциск. - Не знаю, насколько сильный вред он сможет причинить, потому что сам практически никогда не пользовался. Но будь с этим веществом настороже, хорошо? Джонс зачарованно кивнул, наблюдая за скоплениями пузырьков на краях колбы. А потом медленными глотками выпил все содержимое до дна. Эффект не заставил себя долго ждать. Было что-то странное в этом. Не видя, как напрягаются его мышцы и изменяется тело, на время становясь сильнее, быстрее, красивее, Альфред почувствовал обжигающую волну, проникнувшую, кажется, в каждую клеточку организма На секунду Америке показалось, что он способен совершенно на все. И, повинуясь внезапному порыву, он легко поднял кухонный стол, опрокидывая на пол сахарницу, которая разбилась с громким треском. Но Джонс не слышал ничего, опьяненный неожиданным приливом энергии к голове и рукам. Франциск усмехнулся и подобрал осколки. Джонс никогда себя так не чувствовал. Будто бы внутри загорелось маленькое солнце. Телефон Франции завибрировал. - Россия пишет, что ему уже пора, поэтому он взял себе небольшую коробочку и уже ушел. - А что было в коробке? Спроси у него. Ответ пришел не сразу. - Пишет, что ничего. - О, тогда все хорошо. Передай ему мое спасибо, - Америка проводил Бонфуа до выхода и плотно закрыл за ним дверь. И лишь после этого высоко подпрыгнул и начал танцевать, на ходу спотыкаясь о разбросанные на полу вещи. С этим веществом он сможет осуществить свой план. С этим веществом он сможет сделать все, что угодно. И Альфред даже знал, кто сможет ему в этом помочь.***
Разница с Торисом у него была в несколько часов, но Альфред и думать об этом забыл. И потому, прилетев в Литву, он с удивлением обнаружил темную бархатную ночь за окном и тусклые звезды, покрытые дымкой. Все в городе мирно умерло до восхода солнца. Но Альфред пришел сюда для того, чтобы пробудить мертвого. Еле-еле добравшись до дома Лоринайтиса, он тихо перелез через белый забор. Дверь была заперта на замок. Окна спальни Ториса выходили прямо на задний двор дома. А Америка был обычным героем. ...Литва спал крепким сном, когда из ранее закрытого окна подул свежий ветер, заставляя его поплотнее укутаться в некое подобие одеяла, и чья-то жесткая рука начала трясти за плечо. "Опять Польша. Опять выспаться не успею." - Дай мне еще пару минут. Сейчас я проснусь, - прокряхтел Торис, невольно мотая головой и поворачиваясь на другой бок. Но рука продолжала трясти его все энергичнее и энергичнее. ...Джонсу упорно не нравилось, что Литва так долго не просыпается. Закутавшись в простыню рядом с ворохом толстых странных одеял, Лоринайтис мирно лежал, вяло реагируя на все старания Альфреда. Который буквально сгорал от нетерпения. Сам он вставал с первым звоном будильника. Который никогда не ставил. - Проснись, проснись! Это я, Америка, давай, посмотри на меня. У меня к тебе предложение, от которого ты не откажешься. Эй, давай, чувак, ты мне нужен. Торис никак не хотел открывать глаза. Старая белая лестница, раньше спокойной лежавшая около стены, уже грозилась упасть, заставляя Альфреда почти полностью залезть на подоконник. Лоринайтис не отвечал, а Джонс упорно гнал от себя мысли о том, что пришел немного не вовремя. Герои всегда приходят тогда, когда они нужны больше всего. И тогда ему пришла в голову вторая гениальная идея. "Похоже, этот город благотворно влияет на меня." ...Торису снилось, как он взлетает. Выходя из теплых объятий, он вылепливает сам себе крылья из собственной плоти и летит в небо, полное звезд. Звезды смеются, танцуют вокруг, сбивая ненадежные перья, оставляя ссадины и синяки, чтобы в самом конце слиться в одну большую заплатку на кожаной куртке. Чтобы через секунду Литва открыл глаза и обнаружил прямо под собой землю на высоте двухэтажного дома. Он даже ничего не стал говорить, только покрепче вцепился в Альфреда, уже успевшего оттолкнуть сломанную лестницу ногой и готовящегося спрыгнуть на землю. Когда ворох из теплых одеял заворочался. И Джонс, от неожиданности чуть не уронив Лоринайтиса, неуклюже упал, приземлившись на траву под окном. - Больно... - пробормотал он, но, услышав громкий стук ставен, помчался что есть сил по темной улице. - Я сейчас тебе все объясню, только подожди, до машины добежим, - запыхавшись, на бегу бормотал Америка, глядя сияющими глазами на Литву. Тот смог лишь вымученно улыбнуться и кивнуть. Все возвращалось во времена, бывшие когда-то очень и очень давно. Альфред улыбнулся еще шире. А им вслед донесся громкий крик Феликса: - Торис!!! Казалось, лицо Америки готово было расколоться напополам от широкой улыбки. - Кстати, милая пижама. - Ты мне до сих пор еще ничего не разъяснил. - Все, молчу.***
В доме Америки не поменялось практически ничего в сравнении с теми днями, когда Литва подрабатывал у него. Добавилась лишь атмосфера беспорядка, некоего хаоса и серая пыль по углам, едва заметная под пристальным взглядом. Торис до сих пор не мог решить для себя, рад ли он тому, что вернулся сюда. Но, возможно, то, что он уже разложил вещи в своей комнате и теперь сидел в гостиной, ожидая Америку, что-то да значило. Он обещал помочь ему с тем препаратом, предложенным Россией. Пребывая практически все время при создании формул, он запомнил все наизусть. Литва не знал, догадывался ли об этом Альфред. Но в любом случае он уже предложил свою помощь. - Держи, здесь написана инструкция по изготовлению. Смотри внимательней, чтобы ничего не перепутать. - Ого, я смогу достать все ингредиенты из этих! Спасибо, Лит. И как я сам до этого не додумался, сокрушался Америка. Лоринайтис и сам не знал, что будет с ними дальше, после того, как Джонс приготовит больше препарата. Но он чувствовал что-то не то. - Лит, помоги мне выбрать геройский костюм. - Мне кажется, тот, что на тебя сейчас и так уже достаточно геройский. - Хм... А ведь ты прав. Пожалуй, я останусь в этом, - вытерев руки о джинсы и поправив любимую кожаную куртку, Джонс довольно осмотрел себя в зеркале и, не в силах больше оставаться дома, выбежал на улицу. - Выброси рисунки, которые на моем столе лежат! Торис закрыл за ним забытую входную дверь. Аккуратно сложил забытые листы и, внимательно просмотрев каждый, спрятал у себя в комнате. Литва не видел Америку сутками напролет. Каждый вечер тот приходил уставший, грязный, иногда с ушибом или парой царапин на лице, улыбался и рассказывал о том, что случилось. Сегодня он спас девушку от грабителей. Вчера он помог мальчику защититься от хулиганов. Позавчера он дал бездомному пару долларов. Так, ничего особенного. Лоринайтис лишь молча кивал и шел готовить ужин, давно уже стоящий на плите. Но Джонс об этом не знал. Они проводили вместе вечера, так же, как и раньше. Разве что прибавился большой телевизор в углу гостиной, куча уютных вещиц, разбросанных где угодно, и меньше горшков с растениями, раньше цветущих буйным цветом у Америки на подоконнике. У него уже не было времени ухаживать за кем-то еще. - Как ты думаешь, какой мне придумать псевдоним? - неожиданно спросил Альфред, задумчиво водя карандашом по бумаге, на которой они играли в "виселицу". Литва проигрывал. - Для чего? - смирившись, Лоринайтис написал первую вспомнившуюся гласную букву. - Но ведь я же герой. У каждого героя должно быть имя. И такой буквы нет в моем алфавите, забыл? - рассмеялся Джонс, облокачиваясь на спинку дивана и задумчиво глядя куда-то в потолок. - Тогда, может, что-то наподобие Капитана Америки? - Уже есть? - Великий и всемогучий Герой? - Оу, как приторно. - Спасу-за-еду? - Ты не умеешь шутить, Лит, - надулся Америка. - Тогда просто назовись Америкой. - Как Капитан? - Нет. Как герой. Американский герой. Альфред просиял. - Это идеально! Спасибо! Кажется, оно достаточно подходит моему образу, - вспомнив джинсы и куртку, Лоринайтис лишь тяжело вздохнул. - Думаю, я смогу сделать достаточно для того, чтобы преступлений в моей стране поубавилось. Тем более у меня есть то вещество, что дал мне Россия. Хоть иногда он нам помогает, даже не верится! Торис лишь отвел взгляд, думая совершенно о другом. Вены на руке Джонса в последнее время выделялись особенно отчетливо. - Пошел бы ты уже помылся. Вон весь в чем-то белом. - Это кожа осыпается, она так должна. - Но помыться все равно не помешает. Я за тобой. Все изменилось однажды утром, когда Америка, проснувшись и еще не до конца разлепив глаза, направился в ванную. Лишь засунув руки под воду, он почувствовал что-то неладное. Оно оказалось похоже на странную резиновую перчатку, слипалось и скатывалось в мягкие комочки, стоило его лишь намочить и немного потереть ладони друг о друга. Как оказалось, кожа может отмирать не только по отдельным чешуйкам. - Могу ли я звать теперь героем-змеей? Змеечеловек? - Нет. Не смей. Лоринайтис испугался не так сильно, как Америка, смыв у него с рук отмерший пласт и сейчас помогая отделить остатки. Но это было слишком ненормально для того, кто недавно начал злоупотреблять препаратом, беря с собой на задания чуть больше обычного. После предположения о том, что это все его действие, Джонс вдруг неожиданно успокоился. - Не думаю, что это сможет причинить мне какой-нибудь вред. Ничего, и не с таким справлялись. Тогда он взял с собой еще больше обычного, аргументируя это неким чувством беспокойства за сегодняшний поход. Литва не поверил ему. В последнее время Америка с радостью приносил вести о том, что теперь он уже спасает котов с деревьев и людей из жаркого пламени. Все это он успевал рассказывать в перерывах между глубоким надрывным кашлем и попытками вытереть свое покрытое копотью и царапинами лицо. Лоринайтис отводил его в ванную, вспоминая, где он в прошлый раз оставлял йод и бинты. В который раз обматывал Джонса. Который начал жаловаться на странные боли в спине. Потом в плечах. Потом и в ногах. Торис массажировал ему на ночь мышцы и читал самые разные книги, пока не засыпал сам, сидя на диване, усыпанном чем-то белым и мягким. Вены на руках Альфреда становились все отчетливей. Он не обращал на это ровно никакого внимания, каждый раз отсутствуя дома, каждый раз не слушая Литву, каждый раз пропуская его слова мимо ушей. Он, казалось, был опьянен возможностями, так неожиданно открывшимися перед ним, каждый раз не забывая демонстрировать и красоваться своей новой супер силой. Он будто бы подсел. Но подоплека зависимости лежала глубоко в его народе. Лоринайтис лишь наблюдал, как Джонс медленно погружается в другой мир, который рано или поздно должен был треснуть. Америку истощал препарат, это было видно невооруженным глазом. А Литву истощала его собственная беспомощнось. Он даже не придал значения тому, что, однажды, убираясь в кладовке, не обнаружил там ни солдатиков, ни ящика от них. Лишь что-то горькое проскользнуло в душе.***
В какой-то момент Америка ввалился в дом, не в силах больше стоять на ногах от усталости. Губа кровоточила, разбитая, под глазом медленно набухал синяк, а на спине красовалось несколько кровоподтеков и небольшие гематомы. Палец на левой руке - вывихнут. Выщербленный осколок переднего зуба теперь привлекал взгляд каждый раз, когда Альфред широко улыбался, говоря о том, что с ним все в порядке. Литва лишь глубоко вздохнул и повел пострадавшего в ванную, на ходу думая, насколько глупым может быть Джонс, доводя себя до такого состояния. Ему казалось, что все, связанное сейчас с Альфредом - это большая несмешная шутка. Невероятно несмешная шутка. По рукам струились ручейки чужой крови. В волосах оставались кусочки кожи. - Ничего, это скоро пройдет, ты же знаешь. Все будет хорошо, это слишком мало по сравнению с тем, что я добился сегодня. Послушай! Альфред не переставал широко улыбаться. Лоринайтису хотелось выбить у него остаток зуба и выбросить формулу препарата в бумагоизмельчитель. - Целый подпольный клуб, представляешь? Подпольный бойцовский клуб! Мне пришлось очень постараться, чтобы уложить там всех и вызвать полицию, но в итоге все закончилось совсем круто! Я смог даже домой добраться сам, не так далеко было, как обычно. Эй, Лит, ты слышишь меня? Лоринайтису хотелось заткнуть уши подушками и вылить формулу препарата за окно. Пометка: Не забыть спрятать костюм Капитана Америки на верхнюю полку шкафа. Джонс отобрал у Ториса грязное полотенце, которым тот его обтирал, и повязал вокруг бедер, отмазываясь тем, что у него слишком мало полотенец, чтобы использовать слишком много за раз. Литве же казалось, что он лишь наслаждался этим. Разгуливать по кухне в одном окровавленном полотенце, прикладывая бифштекс к синяку и прикладываясь к бутылке газировки на ночь. Сегодня Литва спал вместе Америкой, чутко прислушиваясь к неровному дыханию спящей страны. Он надел свою старую пижаму. Главное - не переодеваться перед ним. Старые шрамы все еще болели. - Проснись, Торис! Проснись, смотри, у меня глаз прошел! - счастливо ворвался в комнату Альфред в одной майке и семейниках, спотыкаясь о сумку при входе и всем своим шумом пробуждая Лоринайтиса от глубокого сна. - Это здорово, - согласился тот, потирая глаза и пытаясь нащупать резинку на тумбочке. Пока нечто не привлекло его внимание. - Америка, это у тебя синяк до сих пор остался? - Где? - То пятно на плече. Правом. Джонс с удивлением посмотрел на иссиня-черную отметину и как-то напряженно покачал головой. Лоринайтис помнил, что вчера вечером на его плечах не было никаких синяков. - Сними, пожалуйста, майку. И повернись спиной. Альфред медленно, будто нехотя развернулся. - Что там? - недовольно спросил он, устав стоять на одном месте. Но Литва почему-то не мог внятно ему ответить. В глазах рябило. Красные полосы начинались в районе затылка и, подобно дереву, опускались все ниже и ниже, охватывая ребра, прорастая вдоль позвоночника и обрываясь где-то в районе копчика. Между "ветвями", похожие на спелые плоды, космосом чернели гематомы, прерываясь россыпями белых пятен сухой кожи, на ощупь напоминающей известняк. Красно-сине-белая спина. Как флаг Америки. Альфред чуть дернулся под холодными пальцами Ториса, медленно прощупывающего каждый миллиметр узоров. То, что издали было похоже на гематомы и раздражение, на деле оказалось лишь изменением пигмента. Но мышцы в районе спины все равно болели, а кожа будто ороговела, похожая на некий разукрашенный панцирь. Синяк на лице действительно прошел. Спина поменяла цвет. Но Лоринайтис не думал, что это именно то, чему действительно стоило радоваться. Джонс весело рассматривал свою новоприобретенную спину, крутясь перед зеркалом, пытаясь разглядеть себя со всех сторон, приглашая Лоринайтиса посмотреть вместе с ним, насколько это выглядит круто. Но Литва уже насмотрелся. Он больше не даст выпить Америке ни капли этого чертового препарата.***
Но однажды вечером Лоринайтис испугался по-настоящему. В тот день Америка не мог оставаться спокойным. Целый день он не выходил из дома, приклеенный к телевизору, изредка пытаясь разнообразить его компьютерными играми. Торис предложил поиграть в настолки. Альфред сдулся после второго круга в Уно. Нервозность сквозила во всех его движениях. - Я чувствую, что что-то случится, - серьезно говорил он, даже не пытась скрыть тревогу, и вновь садился за телевизор, просматривая никому не нужные передачи. - Раньше это было просто как ощущение. Я по нему находил место и всегда успевал всех спасти. Но сейчас нечто совершенно иное. На голову слишком давит, - жаловался Джонс, укладываясь Литве на колени и невидящим взглядом смотря на противоположную стену, увешанную старыми фотографиями. - Как будто перед грозой. У меня всегда голова так шумит перед грозой. Раньше был Англия, который отпаивал меня горячим чаем... Какая гадость... И Лоринайтис шел на кухню, чтобы приготовить ему кофе с молоком. Они вместе смотрели слезливые мелодрамы и исторические фильмы о бойцах, чьи лица стирались из памяти после просмотра. Альфред плакал на первых, Торис лишь вздрагивал на вторых, крепче сжимая плед в руках. Протягивал Джонсу платок. Раньше они никогда не говорили насчет возможностей Америки, как если бы не говорили о каждом их завтраке. Обычное дело. Никто из стран никогда не вмешивался в ход судьбы. Но у Альфреда было что-то глубоко внутри, в корне менявшее все мировоззрение. - Знаешь, мы никогда не спасаем людей. Джонс посмотрел на Лоринайтиса, сжимая в руках горячую кружку. - Мы чувствуем их, но это не то, чему стоит мешать, - грустно продолжил Литва, тасуя колоду карт Имаджинариума. - Вся жизнь стран и обычных людей строится на этом. Это неизбежный цикл, - он посмотрел Америке прямо в глаза. - А у тебя не так. Ты ощущаешь это раньше и каждый раз спешишь помочь. Но ты не сможешь успеть на два убийства сразу. - ...То есть, ты хочешь сказать, что я не должен делать этого? В глазах Америки читалось глубочайшее удивление. - Они - мой народ, мои люди. Не понимаю, что плохого в желании защитить их. - Но не ценой себя. - Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать Америку процветающей! Может, это они так повлияли на тебя, но я не могу просто оставаться в стороне и ждать. - Но не собственной ценой. Посмотри на себя! Твое тело меняется на глазах. - Это действие препарата, оно должно быть таким! - Я говорю не про усиление мышц, а про то, что твоя спина похожа на цветастый ковер, а руки напоминают двух мертвецов. Перестань корежить себя, Альфред! Джонс молчал, пронзительно глядя в зеленые глаза Лоринайтиса. А затем, резко приподнявшись, схватил его за ворот рубашки. - Ты говоришь это мне? Мне? Посмотри на себя! Думаешь, я не замечал ни разу того, что ты так упорно прячешь! Я не говорил с тобой об этом с того момента, как ты ушел от меня, но я видел. Считаешь себя старше меня, но на твоих руках до сих пор шрамы! Считаешь себя опытней меня, а на спину нельзя посмотреть без сочувствия! Ради чего, скажи мне, ради чего тогда ты делал все это? Скажи мне! Литва мелко затрясся в руках Америки, пряча взгляд. А затем с размаху ударил того в плечо, заставив Джонса потерять равновесие и, отпустив Ториса, свалиться на диван, опрокидывая кофе на пол. Лоринайтис с ужасом смотрел на Джонса. Альфред медленно начинал осознавать, что только что произошло. На плече краснела внушительная вмятина, будто бы оно было сделано из резины. След медленно, очень медленно исчезал, возвращая мышцы и кожу в исходное состояние. Но Лоринайтис до сих пор чувствовал под своим кулаком мягкий пластилин. Джонс сжимался от резкой боли. На экране телевизора в беззвучном режима дикторша сообщала о масштабном теракте, произошедшем буквально пару минут назад. А Торис лишь невидящим взглядом смотрел на экран, на видеорепортаж с места событий. Он опомнился первым. - Я не пущу тебя туда. Не с препаратом, - сорвался он с места и помчался на кухню, туда, где стояла закрытая банка жидкости цвета бутылочного стекла. И был остановлен на полпути опомнившимся Альфредом. Рухнув на пол, они покатились к противоположной стене, сметая на пол все, до чего нечаянно смогли дотянуться. Литва успел хорошо приложить Америку головой о ближайшую тумбочку, когда, оказавшись сверху, попытался прижать его к полу. Но пальцы вновь наткнулись на резиновую кожу, прогибающуюся под любыми неосторожными прикосновениями. И Лоринайтис отпрянул, испугавшись, что сможет по-настоящему навредить Джонсу. Упустил свой шанс. И пропустил момент, когда оказался захвачен объятьями Альфреда. Удушающими объятиями. Америка крепко сжимал грудную клетку Ториса, прежде чем его тело, задыхаясь и отчаянно пытаясь выбраться, не совершило последний судорожный вдох и не обмякло в руках. Подержав его еще пару секунд, Джонс отнес потерявшего сознание Лоринайтиса на диван. Накрыл мягким пушистым пледом, чувствуя себя откровенно паршиво. Выключил телевизор. И, не забыв надеть кожаную крутку, выбежал из дома под мелкий дождь и небо, покрытое низкими мрачными тучами. По дороге вынув стеклянную банку, Альфред выпил столько, сколько смог за два больших глотка. Мышцы заболели еще сильнее. В голове мелкие пузырьки всплывали и лопались на поверхности мыслей. В голове были лишь печаль, горечь и тихий стук барабанов, заставивший солнце внутри превратиться в огненного гиганта.***
Разрываясь от внутренней боли, он бежал через рушившиеся обломки горящих зданий, бежал так быстро, как только мог, подальше от тех, кто мог бы его остановить, от тех, кто мог бы ему помочь. Он сможет. Он справится сам. Америка ощущал, как вокруг него, прямо под каменными завалами истощаются и за считанные секунды сходят на нет жизни его людей. Каждого мужчины, каждой женщины, каждого ребенка - он чувствовал тяжкий груз, лежащий у него на плечах. Он слышал хруст разбитого стекла под сапогами и крики людей. Только сейчас все это было более чем взаправду. Альфред находил в завалах людей и указывал им путь к выходу. Он находил покалеченных людей и отдавал их на попечение здоровым. А еще он находил раздавленные тела. Стараясь не смотреть на огромные лужи крови, пытаясь ощутить в себе хоть немного той силы, что давалась ему каждый раз после принятие препарата, он поднимал огромные булыжники, отбрасывал в сторону плиты и вытаскивал из-под завалов, из могилы тех, кому повезло меньше всего. У них почти не было шансов выжить. Но Джонс повышал их процентную ставку. Мышцы рук невыносимо болели, а спину будто бы скручивало пополам. Взрывы затронули и небольшую часть метро. Земля осела вниз, превращая станции в огромные кратеры, выбраться из которых практически не представлялось возможным. Америка с трудом поднимал еще живых людей на поверхность и тут же спрыгивал обратно, не думая, исключая то, что с трудом держится на слабых ногах. Кожа уже буквально сдиралась, обильно кровоточа и кое-где доходя до нежно-розового мяса. Каждая царапина покрывалась толстым слоем отмерших чешуек, чтобы потом осыпаться от любого неосторожного движения, кое-как залечивая многочисленные порезы на теле. Поскальзываясь на чужой крови, по битому стеклу бежал Альфред. Нет. Пока еще Американский Герой. Джонс чувствовал себя уже почти невесомым, предчувствуя очередную боль и смерть где-то за дымящимися обломками зданий. Он чувствовал небольшое количество оставшихся жизней. Он видел, как они мучаются от боли где-то в нескольких метрах от него, и лишь на него ложилась вся ответственность. А потом они угасали одна за одной. Америка жалел, что не был Флэшем. Вены пульсировали и вздувались, похожие на корни растений, опутывающих тело Альфреда. Оттуда, где они были прорваны, обильным потоком текла кровь, горяча тело, слипаясь с частичками кожи, оставаясь на теле в виде бесконечных кровоподтеков. В голове Джонса гремели барабаны - так сильно стучало сердце, так сильно кровь пульсировала в висках. Шум в ушах с каждым шагом становился все громче и громче, заглушая треск камней и дерева под языками пламени. Глаза почти ничего не видели из-за густого едкого дыма, распространившегося почти над всеми остатками домов. И отсюда слышалось наиболее большое количество отчаянных голосов. Руки все больше и больше, практически на глазах покрывались сине-красно-белыми узорами, свиваясь в кольца, оставляя точки, переходя в окружности и кривые линии. Кожный покров менял, медленно продвигаясь к самым кончикам пальцев. Тело будто бы начало сдавать перед самими камнями - оно все больше и больше становилось податливым, искривляясь от сильных ударов и нагрузок. Это оказалось не только плечо - ноги получили также немало увечий, становясь все мягче. Америка с трудом приподнял огромные каменные плиты, из под которой, практически целая и невредимая, выбралась маленькая девочка. Вся напуганная и дрожащая, она побежала со всех ног в указанном Альфредом направлении, почти мгновенно скрывшись в дыму. Джонс мягко улыбнулся и, услышав новый крик о помощи, рванулся было куда-то вперед... И рухнул лицом в щебень и стеклянную крошку, не способный сделать ни единого шага. Кровь медленно заливала ему лицо горячими мокрыми струями. Обессиленные, пальцы лишь размягчались, стоило только попытаться хоть как-то использовать их. Истонченная кожа и волокна мышц рвались при каждом напряженном неосторожном движении, открывая глубокие кровоточащие раны. А боль, казалось бы, не собиралась прекращаться никогда. "Это ведь не может быть концом, ведь так?" - как-то обескураженно подумал Альфред, чуть шевеля губами в слабой попытке что-то произнести. Он же не мог погибнуть просто так. Как-то это не очень по-геройски. Поддавшись секундной слабости, Джонс попытался обмануть себя, надеясь, что Торис придет спасти его. А потом вспомнил, что сам отказался от его помощи. "Хорошо, что Литва сейчас дома." - мелькнула светлая мысль где-то на задворках сознания. Глаза закрывались сами собой. Чертовски хотелось спать. И даже отчаянные шлепки по щекам не помогали прийти в чувство. - Какого черта ты полез в самое пекло, Америка! Хотелось отмахнуться от назойливого голоса, отчаянно звенящего в ушах. - Захотел все сам устроить, да? Американский идиот! Уже почти на самом краю Альфреду вдруг стало чертовски обидно за все это. За несправедливость такого мира, за сотни и сотни загубленных жизней. За всех тех людей, свернувших на кривую дорожку, от которых избавлялся Джонс. За своих людей, паникующих и растерянных. За свой долг, так и не исполненный до конца. За свою сущность и свой геройский псевдоним. Чертовски обидно за самого себя. По щеке вниз скатилось что-то теплое. И даже крепкие руки, аккуратно держащие его бесчувственное тело, не могли ничего изменить.***
- Могу тебя поздравить. Этого ведь ты добивался? - устало спросил Артур, облокотившись на спинку большого красного дивана. Выглядевшего, кстати, достаточно грандиозно на фоне остального убранства в доме России. Брагинский никогда не любил излишнюю роскошь. - И как она? - Она? Америка? Будто бы сам не знаешь. Сейчас я отправил его домой, оставшиеся повреждения несерьезны. Все самое тяжелое обработали в больнице. Иван покачал головой. - Нет, ты не понял вопроса. Как она? Америка? Артур нахмурился. - Ты думаешь, я проверяю статистические данные Америки каждый день? Будто мне нечем заняться. - Уверен, что именно это ты и делаешь. По крайней мере, за последний месяц. Керкленд выругался сквозь зубы. - Все лучше, чем казалось бы. - Думаешь, это его заслуга? - Он сейчас каждый день проводит в постели! И, между прочим, по твоей вине. - Именно об этом я и говорю. - Ты наконец признал, что не прав? - Ты прекрасно знаешь, о чем я. Во время того, как Альфред корчил из себя героя... - Американского героя, - автоматически добавил Артур. - Конечно. То уровень преступности в его стране возрастал с каждым разом, как он принимал все большую дозу препарата... - Так какого черта ты дал ему это? Иван улыбнулся уголками губ, медленно проводя пальцами по дубовому подлокотнику кресла. - Будто бы сам не хотел преподать ему урок. Он все еще слишком молод, чтобы пытаться изменить что-то вот так. Он согнулся и посмотрел Артуру прямо в глаза. - Будто бы ты никогда не пытался ничего поменять, сделать лучше, в конце концов. А что в итоге происходило? Войны. Пожары. Смерти. Мне кажется, так было лучше для него. - Ты выбрал слишком жестокий способ учить его жизни. - Кажется, будто его войны так ничему его и не научили. - Ты даже Францию приплел ко всему этому. - Он ничего не знал. Я не планирую отбирать его у тебя. Керкленд раздраженно стукнул кулаком об обивку дивана. Брагинский лишь грустно улыбнулся. - Ты же знаешь, каким трудом нам доставалось все. - Да. - Значит, мы можем быть едины? - Ни за что. - Ты всегда так отвечаешь. - Просто не спрашивай. Керкленд поблагодарил Брагинского за гостеприимство и, аккуратно закрыв за собой тяжелую дверь, направился к себе домой. Всю дорогу он не мог избавиться от пронизывающего взгляда, уже давно переставшего смотреть ему спину, и длинных пальцев России перед глазами, рисующих знак бесконечности. Сегодня он примется за те дела, которые так долго откладывал в течение всего прошедшего месяца. И не будет думать о том, как оказалось у России нечто, до боли напоминающее тот ящик с солдатиками, подаренный Америке когда-то очень давно. Ему было решительно наплевать. Только вот рука слишком сильно сжимала ручку зонта.***
Америка не знал, что ему делать теперь. Лишь лежать и смотреть в потолок. Читать книжки, с того раза разбросанные по всей квартире. Он попросил Англию оставить их, как есть. Кое-как добираться до кухни и готовить себе растворимый кофе, залежи которого уже начали подходить к концу. Как и запас сухого пайка, заготовленный на черный день. Только вот этот черный день длился уже почти месяц. Джонс уже мог делать множество вещей почти без боязни того, что неожиданно станет больно. Спина медленно приобретала нормальный оттенок и мягкость, а все тело было расшито небольшими швами - в тех местах, где разорвались мышцы, изредка наливающиеся красными и ноющие во время сильного ливня за окном. Который в последнее время почти не прекращался. Альфред не включал свет уже вторую неделю. Он просто лежал в кромешной тьме. И тонул где-то в глубинах воспоминаний. Народ продолжал жить. Еще лучше, чем тогда, когда решил стать Американским героем. "Американский идиот ты, а не герой" Впервые Англия в глазах Джонса был правым, как никогда. А может, это лишь потому, что тот спас его из руин. Америка мало что может вспомнить из того дня. Только каждый раз, замечая тени по углам, он ожидает увидеть там Ториса. Он не пускает его к себе уже месяц, хоть тот и приходил регулярно к крыльцу, по привычке три раза стуча кольцом о белоснежную дверь. Раньше он просил Англию не пускать Ториса. А теперь даже не знает, вспоминает ли он его. Стука нет уже целую неделю. Америка сидит на полу, пытаясь возродить чувство неимоверной любви к своему народу. Но почему-то перед глазами лишь Торис. Обмывает его от крови. Готовит завтрак. Улыбается уголками губ, выигрывая у Альфреда в настольной игре. Лежит на полу, потеряв сознание. Был бы он чуть нахальнее, наверняка побил бы Джонса. Альфред пытается услышать звук барабанов в своей голове, но слышит лишь кран, протекающий на кухне, и тихое шуршание занавески у открытого окна, которое он не открывал. Свежий ветер залетает в комнату. Лоринайтис с трудом слезает с подоконника, бросая на пол тяжелый рюкзак темно-зеленого цвета. В темноте не так видно цвета. Джонс живет памятью. - Знаешь, мне надо было предупредить тебя сразу, - произносит он, прежде чем подойти к дивану, на котором лежал Альфред, бесцельно глядя куда-то в потолок. Впитывая в себя все, до последнего слова. - Может, все было бы совсем иначе. Они оба чуть кивают, не замечая друг друга. - ...Я просто даже не знаю, как это объяснить... То, какой ты всегда, и какой ты сейчас, просто невыносимо. Ты будто бы ничего не понимаешь, и когда я вижу все это, но не могу сделать ничего стоящего... - ...Я звонил России, спрашивал его, зачем он дал тебе этот препарат, зачем все это задумал, а он лишь тихо смеялся в трубку... - ...Я думал, что ты мог погибнуть на том терракте. Ты просто не знаешь, что тогда творилось с твоим телом... - ...Американский флаг... -...Американский герой... Литва просто не мог подобрать слова. Мысли вихрями роились у него в голове, не давая ухватить за то, что действительно помогло бы Альфреду. Он не был обязан ему. Он не был виноват перед ним. Но в сердце глубоко засел его последний взгляд. - Я так сожалею, что... Америка больше не выдержал. Не мог больше слушать. Он просто за руку притянул Ториса к себе. И крепко обнял. Так аккуратно, насколько мог. Будто бы возмещая тот случай. Будто бы возмещая все на свете. Уничтожать мир и себя, зациклившись в одной точке и двигаясь напролом. Уничтожать мир через себя. Уничтожать себя через мир. Литва научит его созиданию. Чужие руки несмело обняли его со спины. Волосы Ториса были мокрыми и пахли прелой листвой. За окном до сих пор лил проливной дождь. А на полках фигурки супергероев, совершающих самые немыслимые подвиги в своих собственных жизнях, в темноте казались абсолютно плоскими. Будто бы сделанными из картона.