12 октября

— Иногда я тебя ненавижу.       Я услышал звон разбившейся тарелки и сдавленное: «Репаро!» — В последнее время — всё чаще.       Тарелке снова не повезло. — Думаю, однажды я проснусь с осознанием полной и окончательной ненависти. — Ты жестокий.       Я усмехнулся: — Я знаю. Но что это меняет? — Ничего. Прости, я не могу исчезнуть. Я хочу жить. — Ты не понимаешь. Ничего не изменится. Я никто, когда тебя нет. Ты должен быть всегда, тогда буду и я. Но мы слишком похожи и ему просто наплевать, в кого вставить свой член. Впрочем, ты и сам это знаешь. — Ты ненавидишь не меня. Ты ненавидишь нас. — Пожалуй, ты прав, — в моём голосе звучала насмешка, но вряд ли мне удалось спрятать отчаяние и боль. Хорошая мина при плохой игре? Это не про меня.       Я запутался в себе и своих чувствах. Попытки найти вопросы на свои ответы давно уже не дают результатов, так что я бросил это бессмысленное занятие. Впрочем, время от времени, когда меня мучает бессонница, я вновь и вновь прокручиваю в себе все эти вопросы, всю свою жизнь. Особенно, последние три года.       С самого рождения я никогда не был один. Семья у нас большая: родители, три старших брата, мы, младшие брат и сестра, упырь на чердаке, полудохлая сова, крыса без одного пальца, курятник и несколько дюжин садовых гномов. Я уж молчу о тётушках и дядюшках, разбросанных по всей Британии и Ирландии. Огромная толпа, а? Только к ним я ничего не чувствовал.       Единственный, кто был мне нужен, это Джи. Ведь с ним мы были вместе с самого начала. С той самой ночи, когда отец в четвёртый раз так удачно трахнул мать. Невозможно объяснить словами, что значит быть близнецами. И я говорю не о похожести, не о том, что нас постоянно даже мать путала. Нет, раньше это было весело, столько розыгрышей. Это было классно, но не так классно, как знать, что ты не один. Понимаете? Вряд ли. «Люди рождаются, живут и умирают в одиночестве». Не помню, кто сказал. Я не особо слушал в тот день на Маггловедении, но вот фраза в душу запала. Люди рождаются, живут и умирают в одиночестве. А мы не бываем одни. Никогда. Вообще. Дар? Или проклятие?       Последние три года, это моё личное проклятие.       Почему?       Всё банальное просто. Я влюбился.       Вот так глупо, совершенно бессмысленно влюбился в человека, которому я не нужен. Ему вообще никто не нужен. На самом деле, я думаю, что ему надо лечиться. Где-нибудь подальше от людей. Он психопат.       В моей жизни Грэхем Монтегю появился внезапно. Конечно, он всегда существовал, был рядом, всего-то на курс старше. Только в те времена кроме Джорджа меня ничто не интересовало. Джордж и мои любимые зелья. Я был счастлив, действительно счастлив.       Моё счастье кончилось 12 октября 1994 года. Обычный осенний день. Ничто не предвещало беды, как говорится.       Мы с Джорджем в тот день прогуляли Нумерологию. У нас было слишком хорошее настроение, чтобы забивать его цифрами. Весь урок просидели на кухне. Ели пудинги и пирожные, запивали тыквенным соком, много смеялись, обсуждали письмо Людо Бегмену и снова смеялись. Мечтали о магазине, о собственном доме с огромной спальней и большой кроватью. Всё было хорошо. Когда мы вышли из кухни, было уже довольно поздно. Слизеринцы возвращались с тренировки. Квиддич отменили в тот год, но Пьюси, Уоррингтон и Монтегю всё равно летали. Я не помню, что произошло. Не помню, кто начал разговор, кто взбесился первым, кто начал драку. Всё что я помню, это удар затылком о пол, тяжесть от навалившегося тела и глаза. Я ни у кого и никогда не видел таких глаз. Хотя возможно, я никому не смотрел в глаза так долго и так близко. Необыкновенные. У Грэхема необыкновенные глаза: тёплые, карие, с прожилками нежного, медового цвета. Его глаза напоминали о лете, если не считать ненависти и ярости, которые полыхали на дне его зрачков. Но тогда я решил, что это всего лишь злость на нас с Джорджем.       Любовь с первого взгляда? Ненавижу это выражение. Но да, это была она.       А этот мерзавец всё понял. Сразу же. Я не успел осознать, а он уже всё решил.       С 12 октября 1994 года я, Фред Уизли, собственность Грэхема Монтегю.       В тот день начался мой ад. Он пользовался. Даже когда я был против, он просто брал своё. Даже если он путал меня с Джорджем, он брал своё. Он ведь решил. Пожалуй, это было больнее всего. Мы с Джорджем так похожи, что он не может нас различить. Плевал он на меня.       Чем больше я его узнавал, тем больше понимал: он ненавидит жизнь. В тех летних глазах столько холода. В его глазах нет места жизни. Поэтому он так легко вступил в армию Тёмного Лорда, ради наслаждения от убийства. Подозреваю, что секс ему не приносит столько удовольствия.       Впрочем, секс с ним — это маленькая смерть.       Не помню, чтобы у меня был оргазм с ним. С другой стороны, он никогда не применял на мне Круциатос. Порой я утешаю себя такими нелепыми мыслями, тешу своё самолюбие и строю иллюзии: вдруг, он что-то испытывает ко мне.       Я хорошо лгу окружающим, но себе я вру плохо.       Но хуже всего совсем не то, как он ко мне относится. Хуже всего я. Я всегда думал, что я личность. Но я личность, только когда рядом Джордж. Без него я — серая масса. Даже волосы не спасают.       Я часто думаю, что было бы, не будь Джорджа? Каким бы я тогда был? Смог бы я тогда… Спасти Грэхема от него самого? Я бы очень хотел спасти его. Я нашёл способ. Давно уже думаю о нём. Я больше не хочу быть таким. Я хочу любить Джорджа, как раньше, хочу радоваться, что он есть. Я больше не хочу мечтать об одиночестве с рождения или возможности разрубить нашу с ним связь. Я ненавижу себя такого. Я бы хотел вернуться в прошлое и всё изменить, не встречать Грэхема, не влюбляться, не…       Рано или поздно будет большая битва, решающая. Тогда я убью Грэхема. А потом кто-нибудь убьёт меня.       Прости меня, Джордж.       Сегодня 12 октября 1997 года. У нас годовщина.