Пока Дышу

Подходя к дому или, можно сказать, к поместью моего дяди Арне, я наблюдал самую настоящую сельскую пастораль. В паре километров виднелась пара домиков, маленькая деревенька, окруженная убранными пшеничными полями, черные квадраты земли сильно выделялись, где-то виднелись оставшиеся снопы. Да и животных вокруг хватало. Свиньи, которые расположились в луже и похрюкивали от удовольствия, стая гусей, спокойно сидящая на одном из лугов, а на другом мирно пасущиеся козы. Кстати, у имени моего дяди, как выяснилось из слов Данральда, даже есть значение, а именно Орел. У моего имени тоже: Рингольд — значит сильный советчик. Мне подходит, я всегда и с большим удовольствием могу дать совет, куда кому и в какую даль пойти. Поместье окружал частокол, невысокий, метра в три, небольшая, но все же защита, ворота были распахнуты, сквозь них виднелись дома и другие постройки, а что больше меня удивило, крыши их покрывала зеленая трава. Это так их утепляют дерном, что ли? — Вот и к дядюшке пришли, родственничков навестить. Не успели мы зайти в ворота, как оттуда вынырнул бородатый мужик, держащий в руках копье, нацеленное на нас. — Вы кто такие, чего надо? — он оглядел пространство за нами, и его взгляд вновь впился в нас. — К Арне пришли, позови его, поговорить хотелось бы. Еще раз с подозрением глянув на нас, он бросил: — Ждите. Скрывшись спустя пару секунд, мы услышали молодой голос. — Дядька Гуди, что ты разбегался-то? — Да там чужаки какие-то отца твоего зовут. — А понятно, так я и сам разберусь тогда, что отца беспокоить. Спустя пару минут из ворот вышел молодой рыжий парень лет семнадцати, в простой серой рубахе и таких же штанах, подпоясанный черным кожаными ремнем, бляха же была выполненная в виде головы медведя из металла желтого цвета, а на ногах красовались коричневые кожаные сапожки. В руках он держал боевой топор и щит, но тяжело дышал и от него несло потом. Видимо, упражнялся. На лице его была поросль, что заменяла усы и бороду, которые когда-то, еще в той жизни, называли усиками девственника. Глянул он на нас весьма хмуро, как ему казалось, мне же захотелось от этого вида взять его за щечку и погладить со словами: «Какой серьезный малыш». — Вы кто такие, и что вам надо от отца? — А это я уже где-то слышал. — Поговорить с Арне хотели бы. — Некогда ему со всякими бродягами разговаривать. — И, скривившись, парень плюнул мне под ноги. Какой сучонок, вот так пришел я в гости к дядюшке. Странно так, конечно, людей встречать, подумал я, окинув себя и Данральда взглядом, ну не сильно мы на бродяг тянем, скорее на путешественников. Или у мальчика синдром первого парня на деревне, и он нарывается, пытаясь мериться своим отростком со всеми. А может просто на голову больной с детства. Я вроде на прекрасную даму не похож, а мальчик так остро реагирует, агрессивный какой-то. Сначала даже мелькнула мысль поучить его вежливости парочкой оплеух. А потом, а на хрена? У него же отец есть, вот пусть и учит, а я немного помогу. — Вот видишь, Данральд, некогда Арне со своими родичами говорить, пошли тогда, — и, развернувшись, взял Данральда за плечо. — Откуда у тебя здесь родичи, бродяга? — хмыкнул парень. — Видимо, умер старый Арне. Жаль, очень жаль. — Кто это меня похоронил? — Из-за ворот вынырнул здоровый рыжий мужик в сопровождении тройки приятелей. Говоривший одет был в выцветший кафтан синего цвета, и он был рыжим, как и мальчишка. Сразу видно сходство — отец и сын. Прическа, похожая чем-то на женское каре, а борода была заплетена в несколько косичек. В плечах явно пошире чем я, и с небольшим пузиком. На медведя он, конечно, не тянул, но на здорового волосатого, рыжего буйвола вполне. И еще он одной рукой держался за бок и, когда шел, немного кривил лицо, возможно, старая рана, которая причиняет дискомфорт. — Он, — я сразу ткнул в молодого парня, это тебе не скрипочке играть, паренек, здесь настоящий баян нужен, а я на слух еще не жалуюсь и шаги людей издалека услышу. — Батя, я не так сказал, — прозвучал его голос, как писк мыши из-под коврика. Мужик же сурово взглянул на парня и, проревев: — Ты чего меня, паскудник, перед людьми позоришь? — со всего маху залепил оплеуху пареньку. Все-таки, наверно, слышал наш разговор, какая прелесть. Парень отлетел на пару метров, и это можно было бы назвать полетом сокола, но на самом деле воробья, да еще и рыжего. Мне даже стало жалко парня, хотя, прислушавшись к себе, я понял, что нет. В этот момент я стоял вполоборота, немного наклонив голову, и Арне не видел моего лица. Пару секунд меня рассматривали тихо и спокойно. — Кто ты, воин? Ты мне кажешься знакомым. Развернувшись и подняв голову, я посмотрел своими нечеловеческими глазами ему в лицо. Я видел, как зрачок в его глазах расширяется и меняется выражение лица с хмурого на удивленное. — Ррри-ингольд, — он протянул мое имя, как будто боялся поверить в то, что говорит. Я лишь кивнул. — Малыш Рингольд, ты так похож на отца и своего, — здесь он скривился, — братца. Раньше у тебя были ее глаза, а сейчас… И шагнул ко мне навстречу, распахивая объятья. — А ну иди сюда, маленький ты паршивец, я тебе все ребра пересчитаю, говно ты рыбье. И меня заключили в объятия, так, что, как и было обещано, заскрипели ребра и вырвался воздух из легких, а обратно я уже не мог вздохнуть, оставалось только хрипеть. Его хватка не намного уступала хватке Эскеля, вот не обделила его природа силушкой. Спустя вечность меня отпустили, и я смог вздохнуть. Тут уже мне пришёлся удар по плечу, так что у меня немного подогнулись колени. М-да дядюшка свою силу совсем не сдерживает или действительно просто рад видеть меня? Я улыбнулся и немного прикрыл глаза. Это чертовски приятно, когда тебе рады, просто рады. Открыв глаза, я успел заметить, как пацанёнок захлопнул открытый рот, но он все так же продолжал, вылупившись, смотреть на меня. — Эй, Харальд, режь барана, а ты, — он обратился к другому мужчину, — доставай бочонок с медом из тех самых. — Хельга, Далия, где вас носит? Накрывайте в общем доме, у нас праздник, племянник вернулся. — Долго тебя не было,— дядюшка обратился ко мне, — мы ведь хотели за тобой ехать, — его голос стал совсем безэмоциональным, — ладно, об этом потом поговорим,— он махнул рукой. И, держа меня за плечо, повел к воротам. — Дядя, позволь представить тебе своего товарища Данральда, будущего друида из клана Брокваров, если бы не он, я бы еще нескоро сюда добрался. — Хм, — он окинул Данральда взглядом, — твой друг будет всегда желанным гостем в моем доме и в доме моих сынов. Толпой мы направились в общий дом, пока шли, я разглядывал поместье. Было много разных построек, лодочные и обычные сараи, кузня, большой дом, я так понимаю, там и живет дядя со своей семьей, еще пару домишек. А посередине располагался как раз общий дом, большое вытянутое здание, а крышу ему заменяла перевернутая ладья. Аутентично. Зайдя в дом, я огляделся, очень уж напоминал таверну, в которой я был. Так же очаг, сложенный посередине, и слуховое окно над ним, столы, которые окружают этот большой очаг из камня. А так во всем доме было еще два маленьких очага. В большом едва тлел огонь, и туда подбрасывали дрова, растапливая его. На стенах висели топоры и копья, а так же щиты. Расположившись за столом с дядюшкой и его сыном, Данральд сел подальше. На стол начали ставить разную снедь, вяленую и копченую рыбу. Не успел опомниться, как на столе появился большой рог, литра на три, и туда как раз наливали из бочонка медовуху, пахло изумительно. Арне поднялся, держа этот рог в руках. — Сегодня вернулся мой племянник, которого я не видел почти пятнадцать лет, — он приподнял рог над головой, — выпьем за то, чтобы мы всегда возвращались домой, и где бы нас ни носило, по каким бы краям и морям мы ни ходили, нас всегда ждали дома, на Скеллиге. За Скеллиге и за моего племянника. Он сделал пару глотков и передал свой рог сыну. Тот так же его приподнял и отпив передал мне. Взяв рог с медовухой, я принюхался, пахло медом и разнотравьем, приложившись к нему от души, передал Данральду и дальше уже за ним не следил. Пьянка потекла своим чередом, притащили освежёванного барана и на большом вертеле начали жарить прямо на очаге. Дядя же с меня не слезал, выспрашивая, где был, что видел и с хрена ли я так долго возвращался домой, от вопросов же моих он уходил, говоря, что после поговорим, сейчас рано. Да и с братцем познакомился, звали его Свейн, ага, что означает мальчик, мальчик он и есть. У меня сложилось впечатление, что он на всех смотрит с легким презрением, как будто ему все должны. — Рингольд, вот я слышал, что ведьмаки лучшие войны, — завел он разговор, он весь вечер пытался меня как-то подначить. — Я тоже слышал, Свейн, что такое говорят, — покивал ему в ответ. — А сам что думаешь? — не отставал он. — Что здесь думать, говорят и пусть говорят, мне-то что. — Врут, значит, люди, так получается, — и с ехидцей посмотрел он на меня. — А мне откуда знать, врут или нет, люди многое говорят, и не всему надо верить, — вот не хотелось мне с ним конфликтовать и портить такой хороший вечер. Вкусная медовуха и еда, тепло. Но нарывается же. А дядя делал вид, что не смотрит в нашу сторону, но прислушивался точно. — Вот я так и знал, что ваша слава раздута, — он даже хихикнул. — Тебе виднее, много пожил, много видел, — иронию и смех я и не прятал в голосе. Парень весь покраснел, в глазах злость. Еще бы, и от отца оплеуху получил на людях, и сейчас насмехаются. Какая жалость. Сам виноват, дурачок. Он крепко сжал кубок. Я же отвернулся и глянул на спящего Данральда, который сложил руки на столе. Само застолье уже стихало, народ расходился. — Рингольд, — ко мне обратился дядя, — пошли прогуляемся. — Пойдем, подышим, — я выбрался из-за стола и направился за ним. Мы шли в полной тишине к выходу из поместья, но не к тому, через который пришли, а к другому, со стороны моря. Подошли к причалу, на котором стояло суденышко и пара лодок была привязана к столбам. — Знаешь, Рингольд, когда я вернулся и узнал о произошедшем с твоим отцом, я горевал вместе со своей сестрой о смерти ее мужа, хотя, если честно, отношения у нас были напряженные, да и не любил его я, чего уж, и он отвечал мне взаимностью. Но он был достойным мужем, — голос его был тих и спокоен. — Мы даже хотели идти с сестрой за тобой, как там это место называется? — Каэр Морхен. — Да, точно, в него. У меня были тогда срочные дела в Вердене, и решили, когда я закончу, пойдем за тобой. Вот только когда я вернулся, ее уже не было в живых. — В походе я рану получил и решил отложить это дело на потом. А там пошли напряженные отношения с Друмондами, и, в общем, я уже не мог оставить остров. Я же стоял и внимательно слушал дядю, он оправдывался передо мной за смерть мамы, за то, что не появился в Каэр Морхене и не забрал меня, Рингольда. Я стоял молчал и смотрел на звезды, которые начали появляться на небе, дядя же думал о чем-то. — Дядя, расскажи о маме, я ее почти не помню, забыл, — а перед глазами встал образ рыжей девушки, которая держала за руку маленького Рингольда. — Она младше меня на две зимы, и когда мы подросли, мне порой казалось, что это она старшая, опекала, заботилась обо мне. Тихая, спокойная и всегда улыбчивая. С ее лица никогда не сходила улыбка. Она была сильная, Рингольд, очень сильная. И когда было принято решение об объединении в клан, и ей пришлось выйти за муж за твоего отца, она восприняла это как должное. А я тебе так скажу, отношения между нашими семьями всегда были напряженные, мы постоянно делили этот остров. Между семьями была даже кровь, и не один раз, до войны не доходило только чудом. И вот она ушла в другую семью, где ее, мягко говоря, не любили. А потом родился ты и должен был стать той связью, что объединила бы семьи и из двух сделала бы единый клан. — Из-за того, что ярлом острова был назван твой отец, и из-за того, что я ему должен был подчиняться, что мне не нравилось, я все время старался проводить в походах да в торговых делах. — Как она умерла? — Меня тогда на острове не было, в Верден ходил. Когда вернулся, узнал, что она в обрыв сорвалась и о камень голову разбила. Я сначала думал, убил ее кто, но туда ходили, смотрели, не было рядом чужих следов, только ее женских сапожек и все. Теперь и мне пора пооткровенничать. — Знаешь, дядя, я мало что помню. Но помню только, что никуда я не убегал, а о своем по беге я уже успел наслушаться. Олаф, — здесь, не удержавшись, я хмыкнул, — братец мой тогда, после похорон отца, принес какой-то напиток, я его выпил. А дальше было уже знакомство с ведьмаками. Да и, как мне потом стало известно, он сам просил, чтобы меня увезли, не знаю, может, денег дал, может, ведьмак пожалел меня. — Понятно, мы долго с сестрой об этом разговаривали. Она не верила, что ты сам мог убежать с ведьмаком, как сказал Олаф. Да и я сомневался в этом, чего уж говорить. Завтра пойдем к нему. Что делать будешь? — Убью, — спокойно сказал я.