Часть 1
23 сентября 2015 г. в 00:14
— Тебе следует чаще отдыхать, Сосновое Деревце, — говорит Билл и с убийственной неторопливостью опускает ладони Дипперу на талию. Тесно обхватывает, жмётся ближе и тихо смеётся Дипперу на ухо; комкает в пальцах ткань футболки и тянет вверх, обнажая полосу светлой кожи над краем джинсов. — Как долго ты не спал? Сорок часов? Пятьдесят?
Диппер, всхлипнув, пытается вырваться. Дёргается из тесной хватки, рвано втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Биллу не нравится, когда он даёт отпор, — куда больше Сайфера забавляет полное, безукоризненное подчинение, но всё это уже стоит у Диппера поперёк горла. Не потому, что ему физически неприятно происходящее: Билл приходит к нему не впервые, сценарий почти всегда схож с предыдущим, и, чёрт возьми, иногда это действительно хорошо — настолько, что терпеть бывает почти невыносимо. Но Диппер упрям, и он не может не попытаться, даже зная, что этот порыв заведомо обернётся провалом. Он старается повернуться всем телом, чтобы оказаться с Биллом лицом к лицу, но тот разгадывает его манёвр прежде, чем Пайнс успевает стряхнуть с себя сильную хватку. Одной рукой Сайфер перехватывает Диппера поперёк живота, вплотную прижимаясь грудью к его спине, другой — вцепляется в волосы на затылке и тянет на себя, заставляя Диппера, захлебнувшегося болезненным выдохом, вскинуть подбородок.
— Не нужно дёргаться, малец, — тихо, с явственно различимой угрозой шепчет Билл ему на ухо, — мы ведь не хотим, чтобы снова пришлось тебя связывать, не так ли?
Тонко улыбнувшись, Билл касается губами мочки уха и тут же влажно проходится по ней языком. По телу Диппера пробегает дрожь — леденящая, судорожная. От того, как кончик ловкого языка дразняще ласкает чувствительное место за ухом, хочется застонать, попросить еще, но Пайнс лишь прикусывает губу и упрямо жмурится, пока Билл неспешно, с очевидным удовольствием проводит тёплым ртом вниз по открытой шее до самого переката плеча.
— Бесполезно изводить себя отсутствием сна, — нараспев произносит Сайфер. — Бесполезно и наивно. Я уже не только в твоей голове. Думаешь, прямо сейчас ты спишь? Как бы не так, Сосновое Деревце. Никаких игр разума. Всё более чем реально. Находись мы при других обстоятельствах, я бы непременно устроил тебе занимательную лекцию о подпространстве и материализации существ, способных перемещаться сквозь ткань мироздания, но, — Билл широко ухмыляется, и, хотя Диппер не может видеть его ухмылки, он чувствует её за секунду до того, как Сайфер прикусывает и легко оттягивает мочку уха, отчего у Пайнса всё-таки не получается сдержать стон, — сегодня у меня на тебя другие планы.
Ладонь, удерживающая Диппера за талию, скользит по телу выше. Билл, не глядя, безошибочно находит отвердевший сосок и легко сжимает его в пальцах прямо через одежду. Одновременно с этим, не сдерживаясь, мягко облизывает ту часть плеча, что открылась под сбившейся набок футболкой, и c притворной осторожностью подталкивает Диппера в сторону постели.
То, что сопротивляться бесполезно, Диппер уяснил еще с самого первого раза. Равно как и то, что любая попытка дать Биллу отпор чревата болью, и что если отпустить себя и поддаться, то Сайфер закончит с ним быстрее, и в конечном итоге он даже получит от происходящего удовольствие. Билл требователен и зачастую жесток, но он умеет не скупиться на ласку, если Диппер ведёт себя достаточно хорошо, чтобы заслужить поощрение.
Диппера всё это дьявольски бесит.
Если бы Сайфер хоть раз пришёл к нему, предлагая и не пытаясь взять силой, их странные отношения, возможно, стали бы самую малость менее странными. Вот только Билла подобные тонкости не волнуют. Пожалуй, правильней было бы сказать: Сайферу нравится доводить мальчишку до этого внутреннего колебания на грани между возбуждением, желанием привязать его к себе и искренним к нему отвращением.
Билл раз за разом приходит в восторг, слыша, как Диппер просит его — с исступленной жадной мольбой в голосе, почти отчаянно.
Билл любит, чтобы Диппер звал его по имени, с душной поволокой глядя из-под влажных ресниц.
Биллу нравится заставлять его стонать, всхлипывать, вскрикивать, умолять о большем, Билл — чёртов псих с пунктиком на Диппере Пайнсе, и Диппер не может сделать ничего, чтобы хоть как-то на это повлиять.
— Сейчас, Сосновое Деревце, я тебя отпущу, — Сайфер едва слышно шепчет это ему на ухо, — и буду надеяться на твоё добросовестное поведение. Хочу, чтобы ты побыл для меня послушным маленьким мальчиком. Согласен? — он действительно отпускает Пайнса, но не отстраняется и медленно, почти ласково оглаживает чуть дрожащие плечи. — Тогда раздевайся.
Не отрывая от Диппера взгляда, он проходит к кровати. Неторопливо снимает ярко-жёлтый жилет, расстёгивает пуговицы на рубашке и развязывает галстук-бабочку, но оставляет их на себе. К брюкам не прикасается — Диппер уже хорошо знает, что очередь брюк подойдёт чуть позже. Когда Сайферу надоест его доводить. Когда он решит, что с Диппера на сегодня достаточно.
— Раздевайся, — с нажимом повторяет Билл, опускаясь на край постели. Широко разводит колени и упирается руками в матрац за своей спиной. Эта нарочито свободная, непринуждённая поза невольно притягивает к себе взгляд Диппера, у которого в горле встаёт ком, а сердце вдруг захлёбывается паническим биением.
Когда в последний раз Билл выглядел подобным образом, то был очень, очень недоволен его поведением. В тот раз он легко улыбнулся: и руки Диппера неожиданно оказались крепко связанными за спиной. Кожаный ремень, скрутивший вместе запястья, скользнул по спине выше, где туго сдавил шею кольцом, похожим на петлю ошейника. Ремень был слишком коротким, из-за чего голову приходилось держать запрокинутой. Теперь каждый судорожный вдох давался Дипперу с трудом и отзывался болью в горле и лёгких. За второй край ремня Сайфер притянул его к себе и заставил опуститься на колени между его разведённых ног. Диппер хорошо помнит, как пальцы Билла, путаясь в его волосах, надавливали на затылок, заставляя брать член в рот глубже и задавая быстрый и рваный ритм, хотя ошейник на горле с каждым движением сжимался всё теснее и болезненнее. В уголках глаз было влажно от рефлекторно выступивших слёз, горло саднило до густого металлического привкуса крови на языке. Даже когда он начал задыхаться, Билл не остановился. Сайфер не позволял Дипперу сделать вдох, пока мир перед глазами Пайнса не померк, и от недостатка кислорода тот едва не потерял сознание.
— Мне жаль, Сосновое Деревце, — широко улыбнувшись, сказал Билл чуть позже, гладя Диппера по растрёпанной макушке, — но ты сам вынудил сделать это с собой. Понимаешь, о чём я говорю? Тебя следовало научить, — он опустил один из пальцев свободной руки на нижнюю губу Диппера, заставляя того коротко облизнуть терпко пахнущую кожу перчатки, — послушанию. Иногда ты бываешь попросту невыносим.
В такие моменты Дипперу кажется, что он больше не выдержит — что еще хоть слово, и он вцепится пальцами, зубами в ненавистное горло, раздерёт на клочки, потому что держать в себе эту ненависть решительно невозможно. Но Билл всегда безошибочно находит грань между его исступленным бешенством и смирением. Демон мастерски манипулирует разумом мальчишки, стирая из него злость и ярость, притупляя худшие воспоминания и, возможно, даже усиливая эту нездоровую, больную зависимость Диппера от его присутствия рядом. Диппер надеется, что второй пункт в самом деле тесно связан с первым, потому что иначе он не знает, как объяснить, почему внутри у него всё судорожно сжимается, скручивается в узел, сбивает дыхание всякий раз, когда Билл подходит к нему слишком близко.
В конечном итоге Диппер помнит всё, что с ним происходило, но ничего, кроме неясных приступов паники и дрожи в коленях (и не поймёшь, то ли от возбуждения, то ли — от страха) при этом не испытывает.
К счастью, сейчас Билл не делает ничего подобного. Он одобрительно улыбается, глядя, как Диппер тянется к пряжке ремня и неуверенно расстёгивает ширинку на джинсах. Диппер понимает, что двигаться нужно медленнее, и потому без спешки скидывает на пол синий жилет, а когда цепляется пальцами за нижний край футболки и тянет вверх, то словно бы невзначай проводит другой ладонью по поджарому животу. Ведёт длинную линию и цепляет подушечками пальцев напряжённый сосок, после чего прикусывает нижнюю губу, несдержанно, едва слышно выдыхая.
Снимая бельё, он неотрывно смотрит на Билла. В то время как его собственные глаза от возбуждения темнеют, скрывают радужку расширившимися зрачками, зрачок зрячего глаза Сайфера, напротив, становится едва различимым. Искристый золотой цвет, заливающий и радужку, и белок, кажется еще ярче прежнего, и это зрелище невольно завораживает Диппера, тянет к себе.
Под цепким взглядом Билла он, лишённый одежды, чувствует себя максимально раскрытым и беззащитным. Кожа на сквозняке покрывается мелкими мурашками. Возбуждение, несмотря на раздражение и злость — отчасти, возможно, даже благодаря этим чувствам, — от такого взгляда в нём лишь усиливается. Ощущается более тяжело и полно.
Билл широко ухмыляется, и невидимые руки толкают Пайнса вперёд, к самой кровати.
Диппер чувствует, как внизу живота тягуче, горячо разливается желание, и выносить это почти невозможно. Очень хочется коснуться себя — широко лизнуть ладонь и обхватить член тесно сжатыми пальцами, но Диппер, упрямо хмурясь, удерживается от лишних движений. Делать что-то подобное перед Биллом он не собирается — хватит с Сайфера и того, что тот добивается принуждением, открытым или даже завуалированным искусной сетью манипуляций.
Хочется то ли поцеловать Билла, то ли сломать ему к чёртовой матери эту его идеальную челюсть, или даже нос, или длинные, ловкие и изящные, «музыкальные» пальцы — все до единого.
Наверное, для начала всё-таки поцеловать, думает Диппер и понимает, что ему уже не удаётся восстановить размеренное дыхание.
Чёрт бы побрал Билла Сайфера.
Его — и всё, что с ним связано.
Чёрт бы его побрал, чёрт, чёрт, чёрт.
Билл с этой сумасшедшей ухмылкой сейчас сам похож на дьявола — он легко ведёт рукой в воздухе, и незримая сила тащит Диппера еще ближе к постели, после чего сам Сайфер, смеясь, толкает его на кровать и раздвигает сведённые вместе ноги острым коленом. Сам наваливается сверху, седлает узкие бёдра, вдавливает в матрац всем телом. Билл наклоняется, чтобы провести кончиком языка вдоль острой ключицы, кусает в плечо, из-за чего Диппер сдавленно вскрикивает и пытается отстраниться, хотя отстраняться некуда, — потом жмётся губами к напряжённой шее и целует подёрнутую лёгким золотистым загаром кожу беспорядочной отрывистой россыпью.
Диппер стонет, уже не сдерживаясь. Сайфер всё еще выводит его из себя, бесит до невозможности, но всё это отходит на второй план. Одной рукой Билл держит его за волосы, запрокидывая Дипперу голову так сильно, что шея, слишком красивая, по его мнению, чересчур изящная для мальчишки семнадцати лет, полностью открыта. Очередной укус прямо под линией челюсти заставляет Диппера застонать особенно громко, и Билл тут же широко облизывает место, где наверняка остался след от его зубов, и обрывает низкий, протяжный горловой стон, накрывая полураскрытые губы Диппера своими.
Поцелуй получается грубоватым, больше похожим на хаотичную и жестокую череду укусов до металлического привкуса на языке, а еще немного неловким, потому что Диппер всё пытается податься навстречу, получить как можно больше, целуется порывисто и жадно. Билл позволяет ему эту несдержанность — лишь спустя пару минут перехватывает инициативу, проталкивая язык в горячий рот, чтобы почти сразу за тем, весело смеясь, отстраниться.
Он подносит руку в перчатке к его лицу. Касается щеки, ощерившись колючей, недоброй улыбкой, когда Диппер невольно тянется вслед за его ладонью. Следом рука касается саднящих губ, и Диппер с готовностью берёт три пальца в рот. Смачивает их слюной и, обводя языком по всей длине, неотрывно смотрит на Билла. У кожаной перчатки необычный привкус, но Диппер старательно облизывает каждый палец, помня, что это в его же интересах — Билл в любой момент способен решить, что в этот раз они не будут использовать смазку, и тогда может быть очень, очень больно.
Вторая рука тем временем по-хозяйски касается напряженного тела, ведёт от самых плеч до широко разведённых ног. Гладит, болезненно щипает — от щипков кожу будто обжигает огнём, и Диппер отлично знает, что уже наутро красные следы нальются тёмными пятнами кровоподтёков, — и почти невесомо проходится всей ладонью по внутренней стороне бедра.
Одновременно с этим Билл достаёт, наконец, пальцы у него изо рта. Сайфер полностью ложится на мальчишку, улыбается с редкостным самодовольством и, неотрывно глядя ему в глаза, проталкивает в Диппера сразу два скользких от слюны пальца.
Это не больно — но ощущения всё равно яркие, сильные, и по телу пробегает дрожь, и Диппер рвано выдыхает, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Билл жмётся лбом к его лбу и добавляет к двум пальцам третий. Он делает это быстро, не церемонясь, так, что теперь ощущается и лёгкое жжение, и боль на грани едва различимой, если сравнивать с тем, как саднят на плечах и ключицах ссадины и следы от укусов. Пайнс тихо стонет, чувствуя, как Билл с силой разводит в нём пальцы, а затем чуть сгибает и проталкивает глубже — до самого конца, так, что Диппер невольно вскрикивает, болезненно жмурится и сам подаётся навстречу резкому движению руки. Диппер знает, что он узкий, тесный настолько, что если они с Биллом не видятся хотя бы неделю, первые минуты после того, как Билл вставляет ему, всегда болезненные, слишком острые. Со временем Сайфер приучил себя не спешить, но иногда ему нравится видеть, как влажно блестят глаза Диппера, как тот стискивает зубы, выгибается в позвоночнике, стремясь уйти от быстрых и ритмичных толчков, как кусает губы, в уголках которых и без того уже видна запекшаяся кровь.
Время от времени Билл попросту не выдерживает.
Как он и говорил — иногда Диппер бывает по-настоящему невыносим.
Диппер слишком хорош собой и излишне полно осведомлён об эффекте, который производит на Билла одним только своим видом. Дело не только во внешности, хотя Билл нередко замирает, любуясь юношескими чертами, обещающими с годами преобразиться в шероховатую, несовершенную, но яркую привлекательность.
Тем не менее, Билла в этом мальчишке цепляет совсем иное: его сообразительность, живой и не по годам умный взгляд.
Манера хмурить брови в минуты сомнения и недовольства и сокрушительная в своём обаянии улыбка, которую Биллу, увы, доводится видеть не так часто.
Непробиваемое упрямство. Энтузиазм, которого хватит на десятерых.
Сложность характера — Диппер, вне всякого сомнения, принадлежит к лагерю хороших парней, но чем дольше Билл изучает его, тем больше находит черт, завораживающих своей неоднозначностью. Диппер добрый - но это не та разновидность светлой и всепрощающей доброты, которой обладает его сестра. Он искренен, но недоверчив, кажется слабым, но наполнен внутренней силой больше, чем кто-либо другой из окружающих Билла мясных мешков, а тьма уже пустила корни в его сердце куда глубже, чем он сам может подозревать.
Тем не менее, Сосновое Деревце в сотни, тысячи раз лучше него.
И всё-таки этого недостаточно.
— Расслабься, Сосенка, — говорит Билл и легко бьёт ладонью по щеке, отчего Диппер рвано выдыхает и распахивает глаза, — не закрывайся. Я хочу видеть твоё лицо.
Он дожидается неловкого кивка, и только потом щелкает пальцами, заставляя брючный ремень расстегнуться, а сами брюки — спуститься до середины бедра. Диппер наблюдает за ним, затаив дыхание. Просто чтобы раззадорить его сильнее, Сайфер снова разводит в нём пальцы и с удовольствием наблюдает, как Диппер, издав абсолютно головокружительный стон, сжимает кулаки так порывисто, что белеют костяшки, и, вскинувшись, упирается влажным лбом Биллу в разлёт плеча.
Не без некоторого сожаления Билл давит ему на грудь, заставляя опрокинуться обратно на постель, и спокойно качает головой:
— Я же сказал, Деревце: мне хочется видеть твоё лицо.
Спустя уже секунду Диппер в его руках вздрагивает, хрипло вскрикивает, и взгляд карих глаз становится невыносимо душным, жарким. Билл одним сильным толчком входит в него сразу до середины, и Дипперу действительно больно, но всё это пустяки. В какой-то момент Сайфер крепко обхватывает его за талию и тянет на себя, заставляя подняться с постели. Теперь Диппер сидит у Билла на бёдрах. Колени дрожат, пытаясь удержать вес ослабшего тела, но Билл одобрительно улыбается и с силой давит Пайнсу на плечи. Неотрывно глядя на демона потемневшим взглядом, Диппер хмурится, прикусывает губу, задерживает дыхание и одним плавным движением насаживается на его член до самого основания.
Биллу кажется, что он никогда не привыкнет к тому, как Диппер открывается перед ним, и как сочетает в себе острую злость, неприязнь на грани истового отвращения и жажду отдавать себя без остатка.
Диппер ненавидит его; Диппер без него больше не может.
Биллу кажется, что он никогда не привыкнет к тому, что такие же чувства вот уже пятый год сводят его с ума.
Пожалуй, было ошибкой принимать человеческую форму — его образ мышления теперь куда сентиментальнее, куда полнее набит эмоциями, противоречиями, всей этой людской чепухой, от которой Сайфера воротит.
Несмотря на это, он думает, что поступил правильно, когда Диппер жмётся к нему, чтобы поцеловать в уголок абсолютно безумно ухмыляющегося рта.
Когда Диппер начинает двигаться, это ощущается безупречно, нестерпимо хорошо; кажется, можно задохнуться восторгом, воздухом, раскалённым и душным, и Билл сам не замечает, как сжимает пальцы на стройных бёдрах мальчишки, прижимая того еще ближе. Он кусает и вылизывает открытую шею и плечи с яростной, исступленной злостью, и испытывает мрачное удовлетворение, слушая, как несдержанно стонет от этого Диппер. В этой позе нелегко контролировать Сосновое Деревце, толчки не получаются грубыми и размашистыми, напротив — Диппер трахает себя его членом неспешно, с ритмичной размеренностью, которая выводит Сайфера из себя.
Руки обвивают шею, и Диппер, постепенно наращивая темп, уже не стонет — скорее уж всхлипывает, задыхается, душит хриплый вскрик в зажимающей рот ладони, а потом Билл вдруг опускает руку, а за ней и вторую, на его талию и наклоняется вперёд.
Теперь у Диппера нет опоры, он цепляется за Билла и не способен думать ни о чём другом, не чувствует ничего, кроме члена Сайфера в себе, и горячего рта, жмущегося к виску, и сильных рук, надёжно поддерживающих спину, и толчков, размашистых, быстрых, исступленно-болезненных, восхитительных.
Если закрыть глаза, под прикрытыми веками мерцают искристой россыпью алые вспышки; Диппер не закрывает глаз, потому что Билл попросил об этом. Не приказал — именно попросил, — к счастью, он уже научился видеть разницу между приказом и просьбой, потому что лишь в моменты мольбы во взгляде Билла появляется это нелепое, растерянное и затравленное выражение, которое не скрыть ни проявлениями силы, ни хлёсткой жесткостью слов.
Диппер чувствует, как одна рука, держащая его под спиной, пропадает — вторая держит достаточно крепко, — и пальцы обхватывают возбуждённый член, и двигаются так же порывисто, грубо, как двигается внутри Диппера сам Билл.
«Ненавижу», — думает Диппер, а сам, продолжая держаться за его шею свободной рукой, другую опускает Биллу на щеку. Отстраняет его, насколько позволяет положение их тел, и Билл, недоумённо нахмурившись, замирает. Кончики пальцев по инерции оглаживают головку члена, и Диппер с трудом сдерживает стон, комом вставший в горле, и смотрит в единственный неприкрытый глаз Сайфера с жадной, голодной тоской, потому что всё это вдруг накрывает его с головой, скручивает, выворачивает наизнанку вместе со всеми мыслями, надеждами, страхами.
Там, на изнаночной стороне, нет никого, кроме Билла Сайфера. И во взгляде Билла, тихо смеющегося — точно такая же прогорклая и сухая тоска.
Он думает: возможно, Билл действительно дорожит им. Возможно, всё это — лишь игра и манипуляция, но в глубине души Дипперу хочется верить, что Сайфер прогибает его под себя, оттачивает нужные грани так, что жёсткий, но хрупкий материал, из которого сделан Диппер Пайнс, не ломается — лишь податливо принимает необходимую форму.
Диппер не знает. Иногда ему хочется отыскать ответ больше всего на свете.
Конкретно сейчас ему наплевать.
— Ты пропал, — хрипло говорит он и всё-таки закрывает глаза, любуясь пунцовыми вспышками в темноте, огненными всполохами, разгорающимися всё ярче с каждым рывком Билла, с каждым движением внутри него, с каждым разом, когда ладонь в кожаной перчатке тесным кольцом пальцев проходится по всей длине его члена.
Очередного рывка оказывается достаточно, чтобы достигнуть своего предела. Он кончает, чувствуя, как Билл судорожно вздрагивает, крепко сжимает пальцы на пульсирующем члене (боли уже нет, нет ни единого её следа) и конвульсивно толкается в Диппера так глубоко, как это только возможно. Мир загорается, вспыхивает — а когда меркнет, то не оставляет после себя ничего, кроме темноты и рук, держащих его на самом краю.
Уже позже, когда они сидят всё в той же позе, что и пару минут назад, не разрывая контакта, словно вплелись, вросли друг в друга корнями, Пайнс чувствует тёплое дыхание на своей щеке. За мгновение до того, как Билл настойчиво и голодно прижимается губами к его искусанному, саднящему рту, он слышит короткий шёпот:
— Выходит, что так. А ты?
Но ничего не может сказать в ответ.