after every party i die

Чимин умирает после каждой вечеринки. Выгорает с последней выкуренной сигаретой, опадает вместе с осенней листвой, рвётся с гитарными струнами жизни, которую прожил бы обязательно, если бы умирал хотя бы чуть-чуть или немножко, но он умирает сильно и почти навсегда. А всё потому, что Чимин слишком остро реагирует на внешний раздражитель в лице Ким Намджуна. Всё потому, что у Мина на него аллергия и вообще: зачем жить, когда от каждого взгляда трясёт и координация движений из мозга стирается, когда ногтями царапаешь в кулаках зажатые ладони, потому что не дышишь, если рядом находишься. Чимин снова в ловушке и на ноль себя делит, на стадии шизофрении расписывает каждый выпитый коктейль, и молится пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста только бы вновь не умереть. Но Намджун уже движется по направлению к хоть бы не ко мне, и Чимин начинает проговаривать спасающие слова из всегда одной и той же песни: главное отвлечься, удалить мысли о нём и заполнить пустоту, оставшуюся после. «After every party I die, after every party I die, after every party I die». After После будет потом, тогда же, когда и смерть, а может, когда приход, но Чимин не употребляет, а зрачки расширены: тут что-то не так с сознанием, а потому смерть точно будет после. После неважных слов, но важных взглядов, тяжёлых и не очень, всегда презрительных или так только кажется, а кажется, если напился или не проснулся, но проснуться можно будет только когда всё кончится – только после. После никогда не длится слишком долго или слишком быстро, после по времени растекается, проходит почти бесследно, оставляя ещё один шрам в сознании, если, конечно, приходишь в него после. Every Каждый намджунов шаг приближает его физическое тело к чиминовому, а Чимина – к вызову врача на дом, но память о доме утеряна, бумажка с адресом ветром унесена, а паспорта рядом нет, ведь он нужен тем, у кого есть личность или, хотя бы, смысл на существование, а рядом с Намджуном его нет у каждого. Каждого мгновения не хватает, чтобы запомнить простое правило: не смотреть, когда на тебя смотрят эти глаза, потому что затем задаёшься вопросом «я умер?», в то время, как всё ещё жив, ну или пытаешься, хватаясь за мгновение каждое. Party Вечеринка к концу не подходит, в отличие от Чимина, который подходит, как тесто, вздымая грудь и не опуская обратно на место, ведь зачем иметь место тому, что болит, когда легче вырезать и выбросить, мучаясь лишь с определением местоположения мусорного ведра на неизвестной вечеринке. Вечеринкам свойственно быть громкими и на людей разнообразными, но, почему-то, среди всей массовости видно только одного Намджуна, и в ушах всегда слышна лишь одна песня, забором окружающая сознание от всех неправильных текстов и слов, потому что искажённое восприятие песен приводит только к ещё большему умиранию после вечеринки. I «Я» для Чимина существует только в отдельных случаях, когда только умер или уже готов, когда его нет или он далеко, когда весь такой пустой приходишь домой, где чая четыре пачки, кружуи три штуки, две аптечки, один Чимин, и ноль Намджунов, потому что, часом ранее, рядом с ним не было никакого «я». Я сегодня не умру – жалкая попытка самовнушения, и хорошо, если ещё пытаешься, ведь сейчас только приходишь и уже знаешь, что умрёшь обязательно и непременно мучительно, в агонии прощаясь с ещё одним зачёркнутым в календаре днём, потому что не смог, а, вернее, потому что заставили своей идеальностью вновь стереть собственное «я». Die Умирать иногда весело, когда по-настоящему и из-за какой-нибудь потери крови, но Чимин умирал миллион раз и каждый из них был из-за Намджуна, ошибочно поначалу считая, что просто не умеет жить, а учиться не хочет и незачем, ведь каждый раз приходится вновь умирать. Умирает Чимин всегда как в последний раз, потому что глупо надеется, что этот раз и вправду последний, завершающий все мимолётные взгляды, пропущенные вдохи, и слово “SOS” азбукой Морзе по бокалу пальцами, надеется, что на следующий день подойдёт и обязательно начнёт разговор, не упоминая о том, сколько раз он уже умирал.