Family issues

      «Пусть будет вредным,» - решает Смоукскрин, встречая выходящего из судебного корпуса алого кона. Кнокаут выглядит опустошенным, в алой оптике – ни проблеска былого азарта, а обычно подчеркнуто ровная и зрелищная походка словно исчезла. Перед ним словно дрон, а не живой мех. – «Пусть будет вредным, пусть будет самовлюбленным шлакоделом, пусть будет коном, но только не этим зомби».       Команда Прайм, а вернее, те ее участники, чье слово особенно ценилось судьями, тоже участвовали в процессе принятия решения о том, что делать с Кнокаутом. Помиловал его пожертвовавший собой Прайм или нет, а военные заслуги, или, вернее говоря, военные преступления, нужно было разобрать и решить участь медкона на последующие ворны.       Судя по тому, что удалось подглядеть – алого кона все же помиловали. Правильно. Смоукскрин был даже уверен в том, что ничего плохого не случится. Во-первых, Кнокаут, хоть и устроил ему ответную ловушку в стене, действительно перешел на их сторону (не без своей выгоды, но десептиконы без выгоды даже не почешутся). Во-вторых, Оптимус Прайм признал его поступок достойным, и тем самым тоже сыграл свою роль в помиловании и признании его в нынешнем обществе, которое постепенно пополнялось все новыми путешественниками с самых дальних уголков галактики. В-третьих (и это самое главное), самую большую роль сыграло состояние Кнокаута. Первый спарклинг за долгий период войны. Сажать первого за столько ворн носителя за решетку – да новый Суд упразднили бы в тот же момент, как подобный приговор прозвучал бы в зале суда.       Поэтому гонщик не волновался, стоя перед новопостроенным судебным корпусом Совета, и ждал новостей.       Смоукскрин подкидывал найденный на патрулировании гладкий металлический шарик с гравировкой, и тут же ловил его, не давая тому упасть и укатиться куда-нибудь в щели между плитами. Будь Альфа Трион актив, он непременно сказал бы, что это бетская забава, и прибавил бы, что в том нет ничего плохого – он сам еще юнглинг. Конечно, по стариковским меркам все беты по сравнению с ними. Смоукскрин полагал, что от стариков тоже есть польза. Если судить по последним их действиям на войне – еще какая польза, ведь, если бы не старик-архивист, им бы не удалось вернуть Кибертрон.       Потерев манипулятор в том месте, где обычно находился фазовый переключатель, гонщик неопределенно качнул дверцами, а затем пожал плечами и вновь подкинул шарик. Жалко, конечно. Было бы интересно проникнуть к Кнокауту в отсек и пошпионить немного за носителем – всех на базе раздирало любопытство, как это бывает (лекции Рэтчета решительно не помогали, хотелось увидеть все вживую), а может, даже сделать парочку холо. Для исторической летописи. Учитывая тщеславность алого кона, он, может, и не возразил бы против своего имени в учебниках истории.       Да. Кибертрон снова актив. А когда-нибудь они отстроят его полностью, и тогда он будет совсем как новенький. Смоукскрин ощущает волну теплоты в искре, когда он думает, что Праймас, их хитробамперный создатель (по выражению самого Триона, чем старик сразу и понравился гонщику), снова с ними. Как больно было слышать, что Кибертрон умирает, и как радостно – что он вновь актив. Вместе с Кибертроном умирала надежда на лучший исход войны, на возможность мира. Смоукскрин помнил, как еще в академии Элитной Гвардии, ставшей после бомбежки фактически полевым лагерем, постепенно исчезали индивидуальность, бетские идеалы, уверенность в следующем цикле…       Но теперь все по-другому. Все совсем иначе – война закончилась, перед ними – мир, который предстоит строить так, чтобы подобных войн больше не случалось.       Глядя на судебный корпус, гонщик загадывает желание. Если первый шаг – признать, что все они, будь то десептиконы, автоботы или нейтралы, одинаковы между собой в своей природе, то пусть будет так.       «Пусть будет вредным,» - соглашается сам с собой Смоукскрин, глядя, как открываются двери и из них выходит непривычно тихий Кнокаут. – «Пусть кичится своей скоростью, пусть ехидничает, пусть вопит о своей полировке, пусть. Если это то, что нам нужно, чтобы не было войны, то пусть так оно и будет».       Кроме того, спарклинг – это здорово. ------------------       Кнокаут шипит, огрызается, старается вытолкать его из отсека. Пилу и дрель у него забрали, но и без того тычки острыми когтями в самые слабозащищенные места довольно неприятны.       Первый орн после того самого срыва. Смоукскрин знал, что будет трудно, и поэтому он не уступает, упрямо сидя рядом с платформой, на которой перезаряжается спарклинг.       Наверное, на срыв повлияло не только общее состояние медкона, но и тот самый суд. Должна же была быть какая-то подоплека параноидальному страху, что Сайдсвайпа кто-то заберет?       Конечно, под особыми деактиваторами, Кнокаут становился вполне себе адекватным, и даже не слишком возражал против того, чтобы он брал крохотного красного мехлинга на манипуляторы. Но, стоило действию препаратов исчезнуть, как алый кон превращался в помесь голодного шарктикона со злобным Рэтчетом. Тогда приходилось либо терпеть, либо, в случае особой опасности, прятаться в убежищах.       Смоукскрин штудировал данные Саундвейвом труд по психологии и, мало-помалу, научился не только минимизировать ущерб, наносимый медконом, но и предотвращать подобные приступы. Гонщик был горд собой и не преминул поделиться этим с друзьями.       - Но ведь у тебя все равно весь корпус в царапинах, - заметила Арси.       - Он дерет тебя, как когтеточку, - подтвердил Балкхэд.       - Царапины – это ерунда, - отмахнулся от них Смоукскрин. – Еще пару циклов назад я рисковал лишиться конечности. А царапины… Между прочим, я вычитал, что среди некоторых каст подобное поведение считалось чем-то вроде метки.       - То есть, Кнокаут расцарапал тебя, чтобы показать, что ты ему принадлежишь? – Бамблби качнул головой.       - В любом случае, не здорово.       - Зато я стал понимать кое-какие десептиконские особенности, - ухмыльнулся гонщик. – Вы знали, что…       Постепенно Кнокаут успокоился. Терапия ли Рэтчета, деактиваторы, сам спарклинг или же Смоукскрин – но алый кон вернулся к прежнему образу актива, с некоторыми корректировками. Теперь гонщик приобрел право возиться с бетой, если Кнокауту некогда, хотя тот и остался непреклонен в некоторых вопросах.       - Знаешь, что, приятель? – поинтересовался как-то раз Смоукскрин у барахтающегося на платформе спарка. Сайдсвайп на момент замер и уставился на него внимательными голубыми окулярами. – А все будет хорошо. Я так чувствую. Мы ведь команда?       Маленькая ладошка с готовностью прижалась к протянутой к ней большой ладони альфы. -----------------       - Смоуки, иметь такого бондмейта, как у тебя – просто жуть, - посочувствовал ему один из коллег. Гонщик только ухмыльнулся:       - Не так уж и плохо, на самом деле.       - Да ну? – ему не поверили. – Он медик, он бывший десептикон, у него странные пристрастия… И он расписался на тебе!       - Ну, не без всего этого, - Смоукскрин потер плечо, на котором красовалась надпись. – Но с ним никогда не будет скучно. Актив на бочке со взрывчаткой, у которой догорает фитиль, держит меня в тонусе. А еще он шикарно отпугивает всяких «последователей», которые приходят на кварту и спрашивают квинтотню вроде: «Вы верите в Праймаса?» Или, что еще круче: «Вы верите в Юникрона?» Конечно, я верю в существование этого оплавка, я его сам видел!       - Нельзя же любить бондмейта только за то, что он отпугивает храмовников.       - Можно, - авторитетно заявил гонщик. – Кноки может отпугнуть кого угодно. Даже проблемы. ---------------       Смоукскрин знает своего бондмейта. Знает его очень хорошо. И в том, что его желание, чтобы Кнокаут оставался таким же вредным, осуществилось, он не видит ничего плохого. Напротив, он видит в этом плюсы. Целых три плюса, с помощью которых можно решить семейные вопросы с превосходством на своей стороне. И, когда возникает угроза установившейся идиллии, он действует испытанным способом.       - Это кто? – вырывается у изумленного Дрэгстрипа, когда перед гештальтом, рядом со Смоукскрином, появляются трое мехов. Желтый гонщик становится прямо перед нахально пялящимся ему в визор Сайдсвайпом, и вглядывается ему в оптику.       Дэдэнд завис, разглядывая собственное отражение в золотой броне Санстрикера. Невысокий золотой мех не возражает против, но, стоит тому потянуться к нему манипулятором, тут же отодвигается прочь.       - Что важнее, - ответил Тракс, перехватывая манипулятор Вайлдрайдера, который тоже решил изучить незнакомца на ощупь, - кто вы такие?       Мотормастер смотрит на Смоукскрина, а тот только улыбается самым бесшабашным образом в ответ:       - Раз уж мы так часто видимся в последнее время… то вам стоит познакомиться с моими и Кнокаута бетами.       Позади него раздается грохот и негромкий рык – Тракс свалил Вайлдрайдера на землю и вывернул манипулятор, попутно активируя ремнабор. ЭМ-поле Дэдэнда транслировало фрустрацию в таком концентрированном виде, что поневоле остальные члены гештальта тоже ощутили досаду. Дрэгстрип рычал двигателем, подбивая Сайдсвайпа на гонку.       - У меня тоже есть свои точки давления, - заявил Смоукскрин, разводя манипуляторами. И, глядя в темную оптику Мотормастера, он не мог не добавить: - И они покруче ваших.