последний день разбитых жизней

Очередная острая игла впивается в голубую вену на руке, тяжёлое дыхание, затем облегчённый выдох, и Фрэнк, прикрыв глаза от чувства удовольствия и ускользающей ненависти к себе, облокачивается о грязную кирпичную стену. Он сидит на замусоренной земле, вокруг валяются гнилые овощи, пустые консервы и испорченные шприцы. Парень чувствует, как наркотик распространяется в нём, а голова наливается свинцом. В этой подворотне ужасно воняет, но Фрэнку плевать, он привык. Через некоторое время парень сильнее закутывается в испачканную, давно не стираную куртку, откидывает сальную чёлку со лба и подтягивает к себе гитару с одной порванной струной, кладя её на своих ногах, чтобы начать играть незамысловатую, примитивную мелодию — единственное, на что он всё ещё был способен из последних сил, пока наркотик медленно уничтожал его изнутри — всего такого грязного, замызганного паренька, у которого больше не было дома. Фрэнк продолжает плавно подёргивать натянутые струны, сливаясь с хламом, что валяется повсюду. В это время над головой парня из окна слышатся мужские крики и звуки разбитого фарфора. Там живёт молодая семья — милая жена Марси и её спившийся муж Маркус. Мужчина опять пришёл домой в нетрезвом состоянии, и теперь он стоит в кухне и кричит на зажавшуюся на стуле Марси. В пьяном бреду он выкрикивает ругательства и раскидывает кухонные приборы, на которые она так старательно копила последние деньги, пряча их от мужа. Её сердце быстро бьётся, когда Маркус приближается к ней, размахивая кулаками. Марси не может сдвинуться с места, лишь тихо стоит, зажмурив глаза от страха и накатывающихся слёз. Маленькая жена трясётся в его руках, пока супруг ударяет её по плечам, груди, вискам, оставляя новые синяки на когда-то прекрасном теле девушки. Спустя какое-то время мужчина храпит на разодранном и раздолбанном диване, капелька слюны стекает с его небритого подбородка, а в руках покоится пустая бутылка. Марси сейчас лежит на холодном полу, усыпанном осколками фарфора и стекла, сотрясаясь в беззвучных рыданиях и подтирая катившиеся из глаз слёзы. На ней нет ожерелий, браслетов или колец, как на других женщинах; единственное, что украшало бедную девушку, — её красивые чёрные глаза, наполненные печалью и горькими слезами, которые продолжают скатываться, пачкая и так грязный деревянный пол. Но Марси всё ещё любит его, она ненавидит себя за это, но её сердце содрогается каждый раз при мысли сбежать. Девушка не может оставить Маркуса одного — тот натерпелся слишком много предательств в детстве, она не хотела стать ещё одним предательством. Поэтому, пока муж спит, Марси на трясущихся руках поднимается с пола и, аккуратно отряхнув домашнее платье, начинает прибираться в квартире, чтобы когда Маркус проснулся, не разозлить его вновь. Она ни с кем не говорила об этом, это их страшная тайна, и только лишь исхудалый наркоман под окнами знал о них, но какое ему дело, не так ли? До её слуха доносится еле слышная гитарная мелодия где-то с улицы, и пока она подметает полы от фарфора, невольно пританцовывает в такт грустной песни без текста. Возможно, скоро станет лучше, — думает Марси. Ведь её муж тоже любит её, и он сможет побороться с собой ради их счастья. Нужно только немного подождать. А пока она убирается под звуки гитары. Вот она слышит глухой тяжёлый стук о потолок — наверное, опять её сосед доводит себя до такого же состояния, что и муж девушки. А Джерард и правда не может устоять на трясущихся ногах. В руке он держит бутылку какого-то дешёвого коньяка, на который у него еле хватило сбережений, расплёскивая янтарную жидкость по пыльному ковру и своим порванным запятнанным джинсам. В голове парня гудит, ноги налиты свинцом, внутренности выкручиваются наизнанку. Он не выдерживает и падает на пол, больно ударяясь щекой о жёсткую поверхность из ворса, поднимая кучу пыли над своим измотанным телом. Джерард лежит в неестественной позе, пока бутылка откатилась куда-то в угол комнаты, вдыхает пыль, что вновь оседает на ворсинках, и тихо плачет, ненавидя себя. В груди всё сковывает болью, в горле стоит ком, слёзы проводят чистые дорожки по его грязному небритому лицу, и парень жалеет о том, что когда-то родился. Жалеет так, что тело сковывает болью, а зубы крепко сжимаются. Он ненавидит себя сейчас. Он ненавидит себя с пятнадцати. Джерард лишь слышит негромкое шуршание под собой и чувствует, как от него воняет потом, алкоголем и пылью, а затем зажмуривает глаза, сдерживая слёзы. Он недолго лежит так, потом парень медленно, с трудом поднимается, ударяя кулаком о пол, снова поднимая пыль, но его это не волнует. Джерард решает, что это последние минуты, когда он пьёт и ненавидит себя. Он быстро находит лестницу, ведущую на крышу дома, и забирается по ней, жмуря глаза от яркого неба, которое словно насмехается над ним — таким пьяным и жалким. Поджав губы, парень шагает к краю крыши, пока сильный прохладный ветер развевает его изорванную джинсовку и сальные патлы, обрамляющие когда-то худое бледное лицо, сейчас загрязневшее и опухшее. Он чувствует свежесть, что доносит до него ветер, играясь в его немытых волосах, и прикрывает на несколько секунд глаза, вдыхая размеренно и глубоко, избавляясь от противного запаха спирта и сигарет. Голова Джерарда кружится, колени трясутся, но он всё равно встаёт на самый край, раскрываясь навстречу небу, которое его ненавидит. Он стоит, раскинув руки, и не думает ни о чём, точно зная, что это последние и самые лучшие минуты в его жизни. А затем до слуха парня долетают ноты, отыгрываемые на старой гитаре. Джерард проникается этой простенькой мелодией, прикрыв глаза и вслушиваясь. Он поддаётся и начинает напевать под мелодию песню без слов, но никто не слышит его. Опустив руки, поникнув плечами, он усаживается на этот край, свесив ноги. Парень продолжает слушать звуки гитары, что-то еле слышно напевая. Он смотрит вниз и замечает почти что под собой в самом низу паренька, что сидит у стенки дома в куче мусора, дёргая струны на гитаре. Джерард невольно улыбается — устало, сочувствующе, — когда словно порывом какой-то внутренней интуиции парень с гитарой поднимает голову и сталкивается со взглядом Джерарда. В их глазах будто что-то мелькает, словно бы они общаются лишь одними мыслями, понимая друг друга так, как будто знают всю жизнь. Всё это время Фрэнк не перестаёт играть на гитаре, а Джерард до сих пор напевает песню без слов. Затем Фрэнк перестаёт играть, с трудом поднимается на ноги и заходит в подъезд, но Джерард не расстроен, он знает, он чувствует, что тот парень идёт к нему. Не проходит и пяти минут, как он вновь слышит ту же мелодию за своей спиной. Ничто его не удерживает, на лице застывает удовлетворённая улыбка, как и на лице парня с гитарой. Джерард поворачивается к нему и просто ждёт, когда он доиграет. Фрэнк играет ещё пару нот своими трясущимися руками, после чего отбрасывает более ненужную гитару в сторону, подходит к Джерарду, протягивающему ему руку, и хватается за неё, вслед за ним взбираясь на край крыши. Они стоят вместе на грани навстречу ветру, держась за руки. Им ни что не мешает, за их спинами лишь сожаление, которое никому не нужно. Они хватаются за руки крепче, а затем с разбегу одновременно спрыгивают, больше не чувствуя боли, ненависти и земли под трясущимися ногами. Два парня чувствуют лишь тепло ладоней друг друга и опьяняющую свежесть городского воздуха. А после не чувствуют ничего. Люди кричат, автомобили гудят, но они уже не слышат этого, разбитые о твёрдую землю, не чувствующие больше ничего. Совершенно вымученные и абсолютно мёртвые. В это время всё в той же квартире с расколотыми тарелками просыпается Маркус и снова начинает кричать на жену, размахивая кулаками, уже без бутылки, но всё с той же ненавистью ко всему миру за несчастливую жизнь в нищете. Он бьёт её больно и громко кричит, а Марси лишь тихо терпит, зажмурив глаза и не двигаясь. Затем мужчина отпускает её, поднимает с пола пустую бутылку и с размаху ударяет ею по лицу жены. Марси резко сваливается с ног, волосы тут же взлохмачиваются, локоны скрывают её милое личико, и лишь кровь впитывается в её волосы и растекается по полу. А муж опять кричит, но теперь уже от страха и непонимания. Он плачет, оседая на пол и не веря в то, что его любимая Марси лежит на полу в крови мёртвая. Муж сжимает худое тело в крепких руках и, всхлипывая, медленно раскачивается в такт уже не играющей мелодии. Маркус шепчет извинения, но Марси уже не слышит. Два искривлённых тела в крови и ушибах валяются на асфальте, держась за руки, пока в стеклянных глазах отражаются белые облака на голубом небе. Пара лёгких улыбок застыли навсегда, как и сердца этих двух испорченных душ. И ещё одно женское тело, покрытое синяками, покоится в объятиях пьяного плачущего мужчины, который только что потерял смысл. Зато эти три души наконец обрели его.