Тридиг

      На поляну рядом с Глобоксовым домом упала большая тёмная тень.       — Разофф летит! — крикнул какой-то глобоксик. Остальные шестьсот сорок девять тут же бросили гоняться за мячом, уставились в небо и один за другим подхватывали:       — Ура, Разофф летит!       — На Тридиге!       — Малину везёт!       — Спорим, чернику?!       — А вот сам посмотришь!       И спустя пять минут на середину поляны действительно приземлился граф Разофф-Охотник верхом на диковинном серо-зелёном звере: тело вроде тюленьего, только больше гораздо; шея длинная, а морда — как есть рука о четырёх пальцах, два больших глаза на «запястье».       Этот зверь и был Тридиг, ручной Палухáрд графа-охотника.       Разофф снял с Тридиговой спины две большие корзины черники («Эээх, проспорил!» — вздохнул глобоксик, что громче всех кричал про малину), обернулся к дому и крикнул:       — Хозяева тут? Гостинец примите!       — А? Кто здесь? — раздалось откуда-то из кухонного окна.       На крыльцо вышла Глобоксова жена, Аглетта Глют, да так и всплеснула руками:       — Полокус всемилостивый, Раззи!.. Знал ведь, чем ребятишек порадовать… С вареньем нынче будем, спасибо!..       — Не на чем, Аглетта, — отмахнулся граф. — Долг платежом красен. Вы же мне первые тогда жизнь спасли.       «Тогда» — три года назад — Глобокс с супругой действительно вылечили Разоффа от болотной лихорадки. Ну и он, как дворянину полагается, в долгу не остался — в благодарность привозил гостинцы со своего Угрюмого Болота.       Обе корзины Аглетта унесла куда-то в дом — должно быть, к вечеру варенье затеет. А глобоксята, к которым теперь добавились и высыпавшие изо всех окрестных домов серые тинсята, и Мёрфи (который вообще случайно мимо пролетал), и маленькая фея Тилли (у которой как раз была перемена после урока заклинаний), окружили толпой Тридига и его хозяина. Ещё бы: такие гости не каждый день прилетают. Разномастная детвора гладила Палухарда по умной морде, а он глухо свистел в ответ и сам тёрся рукой-головой о всех, до кого только мог дотянуться.       — Дядюшка Разофф, расскажи, как ты его приручил? — попросила Тилли. — Нам говорили, Палухарды редко бывают такие смирные…       — И я так тоже думал, — признался Разофф. — До Тридига у меня один был — сущий дьявол, хоть с чем подойди — нипочём к себе не подпустит. Вон Рэйман не даст соврать.       — А что с ним потом стало? — удивился один тинсёнок. — И как Тридиг к тебе попал? Расскажи, а?       — Может, в другой раз? — спросил охотник. — Мне ещё нынче надо склёны посчитать — скоро сок пустят, собирать пора…       — Ну пожалуйста, дядюшка Разофф! — уговаривала Тилли. — Я тебе потом самых лучших сливок достану, вот увидишь…       — Ох, юла! — засмеялся граф. — Знает, чем старика поддеть! Ладно уж, слушайте.

* * *

      …А было это ещё до того, как он, Разофф, из угрюмого отшельника стал таким, как сейчас, и перезнакомился чуть не со всеми жителями Долины грёз.       Вместе с усадьбой на болоте достались когда-то ему в наследство и дневники всей его родни — знатных болотных тинсов, известных охотников. И в дневнике прапрапрадеда Ориона Разоффу как-то попались на глаза несколько записей о ручном Палухарде.       «…Звери эти не каждому легко дадутся в руки», — писал Орион. — «Но если уж тебе посчастливится снискать доверие Палухарда — вернее друга и лучшего подспорья в охоте не найти, ведь и в воздухе и под водой он как дома… Опять и опять я убеждаюсь в правоте этих слов, когда смотрю на моего Эйхó.»       Уж наверно прапрапрадед не мог солгать. Разофф припомнил, как обычно охотился он сам — когда в тумане выцеливал добычу из лодки-плоскодонки, когда пробирался по непролазной трясине, когда прятался в хилом тростнике, где и засаду-скрадок толком не устроить, — и решил: а чем я хуже?       Палухардов на болоте действительно было много, но ни один не подлетал близко к усадьбе. Стрелой-гарпуном такого не возьмёшь, да и взяв — не приручишь: будет помнить, кто его подранил.       И Разофф пошёл на хитрость. Десятками глушил пираний и разбрасывал их по всем окрестным кочкам — готовил приваду. Больше всего приманки лежало у тайного входа в подземелье под усадьбой, куда свалиться легко, а выбраться — ещё попробуй.       Целый месяц граф провозился с привадой, и теперь уже не спал по ночам, а сквозь подзорную трубу следил, не приблизился ли хоть один Палухард хоть на один фут к потайному входу.       В одну такую ночь он задремал в кресле.       А проснулся от жуткого грохота и свиста в подземелье.       «Попался!» — точно обожгло графа.       И тут же к свисту и грохоту прибавился чей-то голос:       — Рэээймааан!!! Спаси-и-и!..       — Ещё и говорящий?! — не поверил собственным ушам Разофф. Схватил ружьё — и бегом к чёрному ходу.       …Да, в западню и правда угодил огромный Палухард. Должно быть, даже вожак стаи. Но кричал не он, а большая толстая синяя жаба, неизвестно откуда здесь взявшаяся.       Ну конечно, откуда тогда Разоффу было знать, что этой жабой был Глобокс. И что он и Рэйман попали на болото совершенно случайно — выпали из портала и разминулись. А сейчас насмерть перепуганный Глобокс забился в угол и звал друга на помощь.       Граф не успел толком разглядеть обоих пленников, как наверху хлопнула дверь. Так, значит, некий Рэйман добрался до его владений. Что ж, сейчас он ему устроит!..       …А что было дальше, Разоффу и по сей день вспоминать стыдно. То он Рэя по всему дому гонял, то Рэй его гонял. Даже гигантской булавой напугать незваного гостя не вышло — кончилось тем, что Разофф сам же с булавы и ухнул вниз, где в сердцах чуть не застрелил Глобокса и и чуть не угодил в лапы ведьме… Спасибо, отбился.       И когда Рэйман и Глобокс исчезли в волшебном зеркале, граф с трудом запихнул туда же колдунью и вернулся к Палухарду.       Тот совсем выбился из сил и даже не мог поднять головы, когда Разофф подтащил ему чан с водой.       Но приручить вожака охотнику так и не удалось. Серо-зелёный гигант дичился его, бился о стальную ограду и исступленно свистел. Должно быть, слишком испугался тогда, увидев Разоффа с ружьём в руках.       Так прошли три дня. И на третий день граф выпустил Палухарда. Пропала и охота его приручить — надолго. Пока однажды…       …Пока однажды Разоффа вдали от усадьбы не застал ужасный ливень.       В то утро он решил сплавать на острова пострелять бекасов. На полпути начал моросить дождик, но граф только рукой махнул — из-за такой ерунды стóит ли назад поворачивать. И надо же — как только он вытащил на берег лодку, с неба полило как из ведра.       Хорошо ещё, невдалеке оказалась пещера. На вид — ничья. И вода не затекает. В самый раз укрыться болотному тинсу.       И, как тогда у подзорной трубы, Разофф совсем было задремал с ружьём в обнимку. Но тут чуть не над самой головой у него громыхнуло, потом ещё и ещё раз, и совсем неподалёку донёсся знакомый жалобный свист.       «Ну нет!» — сердито подумал граф. — «Хватит с меня того бешеного…»       Но чем больше стихал дождь, тем слабее и жалобнее становился свист.       И у Разоффа не выдержали нервы. Он выбрался из укрытия и огляделся — шагах в сорока от пещеры лежал придавленный кривым соснодубом Палухард. Не такой громадный, как прежний, и больше зелёный, чем серый, — наверно, молодой.       — Как тебя угораздило?!.. — вырвалось у ошарашенного графа.       Страдалец протянул к нему, насколько мог, длинную шею и снова засвистел, точно прося о помощи.       — Сейчас, сейчас, постой!.. — торопливо закивал Разофф.       На счастье, он быстро нашёл подходящий камень и выломал длинную палку — чем не рычаг.       Палку на камень, одним концом — под дерево, на второй — сам что есть сил налёг.       — Ну-ка взя-а-ли!..       Соснодуб со скрипом поддался. Палухард выбрался из-под него — и благодарно опустил морду на плечо графу.       — Вот ещё нежности, — проворчал Разофф. — Лети, а то твои тебя потеряют.       Палухард тяжело вздохнул.       — Что? Не можешь?       Тут только болотный тинс заметил, что один из пальцев на морде зверя сломан.       Ну конечно, где уж с таким летать. Не то со своими подрался, не то сам по глупости куда не надо полез. Видно, потому его и снесло ветром сюда, на остров.       — Дай-ка погляжу… — Разофф протянул руку к морде Палухарда, но тот опасливо подался назад.       — Чего испугался, глупый? Я осторожно…       И на этот раз, как ни стонал «пациент», граф умело забинтовал перелом своим платком. А пока бинтовал, само собой пришло на ум и имя для Палухарда: Тридиг. Это ведь на языке Перекрёстка грёз и значит «трёхпалый».       — У злума заболи, у кнаара заболи, — в шутку приговаривал Разофф, — а у тебя, Тридиг-дружище, не боли…       Тридиг, похоже, принял новое имя — судя по тому, как вопросительно взглядывал на охотника, лишь только тот его окликал.       — Вот и познакомились, — усмехнулся граф. — Что ж, на всё Полокусова воля… Может, ты и жить у меня согласен?       И — чудо: Палухард кивнул.       На следующий день Разофф перевёз Тридига к себе в поместье и поселил там же, где до этого жил старый вожак. Всё там было как прежде, только над подземельем больше не висела булава, и не валялись повсюду пустые разбитые клетки. Ни к чему теперь графу было это старьё.       А вскоре Палухард и совсем выходился. И Разоффу прибавилось забот — ведь надо было приучить питомца снова к полётам, а потом и к седлу. Вот когда снова пригодился дневник Ориона.

* * *

      — …И я по сей день думаю, — закончил Разофф, — что, если мой Тридиг — сам какой-нибудь прапраправнук прапрапрадедушкиного Эйхó?.. Не зря же он, по сути, сам меня нашёл? Да только в дневнике про это ни слова. Вот и всё.