Виски

Кагами не знает, что его больше удивляет в Тацуе — его холодность на людях или страстность, когда они наедине. Особенно когда они наедине с бутылкой виски. — Тайга, — почти мурлычет Тацуя, и в штанах сразу же становится тесно. Тацуя, конечно, сразу же замечает — это давно не секрет, как он действует на Кагами, но каждый раз Кагами очень стыдно, как будто он все еще украдкой дрочит на того, кого считает старшим братом, а не встречается с равным. Тацуя на это смущение плевать хотел, поэтому он беззастенчиво лапает Кагами, прижимается губами к шее, массирует член через штаны. Дьявол, думает Кагами, люди не могут быть такими сексуальными, перед тем, как сдаться и позволить Тацуе и алкоголю вести. Он нетерпеливо стягивает с себя майку и тянется к пуговицам на рубашке Тацуи — даже через ткань видно его торчащие соски, боже, — но Тацуя дразняще бьет его по рукам и выдыхает на ухо: — Оставь, я сам. Голос Тацуи словно гладит его мозг изнутри, и можно только подчиниться. Он откидывается назад и ждет, пока Тацуя наиграется: медленно стянет с себя рубашку, двигаясь в такт попсовой песенке на заднем плане, щелкнет застежкой ремня, но остановится на этом, прогибаясь к Кагами, зацеловывая его ключицы и шею. Сил терпеть уже нет, и Кагами буквально подбрасывает Тацую на бедрах, чтоб стянуть с него узкие джинсы. О своем стояке он не забывает ни на секунду, однако когда Тацуя просовывает ладонь в штаны и гладит член через белье, он дергается, а в голове набатом бьется — лишь бы не кончить сейчас. Он мычит что-то не совсем членораздельное, что-то похожее на «Тацуя, мать твою, я больше не могу, Тацуя», сильным движением разводит ягодицы и вводит палец внутрь. Там узко и жарко, у Тацуи словно поднялась температура, а может, жар у самого Кагами — он уже не делает различия между ними, когда проталкивает внутрь второй палец, слышит полузадушенный стон и не сразу понимает, что стонал не он. — Тайга, — шепчет Тацуя, — так хорошо, Тайга, сильнее, давай же… Тацуя сам приподнимается, чтоб облегчить ему доступ, а потом перед глазами Кагами только какие-то неясные всполохи и любимая родинка, которую он целует, пока они оба горят заживо. После Тацуя лежит на нем, но Кагами не торопится выбираться — ему хорошо и спокойно. Все на своих местах: бутылка виски на столе, он на полу, Тацуя прижимается к его груди. Он неосознанно стискивает Тацую; тот перебирает его волосы и тихо и пьяно смеется. — Ч-чего ты? — он опять смущается — неужели Тацуе не понравилось или он сделал что-то не то? — Ничего, — беззаботно отвечает Тацуя, — вспомнил, какой милый ты был в детстве. — Ну знаешь, — ворчит Кагами, — ты вообще-то тоже. Тацуя вскидывает голову и смотрит ему прямо в глаза. — Правда? — Что правда? — теряется Кагами. — Правда, — Тацуя говорит медленно, растягивая гласные, — что ты уже тогда считал меня милым, Тайга? Потому что я тебя да. Кагами вспыхивает до ушей, но, кажется, Тацуя вполне доволен таким ответом, потому что он снова смеется и чмокает его в нос.