Сколько нам осталось?

Уоррик перекатился на спину и свесил голову с дивана, всматриваясь в настенные часы. Зрение уже порядком подводило, поэтому, прищурившись одним-единственным глазом, он с трудом смог различить время — двадцать пять минут шестого. Еще пять лет назад в это время он начал бы собираться на вторую работу. А сейчас, листая журнал с полуобнаженными девушками, которые совершенно не возбуждали, Арканджело, потягиваясь, устало зевает во весь рот. Многое изменилось за минувшие годы. Схватив с низкого столика подтрёпанную пачку сигарет, мужчина довольно приподнял уголки губ и буквально сполз с нагретого места, вставая на ноги. Вытянувшись во весь рост, он промычал, почувствовав, как прохрустел позвоночник. Затем пересек гостиную, одернул шторы и открыл окно, впуская в комнату прохладу осеннего вечера. Вдохнув свежий воздух полной грудью, Уоррик бросил взгляд на тот самый переулок между домов, где любили подрабатывать проститутки. Там же он впервые увидел Алекс — ох, эта несносная женщина! Кто бы мог подумать, что после долгого времени торговли своим телом, она сможет пробить себе путь в певицы? Работая на семью Кристиано, Бенедетто стала практически самой уважаемой и желанной женщиной в Эргастулуме. В кратчайшие сроки Алекс приобрела квартиру и съехала, сердечно поблагодарив своих спасителей за предоставленный ими шанс начать жизнь с чистого листа. Когда выдавался свободный день, она не упускала возможности зайти к давним друзьям, чтобы выпить с ними как в прежние времена. Зажав сигарету между зубов, Арканджело несколько раз чиркнул зажигалкой, не с первого раза выпустив огонь. Раскурив сигарету, он неглубоко затянулся, закашливаясь. Глаза щипало от ядовитого дыма, а легкие сотрясались так, будто в ближайшее время собирались покинуть организм через горло. Судорожно вцепившись ладонью в подоконник, мужчина зажал сигарету в пальцах другой руки, пережидая приступ. Из горла вырвался удивленный хрип, когда к спине прижалась крепкая грудь, а загрубевшие от мозолей пальцы заставили обронить сигарету на дорогу. Сильная рука обвила торс Уоррика, утягивая за собой вглубь комнаты. Лишь когда он сел между расставленных ног на диван и откинулся назад, тяжело дыша, дыхательные пути перестали сотрясаться. Николас фыркнул, отплевываясь от длинных волос Арканджело, попавших в рот. Затем круговыми движениями начал чувствительно водить по солнечному сплетению одноглазого, ускоряя процесс избавления легких от никотина. Так они какое-то сидели в тишине, прерывающейся кашлем Уоррика. Когда спазм прошел, тот облегченно вдохнул, окончательно расслабляясь в руках Брауна. — Ты рано, Николас, — мужчина повернул голову вбок и уткнулся носом в шею сумеречного, отмечая, как сильно на ней вздулись вены. — Передоз Целебро? — спросил он, заранее зная ответ. Ник утвердительно промычал, остановив движение руки на грудной клетке. — А ты…курил, — наконец произнес он. В трудно выговариваемых словах был слышен упрек, но лишь самую малость. — Один-один, малыш Нико — хмыкнул Уоррик, прижимаясь сухими губами к коже на шее. Не в поцелуе, а простом прикосновении. Им уже обоим перевалило за пятый десяток, и изо дня в день все больше создавалось ощущение, что это десятилетие станет для них последним. Как сказал Галахад Вуэр, доживая последние мгновения жизни: «В Эргастулуме долго не живут». То, что они до сих пор живы — само по себе чудо. Браун должен был сделать посмертный вдох еще около десятка лет назад, а Арканджело — через пару лет после него. Сумеречные редко живут до сорока-сорока пяти лет, но Николас был тем самым исключением, которому отведено чуть больше времени, чем остальным. А Уоррику просто повезло: с раннего возраста он дымил словно паровоз, но рак легких обнаружили только полгода назад. — Пытался подрочить на девок в журнале, но член даже не встал, — наигранно-грустно произнес одноглазый, довольно отмечая, как дернулся Браун. — Похоже, мой боевой товарищ покинул меня. В тотчас ладонь Ника оказалась на промежности Арканджело, несильно сжимая. Последний тихо охнул, ощущая легкое возбуждение, разливающееся по всему телу. — А, нет, всё же еще не покинул, — хохотнул мужчина, поднимая одну руку и зарываясь ей в волосы сумеречного. Тот тихо вздохнул, закрывая глаза. Уоррик мысленно сравнил его с большим уличным котом, которого все сторонятся, потому что тот выглядит недружелюбно и устрашающе, а на самом деле только и ждет ласки. Арканджело не был влюблен в Николаса. Это было нечто большее, страстнее, искреннее, чувственнее, чем понятие «любовь». Любить можно еду, приготовленную Констанцией, или песни в исполнении Алекс. Это не было привязанностью, образованной за многие годы. Уоррик был зависим от Ника, как и тот он него. Их тянуло друг к другу словно магнитом. Скорее, они были им самим: совершенно противоположны друг другу как полюса, но при правильном подходе намертво соединились вместе. Когда это произошло — точно никто не помнит. В тот день, когда наследник семьи Арканджело протянул сумеречному книгу по изучению языка жестов? Или же в судьбоносный день, когда Браун вырезал всю семью одноглазого, тем самым отомстив за боль, причиненную его хозяину? А может, намного позже? Они никогда не задавались этим вопросом, ценя лишь настоящее. В мире, где каждый день может стать последним, мужчины жили только настоящим моментом — и никак по-другому. То, что было вчера — неважно, а что будет завтра — неизвестно. — Почему ты не разбудил меня утром, а? Ник только начал говорить, как резко замолчал, отрывая руки от тела одноглазого и вытягивая их вперед, объясняя жестами. Из-за неправильного угла взгляда, сложно было понять, что он говорит, но суть ясна. «Ты кашлял всю ночь и заснул только под утро». — Ну, судя по всему, ты бодрствовал вместе со мной, — хмыкнул Уоррик, прикусывая кожу на шее Николаса. — Ты должен был разбудить меня. «Я сам могу справиться», — Браун недовольно промычал, дергая плечом. — Я не говорю, что ты не в состоянии выбить дурь из парочки мафиози, Ник, — нахмурился Арканджело, подбирая слова. Затем вздохнул и продолжил: — Ты не всесилен, как и я. Вытаскивать твою задницу из передряг —, а ты вечно в них попадаешь, — моя задача. Поэтому просто засунь свою гордость куда подальше и буди меня утром на работу, даже если я всю ночь буду танцевать макарену, напившись до поросячьего визга в каком-нибудь баре. Николас демонстративно опустил руки на живот Уоррика, тем самым показывая, что не собирается отвечать. В гостиной повисла тишина. Каждый обдумывал только что прозвучавшие слова. Одноглазый знал, что это прозвучало грубо и в каком-то смысле эгоистично. Нет сомнений, что Браун в состоянии справиться с чем и кем угодно, правда, перед этим наглотавшись Целебро. Но сейчас каждое принятие препарата могло стать последним, особенно если пренебрегать дозировкой. Уоррик не хотел, чтобы Ник умер. Да, у них обоих осталось не так много времени в запасе, но это не значит, что они не хотят насладиться им до самого конца. Пальцы одной руки сумеречного выправили белоснежную рубашку Арканджело из штанов и расстегнули снизу до половины, после чего ладонь скользнула внутрь, останавливаясь на груди — там, где билось сердце. — Да, — произнес Браун, другой рукой стискивая одноглазого в объятиях еще сильнее. — Что? — не понял тот, но затем вспомнил о своей тираде. — Вот и славно. Только чур будить меня не холодной водой, а горячим кофе, завтраком в постель и… — мужчина за затылок развернул Николаса к себе лицом и легко поцеловал в губы, — тобой. Мой боевой товарищ все еще со мной, — весело проговорил он, чувствуя, как сердцебиение в разы ускорилось только от прикосновения губ. Браун это тоже почувствовал, скользнув носом по виску Арканджело. Тот хмыкнул: ну точно кот. Почувствовав поцелуй на волосах, затем за ухом, а потом на скуле, одноглазый расслабленно выдохнул, закрывая глаза. Засыпая под грубоватые, но такие свойственные Нику поглаживания, мужчина отметил, что кашель впервые за несколько дней перестал сотрясать его легкие. Приятная тишина окутала обоих, плавно погружая в царство Морфея. — Сколько нам осталось? — внезапно спросил Уоррик, не рассчитывая получить ответ, потому что он и так известен каждому. Их линии жизни подходят к концу, но пока этого не произошло, они будут жить настоящим моментом.