С рождеством, Уилл.

      Меня зовут Ганнибал Лектер, сейчас 19:03, я в Балтиморе, штат Мэриленд.       Сеанс начался, а пациента нет. Сегодня Рождество, за окном давно стемнело, и, что удивительно, первый раз за месяц пошел снег. Мягкий, чуть мокрый. Огромные белые хлопья, в свете фонарей похожи на мертвых мотыльков, завершающих свой последний полет.       Неприятное чувство нетерпеливого ожидания висит в воздухе. Сдавливает тишиной. Доктор Лектер сидит напротив досадно пустующего кресла, полностью готовый к приему. Идеальный костюм-тройка в клетку, лакированные ботинки, белая рубашка, приглаженные волосы. Настольная лампа отбрасывает причудливые блики на стены, царит легкий полумрак. На столе коробка. Красивая бежевая, в белый горошек, с красным бантом наверху, подарочная коробка, невероятно неуместная в этом строгом, отделанным с изысканным вкусом, кабинете. Она раз за разом притягивает взгляд доктора, напоминая ему о особенности сегодняшнего сеанса, рождая смутные ощущения неясности и неуверенности.       Ганнибал ждет, а внутри него растет комок волнения и раздражения. Такие чуждые ему понятия. Они ему не нравятся, эти чувства, они противоречат всему его существу, он не допускал их свою жизнь, до сегодняшнего дня он все контролировал. Пытаться сконцентрироваться на чем-нибудь отвлеченном бесполезно, все, о чем он способен думать сейчас — это почему Уилла до сих пор нет.       Мысли бегут сами по себе, забегая все дальше и дальше, а запаздывающее воображение выстреливает образами. Его опять вызвали на место преступления. Он мог свалиться где-нибудь в лихорадочном припадке. Дороги занесло снегом и ему пришлось ехать другим путем. После стольких бессонных ночей, он наконец заснул. Он забыл про сеанс. Хотя нет, забыть он не мог. Не мог. Не мог.       Большего всего Ганнибал боится, что Уилл не придет. Ждать трудно, особенно, если ждешь многого.        Меня зовут Ганнибал Лектер, сейчас 19:04, я в Балтиморе, штат Мэриленд.       Тихий стук в дверь резко обрывает все его мысли и сомнения, маленькое и теплое счастье скребет его сердце маленькими пальчиками. Легкая, неуловимая улыбка пробегает по лицу доктора. Без насмешки, без высокомерия, без саркастичности, без скрытой злости или ненависти. Пожалуй, самая искренняя улыбка в его жизни. Улыбка, которую никому не суждено увидеть. Доля секунды — и ее уже нет. Настоящий Ганнибал Лектер вновь скрыт под тысячью уродливых, не пропускающих ничего подлинного, масок.       Не спеша, с бесконечно свойственной ему элегантностью, он встает, оправляет пиджак и направляется к двери. Волнение и раздражение тут же повержены здравым смыслом, а их останки запрятаны глубоко-глубоко, в самых темных уголках его души, в смутной надежде навсегда о них забыть.       На одно мгновение он останавливается перед дверью. Чувствует его. Чувствует Уилла через закрытую дверь. Всю его неуверенность, сломленность, робость, всю его душу полную леденящего ужаса, страха и вины, душу, молящую о спасении, о помощи. Чувствует запах. Запах леса, собак и дешевого шампуня, крови и усталости. Вот он, рядом. Он чувствует Уилла так сильно, что это сводит с ума. Стоит ему лишь открыть дверь и он впустит его внутрь, он впустит все его безумие и ужас. Всего лишь решиться открыть дверь. И каждый раз, сеанс за сеансом, это решение принималось им без колебаний. − Здравствуй, Уилл, — Ганнибал немного наклоняет голову и делает шаг назад, приглашая. − Здравствуйте, доктор Лектер, — полушепотом произносит Уилл. Он выглядит невероятно усталым и замерзшим, подрагивает от холода и стыдливо дышит на руки, чтобы согреться. Взгляд грустный и виноватый, как у маленького щенка, когда тот понимает, что расстроил хозяина. Под глазами синие круги, на щеках, покрытых румянцем, капельками блестит растаявший снег, а в волосах запутались снежинки. — Простите меня, — все еще полушепотом произносит Уилл, будто бы боясь нарушить тишину, бывшую тут до его прихода. — Дороги занесло, и я… − он замолкает, понимая, что смысла продолжать нет. Так и стоит на пороге: замерзший, румяный растрепанный, с невероятной виной в глазах. − Не стоит, Уилл, проходи. У нас еще 55 минут, — достаточно громко говорит Ганнибал, которому эта тихая обстановка давно поперек горла, − и не стоит шептать, мы же не в церкви.       Уилл благодарно проскальзывает внутрь, снимает пальто и аккуратно опускается на то самое кресло, на которое пять минут назад так безнадежно глядел его доктор. Еще минута — и он уже сидит, завернувшись в одеяло, заботливо и без разговоров всученное ему Лектором, пока тот готовит чай.       Сегодняшнее очередное убийство с до боли знакомым ему стилем, заглохшая по пути с работы машина, приболевшая собака, разбитая чашка, взмокшая от его ночных кошмаров кровать, недомолвки с Кроуфордом, раздражающе-сочувствующий взгляд Аланы, олень, померещившийся ему сегодня около аптеки, очередные порции таблеток и чувство жгучей пустоты внутри — все отошло на второй план и померкло. Будто бы огромная тяжесть, давящая на него все это время, ослабла.       Уиллу спокойно и хорошо. Впервые за долгое время он вновь, пусть всего на 55 минут, но он ощутил себя в безопасности. Он не думает ни о чем, галлюцинации оставили его на время, головная боль тоже. Кошмары забыты, страхи были затолканы поглубже. Он вернется к ним, но не сейчас. Не сейчас. Лишь легкая сонливость и приятное ощущение тепла разливались по всему телу. Впервые за долгое время он вновь, пусть всего на 55 минут, но он ощутил, как кто-то о нем заботится.       Взгляд его блуждал по кабинету, это был лишь вопрос времени, когда он заметит подарочную коробку на столе. − Подарки от восторженных пациентов? — улыбнувшись спрашивает Уилл, и Ганнибал застывает с чайником над неполной чашкой чая, вперившись в свое отражение в ней. Всё не так. Черт возьми, не так все должно было произойти. — шипит голос в его голове, − Не так.       Он молчит, Уилл тоже. В кабинете так тихо, что слышно, как за окном падает снег.       После долгой паузы и недоуменного взгляда Грэма, задавшего, по его мнению, абсолютно невинный вопрос, Ганнибал наконец разгибается, ставит чайник на стол и, нашарив взгляд своего пациента, спокойно произносит: − Это подарок не мне, а тебе, Уилл. От меня. С Рождеством.       Несчастный оторопело глядит на Ганнибала. Очень долго глядит. Оторопелость переходит в смущение, а смущение в страх. Лектер берет подарок, протягивает его Грэму и с выражением абсолютного спокойствия терпеливо ждет реакции, хотя сердце его бешено колотится. Уилл же одновременно чувствует невероятную благодарность и стыд — он и не рассчитывал получить от кого-нибудь подарка на Рождество, а тут такая неудобная ситуация, ведь у него нет ничего взамен. Щеки его вновь наливаются, на этот раз не легким, а ярким багряно-красным румянцем, он берет подарок и выдавливает из себя сипло-недоуменно-смущенное «спасибо». − Пожалуйста, Уилл.        Грэму все еще ужасно неловко, он пытается развернуть подарок, но руки трясутся, и идеально завязанный ярко-красный бант, так хорошо гармонирующий с его щеками, не желает поддаваться. Наконец тугой узел ослаблен, развязан дрожащими пальцами, бежевая бумага в белый горошек снята, и Уилл вытаскивает из коробки желтые семейники, с нарисованными на них щенками с красными, как у Рудольфа, носами. Одни сидят на задних лапах, другие свернулись в пушистые комочки, третьи бегут куда-то с корзинками угощений, четвертые, с надетыми на их головы оленьими рогами, танцуют. Материал невероятно мягкий и приятный, видно, что подарок дорогой и выбирался с любовью. − Нравится? — голос Ганнибала ни на йоту за это время не поменялся, снаружи он безэмоционален, хотя внутри него бушует буря беспокойства того, что Уилл не оценит подарок. Что ему не понравится. Что он уйдет и больше не вернется, решив, что Лектер спятил, раз дарит такое.       Но… Уиллу нравится. Ему очень нравится. Его щеки краснеют еще сильнее, хотя казалось, что дальше уже некуда. Ему радостно, лишь смущает интимность подарка. Это ведь странно, когда твой психотерапевт дарит тебе трусы? Или нет? − Очень. — выдыхает он, отвечая на вопрос доктора и на свой внутренний вопрос, а вместе с ним выдыхает и Ганнибал, но тихо, чтобы Уилл не заметил его реакции. − Примерь. — говорит он, и, в это трудно поверить, но щеки Уилла краснеют еще сильнее. Ему стыдно за отсутствие своего подарка, ему стыдно за то, что он опоздал, ему стыдно за свой раскрасневшийся вид, поэтому он не может отказать Лектору, который особенно мил с ним в Рождество. Грэм смущенно оглядывается по сторонам, в поисках какого-нибудь угла, чтобы переодеться там, но Ганнибал, угадав его мысли, хитро сверкнув глазами, благосклонно произносит: − Примеряй здесь, Уилл. Не думаю, что я открою для себя что-то новое.        Куда деваться уставшему, измученному и невероятно смущенному агенту? Он поднимается с кресла, стыдливо отворачивается от доктора, в надежде спрятаться от его взгляда, но он все равно чувствует его. Как будто два раскаленных угля тычутся ему в спину, затылок, ноги, задницу. В тех местах, куда смотрит Ганнибал.        Уилл расстегивает ширинку, уже мысленно проклиная тот день, когда пришел работать в ФБР. В этой неловкой тишине, резкий звук, отражаясь от всех стен, бьет по ушам так сильно, что Грэм вздрагивает сам. Быстро стягивает штаны, ощущая себя каким-то чертовым стриптизером, и замирает в нерешительности. Однако пути назад уже нет. К тому же он физически ощущает взгляд доктора Лектера, прикованный к его голове и его самодовольную ухмылку. Он снимает с себя свои старые, довольно сильно потертые серые, в мелкую клетку, трусы и натягивает мягкие, в щеночек, желтые.       Уилл не смотрит на то как они сидят, он лишь поворачивается к Ганнибалу и смотрит в потолок, ибо он не дурак, и понимает, что если он посмотрит этому дьяволу в глаза, то ему придется искать новые щеки, взамен старых, сгоревших. У него уже комок в горле от усталости, унижения и смущения, ему лишь хочется поскорее вернуться домой, выслать Ганнибалу подарок и отказаться от сеансов на ближайшие пару лет.        Наконец, Грэм опускает в глаза на кресло, готовясь встретить тот высокомерный, насмешливый взгляд, который он видел столько раз, но вместо этого, обнаруживает доктора, стоящего к нему непозволительно близко. От неожиданности, он делает несколько шагов назад, − Тебе идет. — Лектера подводит голос, вместо нормальных звуков из его горла вырывается наполовину членораздельный хрип. Очень неожиданно для Уилла, он подходит ближе, берет и поправляет одну из завернувшихся внутрь штанин.        Уилла прошибает током, от очень мягкого и нежного прикосновения в такое неуместное время, в таком неуместном месте. С широко распахнутыми глазами, алыми, как кровь щеками (они успели еще покраснеть) он впивается взглядом в Ганнибала.        Ганнибал же, заглянув в глаза Уилла понимает, что он пропал. Насовсем. Этот сломленный, растерянный, смущенный, испуганный, уставший, измученный, изголодавшийся по прикосновениям мальчик. Запах которого сводит с ума. От глаз, которого невозможно оторваться. Которого хочется сломать до конца. Заставить его стонать и шептать свое имя. Приручить. Сделать своим. Окончательно и бесповоротно.        И Ганнибал не выдерживает. Выдержка у него что надо, но этот пронзительный, молящий о помощи взгляд был последней каплей. Прижав еще ничего не успевшего осознать Уилла к стене, он нежно прикоснулся губами к его губам, пробуя на вкус, прижимаясь носом к щеке, ощущая невероятный жар, идущий от нее. Слишком горячо. Ганнибал замер на мгновение, тем самым давая возможность Грэму уйти сейчас, пока это не зашло еще слишком далеко. Но для него уже видимо давно все вышло за рамки приличия. Он уже и не знал, это происходит на самом деле, это его очередная галлюцинация или может быть он уже застрелился и давно в аду.       Поэтому, пусть неуверенно, но все же он отвечает на поцелуй, обжигая Ганнибала всем, чем только может.       Осознав, что Уилл принял правила игры, Лектер, ухмыльнувшись, стягивает с себя рубашку, полностью перехватывает всю инициативу, запуская одну руку Уиллу в волосы, другой медленно скользя по спине, бедрам животу. Оглаживает всего, отмечая каждую малейшую реакцию. Но Уилл отзывается абсолютно на все, будто один оголенный нерв. Будучи запутавшимся в самом себе, всегда незнающим, как правильно поступить, он сходит с ума от уверенности и жесткости Ганнибала, полностью расслабляется, позволяя делать ему с собой все что угодно. Он хрипло шепчет Ганибалу в рот бессвязные фразы и обрывки слов, пока тот не запускает ему руки под рубашку, вырывая из него полноценный стон. Уиллу стыдно и дико хорошо одновременно, он не знает куда от этого деваться, он хочет боли, хочет наказания, Ганнибал чувствует это.       Он разворачивает Уилла спиной к себе, срывает с него рубашку и пуговицы трещат, разлетаясь по полу. Запускает руки ему в кудряшки. Проходится поцелуями по чувствительной ключице, уделяя внимание каждой родинке, прикусывая нежную кожу, зализывает и снова кусает. Царапает спину, руки, сжимает плечи и бедра до синяков. Опускаясь все ниже и ниже, к желтым, в щеночек, семейникам.       А Уилл все стонет, позабыв обо всем и всех, кроме Ганнибала, он не в состоянии ничего произнести, ничего сделать. Он пытается что-то сказать, но доктор, чувствуя приближения таких лишних сейчас слов, затыкает ему рот болезненным поцелуем, разворачивая голову Грэма к себе, до крови прокусывая губу, слизывая алую, как щеки агента, жидкость. И Уилл скулит, радостно и благодарно, шепчет лишь одно: − Больнее… пожалуйста, больнее.        И Ганнибал делает то, что он просит. Грэм не всхлипывает, когда чувствует руку Лектера на своем стояке. Грэм не вздрагивает, когда ощущает прикосновение члена Лектера на своей заднице. Грэм не произносит ни слова, когда Лектер засовывает ему в рот чистый палец, а вынимает красный, весь в капающей вниз, на идеально чистый пол, крови. Грэм не стонет, когда Лектер слизывает его кровь с подбородка, губ и щек. Грэм почти не замечает, когда Лектер вводит в него сначала один палец, затем два и три. Боль и удовольствие от этих страстных, рваных поцелуев, прикосновений и укусов, слились для него воедино, он давно потерял место, где заканчивается одно и начинается другое. Он лишь дергается от сильной и резкой боли, когда Ганнибал наконец входит в него.        Они стоят так, слившись воедино несколько секунд, пока Уилл, развернувшись, не нащупал его губы и не поцеловал. Очень нежно и грустно, оставляя кровавую метку на лице своего доктора, впервые за все это время открыв свои невозможно красивые глаза. Лектер впивается в них взглядом, растолковывает это как позволение и начинает двигаться. Но Грэму хочется быстрее, больнее, он шепчет об этом и стонет, смаргивая слезы, застилающие глаза. Ганнибал ускоряет темп, вколачиваясь Уилла в стену все жестче и жестче, теряя контроль на собой, ситуацией, забыв обо всем на свете, думая лишь об этом испуганном и запутавшемся существе, которое сейчас так жарко стонет под ним. Лектер впивается укусами в шею, ногтями вспарывая ему кожу на груди и спине, а затем, едва зализав раны, снова кусает, наклоняется и хрипит на ухо: − Ты мой теперь, Уилл, лишь мой.       А Уиллу не хватает дыхания, чтобы ответить, он скулит и стонет, положив одну руку себе на член и водя ею вверх-вниз в такт Ганнибалу, а другой сжав руку доктора до одного огромного синяка.       Ганнибал запускает руку в волосы Уилла, заставляя повернуть голову и впивается голодным, глубоким поцелуем ему в губы, когда их почти одновременно — сначала Уилла, а затем Ганнибала, накрывает волной удовольствия.        Уходя, уже на самом пороге, счастливый, весь в синяках, ссадинах и засосах, Уилл оборачивается, прижимая коробку с чудеснейшим подарком к груди: − С Рождеством, доктор Лектер. − С Рождеством, Уилл.