***
Одетый в тёмно-серый сюртук и узкие кюлоты, заправленные в сапоги, жених прогуливался близ алтаря. Гаспар, болтая с кучкой людей — друзей и знакомых, пришедших на свадьбу, не скрывал волнения. А Каролина в желтоватом тарлатановом платье лучилась от гордости. Невеста и её отец пока не прибыли, и немногочисленные гости сидели на лавках в наосе, рассматривая друг друга. Данте стоял снаружи, решив, что зайдёт в церковь в последний момент. Когда появится повозка невесты, он шмыгнёт внутрь и спрячется в углу, ближе к выходу. Уже загодя Данте испытывал яростное желание сравнять маленькую деревянную церквушку с землёй. Мысленно представив эту картину, ощутил больное, злорадное наслаждение. Застучали копыта, и к церкви подъехала открытая повозка, запряжённая двумя серыми лошадёнками. Сеньор Анхель Лозано, сидя на козлах, будто сокровище, доставлял на венчание свою дочь. Тпр-р-ру! Остановив коней, он слез с подножки и подал невесте руку. А Данте вошёл в церковь. Миг, и у него закружилась голова. В ушах зазвенело. Кое-как добрался он до наоса и плюхнулся на одну из дальних от алтаря скамей. По случаю торжества Данте надел сюртук, шёлковую рубашку, длинные кюлоты из кожи и завязал волосы в хвост, поэтому чувствовал себя разряженным пингвином. Народу в церкви было лишь около двадцати человек, но и те Данте раздражали — он не выносил людей в принципе. И вот Пия и Анхель Лозано появились у входа. Запиликала скрипка. Данте любил музыку — она вызывала в сердце ощущение внутренней гармонии и свободы. Но заунывное пиликанье скрипача его не впечатлило. «Могли бы найти музыканта и получше», — с досадой подумал он. Дамы в ситцевых платьях смотрели на невесту с умилением. Её наряд тоже не отличался роскошью: бежевое казинетовое платьице, закрытое до шеи; сверху — плетёная шаль из «бабушкиного сундука»; на голове — венок из мимоз, в руках — фиалки. «Нарядилась, как монашка», — вынес вердикт Данте, невольно вспомнив, сколь восхитительна была Эстелла в алом платье с рубинами. Но у Эстеллы небольшая и красивая грудь (уж в чём-чём, а в девичьих прелестях Данте разбирался), а у Пии грудь отсутствовала. Она походила на чересчур женственного мальчика-евнуха. Данте ухмыльнулся, вспомнив ещё и пышногрудую Лус. Клем загоняет себя в угол. Что он будет делать, когда окажется в кровати с этой рыбой? Это он-то, избалованный ласками девочек из «Фламинго», влюблённый в одну из них, поднимавший девственниц на смех. Вот дурак! Так загубить себе жизнь! А ведь ещё не поздно. Иногда свадьбы срываются прямо у алтаря. Хорошо бы Клем одумался и сбежал, оставив эту живодёрку с носом. Брошенная невеста. Вот позорище! Данте тихо рассмеялся, вообразив эту картину, и всем сердцем пожелал, чтобы так и случилось. Жаль, не взял перстень с собой. Надо было загадать желание, чтобы свадьба расстроилась. Но, как бы Данте не настраивал себя на шутливо-ехидный тон, он уже чувствовал покалывание в пальцах. С этого всё и начинается. Если церемония затянется, он не выдержит. Или убежит посреди свадьбы, или начнёт дымиться и выдаст себя. И действительно, в тот момент, когда жених и невеста повернулись к алтарю, Данте ощутил боль — тошнотворное чувство, что кожа плавится, как воск церковных свечей. Сжав кулаки, Данте впился ногтями в ладони. «Пожалуйста, — мысленно взмолился он, — прошу тебя, не сейчас! Я не могу портить свадьбу Клементе». «Ты полагаешь, что можно надо мной издеваться? — услыхал Данте шёпот в голове. — Я тебя всякий раз умоляю не заходить в церковь, а ты меня не слышишь, — змеем прошипел Салазар. — Твои походы сюда меня убивают». «Но мне тоже больно». «И будет ещё больнее, пока не поймёшь, что колдуну в церкви не место!». Данте ощутил новый приступ жгучей боли, такой, что из глаз покатились слёзы. «Салазар, я тебя умоляю, только не сегодня, пожалуйста». «Я ничего не могу сделать. Единственный способ прекратить это — уйти». Но вскоре боль отступила и Данте даже взглянул на алтарь без мысли кинуть в него чем-нибудь тяжёлым. Падре Хасинто в этот момент читал проповедь об обязанностях мужа и жены друг перед другом и перед церковью. Данте никогда раньше не видел католический обряд венчания и был разочарован. Свадьба представлялась ему красивым, нежным, волшебным праздником любви, а на деле оказалась нудной отповедью. Из речи падре следовало: мужчина и женщина венчаются не для себя и брак — не гимн их любви. Они женятся для родителей и общества, и чтобы завести детей. Любовь же плотская есть грех, когда не несёт цели зачатия ребёнка. Поэтому муж обязан беречь супругу, не подвергая её греху сладострастия без надобности, а жена должна исполнять долг вне зависимости от своего желания — это и называется «чтить мужа». Очередной приступ недовольства собой захлестнул Данте. Он плохой, ненормальный — теперь это абсолютно ясно. Он не понимает и не разделяет ни одно из утверждений падре, считая брак союзом двух влюблённых, что дарит счастье жениху и невесте, а не их родственникам. Но падре Хасинто уверял: супруги — рабы общественного мнения и религиозных постулатов. Обязаны, обязаны, обязаны… У Данте, в конце концов, это вызвало раздражение. Если целью брака является лишь почитание бога и создание потомства, то, увы, сие ему не подходит. Глядя на блаженные лица гостей, Данте решил: слова падре отражают гнилую сущность и лживость христианской морали. «Удачный брак» приносит выгоду родителям, спихнувшим обузу в виде ребёнка, и это написано на их лицах. А на лицах Клема и Пии — полное безразличие друг к другу. Когда молодожёны приступили к клятве в «вечной любви», Данте затошнило. Он снова почувствовал боль, теперь в голове, — в висок будто шпагу воткнули. Из кончиков пальцев повалил красный дым. Данте спрятал руки под длинные ему манжеты. Скорей бы всё закончилось! Клятва. Обмен кольцами. Жених уронил своё на пол. Данте слышал об этой примете: падение кольца — к несчастью. Каролина при этом инциденте поджала губы. Наверняка после церемонии выскажет бедному Клему, что он растяпа. — Объявляю вас мужем и женой! Во имя Отца и Сына, и Святого духа. Аминь! — объявил падре Хасинто. Поцелуй. Символический — в щёку. Какой же фарс! Данте облегчённо выдохнул, надеясь, что сейчас кошмар закончится, — не тут-то было. Чересчур набожная Пия, возложив на алтарь цветы, начала зажигать свечи. Она ставила свечу каждому святому, которых было немереное количество, прося их о счастье в браке. Данте искусал губы до крови — боль нарастала и нарастала. И вот, из ушей вырвался столб дыма, а с волос полетели искры: красные, зелёные, синие… Одна из дам, полная старушка в чепце, вскрикнула: — Смотрите, он горит! Все обернулись. — Как-никак Дьявол постарался! — Сатана! В него вселился Сатана! Раздались вопли, но подойти к Данте никто не рискнул. Некоторые бросились в рассыпную. Каролина покраснела, Гаспар разинул рот, а Клементе отрешённо рассматривал мозаику на стенах. Это было последнее, что видел Данте — глаза его заволокло туманом. — Вон! Вон отсюда! Прочь из церкви, Дьявол! Исчадие! Изыди! — гаркнул кто-то. — Нечистая сила! Осквернил святую обитель! Данте рывком встал на ноги, но и двух шагов не сделал — пошатнулся и упал без сознания.Глава 17. Миром правят лжецы
18 октября 2015 г. в 01:16
Проспал Данте три часа и был на ногах уже к рассвету. Янгус дрыхла, уткнувшись клювом в спину, и умирать больше не собиралась.
Выйдя во двор, Данте вдохнул прохладный предрассветный воздух. Угрозы Салазара не напугали его. Чёрная магия? Да какая разница белая она или чёрная? Любая магия работает и во зло, и во благо. А он дурного не сделал, напротив, спас Янгус. Птица жива, это главное. Если бы она умерла, он умер бы следом, этой потери он не пережил бы. Иногда Данте пугался своей привязанности к животным — он любил Янгус и Алмаза с нездоровой фанатичностью. Умирала бы вчера не птица, а та же Каролина, он перенёс бы это гораздо легче. Наверное.
Взъерошив волосы, Данте улыбнулся звёздам, тускнеющим на фоне тёмно-голубых небес. Всё будет хорошо. Сегодня свадьба Клема. Гадкое мероприятие, но портить его — чревато.
Каролина настаивала на венчании в храме Святой Аны у падре Антонио. В посёлке был и свой священник — пожилой добряк падре Хасинто, но Каролине он не нравился (сплетники шептали, что в «Лас Бестиас» он забрался, когда у него отобрали официальный сан, и никого венчать, причащать, исповедовать и отпевать он не может). Но гаучо плевали на это. Многие из них женились и без падре. Данте любил индейские и африканские свадьбы, сопровождаемые плясками под стук барабанов. Но Каролина, Пия и Анхель Лозано категорически им противились. Клементе и Гаспар не спорили, а с Данте никто не советовался, хотя он руками и ногами был за то, чтобы свадьба вообще не состоялась.
Однако, планы Каролины нарушил отъезд падре Антонио в Буэнос-Айрес — его вызвал епископ по поводу жалоб на Комитет Нравственности. Каролина искренне негодовала, а Клем предложил со свадьбой повременить до возвращения падре. Смекнув, что жених мечтает соскочить с крючка, Анхель Лозано настоял на венчании у падре Хасинто. На том и порешили.
Данте же пребывал в эйфории из-за спасения Янгус. Но что с ней произошло? Чем она могла отравиться, если Данте самолично кормил её из рук? Кормил… кормил грушами. Может, грушевое дерево поливали ядом? Но и он ел эти груши и не отравился.
Взгляд Данте, пошарив по округе, упал на пустую собачью будку, и в мозгу его забрезжил луч света. Вот оно! За сутки до болезни Янгус умерла Гроза — собака, живущая во дворе. Умерла внезапно, быстро и непонятно от чего. Таких совпадений не бывает!
Данте вспомнил хронологию событий того дня. Утром они с Гаспаром уехали на встречу с перекупщиками, а Клем отправился к портному. В доме оставалась только Каролина, и когда Данте и Гаспар вечером вернулись, Гроза уже полумёртвая лежала в будке. Неужели всё-таки Каролина? Но она клялась, что никого не травила! Данте не хотел верить, что Каролина способна на такое. Она, конечно, помешана на религии, но убивать животных… Да и собака тут причём?
Подойдя к будке, Данте направил на неё руку. Пальцы юного мага засветились ярче фонарей на Бульваре Путешественников. Свет был мощный, как никогда, но Данте наплевал на это. Внимательно осмотрел он будку внутри и пространство вокруг неё — ничего.
Но под каблуком хрустнуло. Данте наклонился и извлёк из-под сапога крошечный медный кулон. Опознать, кому он принадлежит, не смог и вернулся в дом, уверенный — эту загадку он разгадает.
За завтраком, состроив невинное лицо, Данте протянул Каролине найденную побрякушку.
— Тётя Каролина, я тут нашёл во дворе. Это не ваше?
Каролина несколько минут рассматривала кулон; показала его Гаспару. Тот пожал плечами.
— Никогда не видела, — сказала Каролина. — Потерял, наверное, кто-то. Клем, — обратилась она к сыну, — не знаешь чьё это?
Клементе безразлично глянул на кулон.
— Наверное, это Пия потеряла, — ответил он буднично.
— Пия? — вскинул бровь Данте.
— Ну да, Пия — моя невеста. Я видел такой кулон на её шее. Она была тут недавно. Вот и обронила поди.
— Значит, надо вернуть его, — Каролина водрузила на стол корзину с поджаристыми пирожками-эмпанадас.
— И когда именно Пия здесь была? — ночь заволокла яркие глаза Данте.
— Пару дней назад, — вместо Клема ответила его мать. — Вы с Гаспаром тогда ездили в «Ла Герру» договариваться о продаже лошадей. Пия заходила к нам на мате. Она сказала, что пришла поболтать со мной. А я думаю, приходила, чтобы увидеть Клема, — Каролина хихикнула.
— Сука! — выплюнул Данте, тряхнув недавно вымытыми волосами — капли воды полетели в разные стороны.
— ЧТО-О? — хором воскликнули Гаспар, Каролина и Клементе.
— Ничего, — сквозь зубы прошипел Данте и вылетел из-за стола, не съев ни кусочка.
Целый час он яростно бегал по комнате. Тварь! Мерзкая живодёрка! И как он не догадался? Пия в первый же день их знакомства заявила, что ненавидит животных. И как у Клема мозгов хватило обручиться с эдакой гадиной? Свадьба… Сегодня свадьба. Чёрт возьми, как он туда пойдёт?! Ведь не удержится — увидит Пию и скажет всё, что от ней думает.
Янгус лопала банан, тарахтя от удовольствия. И чем дольше Данте смотрел на вновь жизнерадостную любимицу, тем сильнее хотел Пию убить.
Ещё через час, окаменевший жених и его семейство загрузились в повозку, управляемую светло-рыжим Лимончиком. Ехать до местной церкви было недалеко, но Данте на козлы не сел. Быть кучером ему претило, а вот наездником — дело иное. Поэтому он запрыгнул на лошадь верхом, натянул поводья, и процессия двинулась в путь.