Война сердец

      Ошеломлённый Данте стоял неподвижно, глядя в одну точку. Боль змеёй подползала к груди, издевательски извиваясь, и — хвать! — укусила. Слёзы подступили к глазам. Данте сжал кулаки. Нет, он не будет плакать! Не время сейчас. Эстелла ещё жива, а у него есть лекарство. Надо ехать в госпиталь.       Не обращая внимания на слёзы, слабость в ногах и признаки удушья, Данте побежал по дороге, ища свободный экипаж. Поймал. Запрыгнул в него. Верная Янгус взгромоздилась на крышу, сопровождая хозяина. У госпиталя «Санта Маргарита» птица метнулась к раскидистой жакаранде и растворилась в её кроне, только чёрно-алое оперение проглядывало сквозь ветви.       Сюда Данте попал впервые. Госпиталь, трёхэтажный, каменный, увиделся ему неказистым и похожим на руины древнего строения. Калитка была открыта настежь. Войдя во двор, юноша остолбенел — под ногами лежали люди. Тучи людей. Здесь он наблюдал чуму во всей её красе. До этого Данте видел её лишь частично: погруженные на телеги мертвецы и костры, где их сжигали.       Данте полагал, что в госпиталь будет сложно прорваться, но никто и не взглянул на него. Больных было море — санитары и санитарки с ног сбивались. Всюду кружили мухи, раздавались вопли, стоны и проклятья. Около чумных, на земле, как цыгане, обосновались их родственники — теперь им разрешалось ухаживать за родными, ведь свободных рук не хватало.       Данте пробирался вперёд, всматриваясь в людей. Навряд-ли Эстеллу положили на веранде, она же аристократка. И она могла стать неузнаваемой — у многих на лицах волдыри да язвы.       — Эй, эй… воды… воды, — прохрипел кто-то, и пальцы, костлявые, обезображенные, схватили Данте за сапог. Это был мужчина неопределённого возраста, весь покрытый шишками.       — Иди к дьяволу! Я тебе не санитар! — ругнулся Данте. С остервенением вырвав ногу, он перешагнул через мужчину.       Он не уйдёт, пока не отыщет Эстеллу, даже если все умрут у него на глазах. Плевать. Жалости Данте не испытывал, как и страха. Только тошноту и ярость. Какого чёрта они все тут разлеглись? Мешают искать Эстеллу.       Наконец Данте прорвался к двери, едва не наступив на чьи-то ноги и не раздавив их каблуком. Он ввалился в холл, надеясь, что в самом госпитале не такой ад, как у входа. Напрасно. Умирающие и тут лежали на полу, вплотную друг к другу.       Стиснув зубы, Данте перешагивал через людей, не реагируя ни на предсмертные хрипы, ни на мольбы о помощи. Он жадно вглядывался в каждое лицо, обрамлённое длинными тёмными волосами. И чем дальше он шёл, тем явственней понимал: найти здесь кого-то — равносильно чуду.       Поблуждав по коридорам и палатам, Данте осознал, что таким методом ничего не добьётся — лишь потеряет драгоценное время, а счёт идёт на минуты. Он огляделся и обратил внимание на нескольких девушек, стариков, молодых мужчин, которые тоже растерянно ходили по рядам из тел. Одетые по-городски, они не были ни санитарами, ни лекарями. Видимо, как и он, искали своих.       Данте поймал под локоть первую попавшуюся санитарку.       — Сеньорита, простите, я ищу свою жену, — сказал он скороговоркой. — Вы не могли бы мне помочь?       — Вы что одурели? — буркнула девица, поудобнее беря таз с тряпками, который держала одной рукой. — Кого ж тут отыщешь? Никто по именам никого не знает, и у больных нет определённого места, их перемещают, потому что каждый час привозят новых. Найти своих можно лишь случайно, если повезёт. Вон те люди тоже ищут родственников, — санитарка махнула в сторону прогуливающихся по рядам незнакомцев. — Тут много таких, все ходят, бродят, ищут, а находят редко.       — Но я должен найти мою жену! — в отчаянье воскликнул Данте. Это невыносимо! Эстелла умирает, он и сам еле стоит на ногах. Убить бы Мисолину, которой стукнуло в голову отправить сестру в госпиталь! — А кто у вас главный?       — Доктор Дельгадо.       — Я хочу с ним поговорить! — решил Данте. — Где он? Как он выглядит? Моя жена — аристократка. Может, этот доктор её знает?       — Может быть, — согласилась санитарка. — Доктор Дельгадо до эпидемии был светским человеком. Он знает все семейные династии в городе, а супруга его, покойная сеньора Беренисе, регулярно устраивала четверги в их доме. Там собирались все местные дамочки. Если ваша жена посещала эти мероприятия, наверное, доктор сможет вам помочь. Вот только он занят…       — Скажите мне, где его найти, сеньорита.       Санитарка объяснила, где находится доктор Дельгадо и как он выглядит, и Данте помчался по коридорам, перепрыгивая через умирающих. Он так торопился, что не ощущал ни собственной слабости, ни вони, исходящей от чумных тел. У каждого встречного Данте спрашивал про доктора Дельгадо. Наконец увидел его издали. «Мужчина в сюртуке, длинном фартуке и с остатками былой красоты на лице» — так описала его санитарка. Это он!       Данте ринулся к доктору со всех ног.       — Доктор! Доктор! Вы доктор Дельгадо?       Тот обернулся. Лицо его, аристократичное и явно в молодости отличавшееся пригожестью, было серого цвета, а морщины сильно проступили у рта и подбородка. Он мрачно оглядел странного юношу с волосами, заплетёнными в косу.       — Да, доктор Дельгадо — это я, но мне некогда с вами разговаривать, — с нескрываемым раздражением сказал он. — Каридад! — крикнул доктор одной из санитарок. — Протрите губкой больных из соседнего крыла, к ним сегодня ещё никто не заходил.       — Да, доктор.       — Доктор, я ищу одного человека, — не отставал Данте.       — И что? Здесь многие кого-то ищут, молодой человек, — уныло вздохнул доктор Дельгадо. — Но это бессмысленно. Понимаете, все эти люди, — широким жестом он обвёл рукой больных, — умрут, это лишь вопрос времени. И с каждым днём я всё больше понимаю, что наша медицина и гроша ломанного не стоит. Та куча дипломов, что лежит у меня в шкафу, — бессильна, ведь я ни черта не знаю о чуме и не могу им помочь. А чумные доктора — бездельники, они только трупы выносят.       Доктор, словно забыв о Данте, двинулся меж рядов из тел. Но Данте, не собираясь отступать, пошёл следом.       — Я ищу сеньориту Эстеллу… Гальярдо де Агилар, — заявил он доктору в спину. — Маркизу Рейес. Её служанка сказала, что она здесь.       Доктор Дельгадо устало обернулся.       — Эстеллу? Вы ищите Эстеллу?       — Да-да, доктор, прошу вас, скажите мне, где она.       — Насколько я знаю, у неё есть муж.       — Я… я… он прислал меня, — выкрутился Данте. — Я пришёл от её мужа, он сейчас занят, но послал меня справиться о её здоровье.       Доктор скептически оглядел Данте. По взгляду его сложно было понять, о чём он думает.       — Да, маркиза Рейес здесь, — сказал доктор после паузы. — Для таких, как она, тут есть отдельная палата. Я отведу вас, мне надо сделать перерыв. Но не стоит лгать, юноша. Если бы маркиза Рейеса волновала судьба супруги, он не кинул бы её умирать в общий госпиталь. Но сеньора Мисолина, её сестра, когда я приехал к ним утром, сказала, что это его распоряжение. Я полагаю, вы — её любовник, — напрямую выдал он. — У каждой богатой женщины нынче есть любовник. Вы думаете, вы первый, кто сюда приходит к какой-нибудь барышне и уверяет, что он друг, брат, кузен, слуга? А у самих на лицах всё написано, — скривил доктор губы. — Но маркиза Рейес хорошая девушка, мне жаль, что ей достался такой чёрствый супруг. Пойдёмте, я вас провожу. Непозволительно любовникам не попрощаться.       — Попрощаться?       — Она не проживёт и пары дней. Увидите её в последний раз. Кстати, она весьма и весьма недурна собой. Я удивляюсь, ни одной язвы. У некоторых вон вся физиономия в язвах да волдырях, а этой можно на бал идти. Дядя её также умер, будто и не от чумы.       Пока мужчины шли до палаты, Данте искусал себе губы до крови. Хорошо, что доктор — нормальный человек. А то попался бы идиот и не пустил бы его к Эстелле. Но они так долго блуждали, что Данте отчётливо осознал: один в этом лабиринте он Эстеллу бы не нашёл.       — Заходите, — доктор Дельгадо открыл низенькую дверку в помещение со стенами, побелёнными известью. Здесь стояло много кушеток и было поцивильнее. И даже не пахло чумными — больше лекарствами.       — Сюда и в соседнюю палату кладём людей с хорошим происхождением, в основном дам. Негоже аристократкам валяться на полу.       Доктор провёл Данте мимо больных — это были женщины, девушки и бабушки. Остановился у кушетки рядом с окном, где стояла герань.       Ещё издали Данте приметил эту кровать. Она находилась отдельно, у единственного на всю палату окна. Длинные тёмные локоны змеями рассыпались по белоснежным простыням, напоминая волосы Медузы-горгоны. Эстелла лежала с закрытыми глазами и на умирающую не походила. Кожа у неё была чистая, и только небывалая бледность выдавала её состояние.       Самообладание изменило Данте. Рухнув на колени у кровати, он прижался губами к запястью девушки.       — Я пойду, дел невпроворот, — тихо сказал доктор. — Не впадайте в отчаянье, а то сами заболеете. Смотрите на всё философски. Жизнь всегда заканчивается смертью. У кого-то раньше, у кого-то позже. Но она продолжится. Я это знаю. Я похоронил жену и сына и живу дальше, как видите.       Данте не успел сказать доктору о лекарстве — тот ушёл. Эстелла сладко посапывала. Погладив её по щеке, Данте коснулся губами её губ. Она шевельнулась. Открыв глаза, обвела взглядом потолок и увидела юношу.       — Данте…       — Тсс… Ничего не говори. Теперь всё будет хорошо.       Он вынул из кармана флакончик с зельем. Вынув крышку, поднёс его к губам девушки.       — Выпей, Эсте.       — Что это?       — Лекарство, оно должно помочь.       Недоумевая, Эстелла взяла флакончик и выпила его содержимое.       — Фу, гадость какая! Горько.       — Ничего, всё пройдёт, вот увидишь, — с отчаянной надеждой шепнул Данте, обвивая руками талию девушки.       — Ты напрасно здесь, Данте, ты ведь заразишься.       — Не важно, — вместе с чувством облегчения к Данте пришла и усталость. Он держался до последнего, ещё с начала варки зелья испытывая дурноту. Но сейчас в ушах зажужжало с новой силой, а перед глазами всё поплыло, и жутко разболелся затылок. Хотелось забиться в угол и тихо умереть. Но Данте ничего не сказал Эстелле, чтобы её не напугать, уложил голову к ней на живот и замер.       Эстелла погладила его по волосам. Её Данте снова рядом. Так хорошо… Спустя минут пятнадцать она ощутила, как запульсировала кровь в венах; её бросило в жар. «Наверное, это конец», — решила Эстелла. Но если это смерть, она не такая и ужасная. Никакой боли. Тепло разлилось по телу. Дрожь прошла, и голова перестала кружиться. Эстелла ощутила прилив сил, хотя не тешила себя иллюзиями. Как девушка умная и образованная, она знала — перед смертью наступает облегчение. Замечательно, что Данте здесь! Она умрёт на его руках. Эстелла переплела ему косу, пропуская мягкие локоны сквозь пальцы. Данте чуть вздрагивал, но молча. Эстелла решила, что он плачет.       — Данте, не надо, прошу тебя. Это чума, и ничего изменить нельзя. Пообещай мне, что будешь жить дальше, — шепнула она. Но он безмолвствовал.       Однако Эстелле становилось всё лучше и лучше. Даже возникло ребяческое желание встать с кровати. Она села и тут заметила, что Данте не в порядке. Он тяжело дышал и был покрыт испариной. Эстелла положила руку к нему на лоб — огонь.       — Данте, да ты весь горишь! Тебе плохо? — всполошилась она.       — Угу…       — Что с тобой?       — Не знаю, это ещё с утра, наверное, я заболел…       — О, боже, боже мой… — Эстелла прижала руки к щекам. Судя по виду Данте, симптомы у него те же, что у всех.       — Данте, Данте, посмотри на меня, — она взяла его за подбородок, заглянула в глаза — они были мутные. Потрогала шею — нащупала увеличенный узел размером с перепелиное яйцо. — Данте, я же говорила, не надо со мной сидеть! О, боже мой! Неужели у тебя тоже чума?       Он вяло рассмеялся.       — Чума… чума… Может быть, я об этом не подумал. Наверное, я где-то её подцепил. Погляди в плаще.       — Что?       — В плаще, в кармане, там есть лекарство.       Эстелла мигом схватила плащ, который лежал в её ногах. Обшарив карманы, выудила пузырек с зельем, открыла и сунула Данте в рот. Он послушно выпил и через некоторое время начал возвращаться к жизни. Эстелла глазам своим не поверила. А ведь Данте и её напоил этим лекарством! Теперь она чувствовала себя здоровой, словно и не было никакой чумы.       — Данте, тебе лучше?       — Да… а ты… как ты, Эсте?       — Всё хорошо. Но я подумала, что перед смертью всегда бывает улучшение…       — Нет-нет, ты не умрёшь! — воскликнул Данте радостно, встряхивая головой, как мокрый кот. — И я не умру! Оно действует! Понимаешь, действует! Я сварил его правильно!       — Не понимаю…       — Это Зелье Жизни и Смерти, — объяснил Данте. — Я сварил его вместе с тёткой твоей подружки Сантаны. Сеньора Амарилис тоже ведьма, она и нашла рецепт.       — Зелье? Лекарство от чумы? — выпучила глаза Эстелла. Амарилис ведьма? Вот так новости!       — Да-да, и я сварил много. Можно избавить город от чумы, прекратить этот кошмар. Я пообещал алькальду.       — Не могу поверить! — Эстелла подпрыгивала на кровати, хлопая в ладоши. Она не умрёт! Данте спас ей жизнь, и они будут вместе. А эпидемия закончится. Чудо какое-то! Но потихоньку энтузиазм её иссяк — Эстелла захотела спать. Данте даже испугался — вдруг лекарство не подействовало, но сам он чувствовал себя хорошо.       — Не волнуйся, — успокоила его Эстелла. — Просто во время болезни я плохо спала. И у лекарств бывает побочный эффект.       Сладко зевнув, она погрузилась в негу сна. Данте долго изучал её черты, но, осознав, что она не сказала ни слова о любви, решил — она любит Маурисио, а ему благодарна, как другу. Стоит ли тешить себя напрасными надеждами?       — Спи, Эсте. Ты ещё слаба, — шепнул Данте, обведя пальцем контур её губ.       Всё закончилось, и он должен уйти. Тщеславие, горевшее в Данте, когда он варил зелье, ещё грызло его, но слабо. Увидев Эстеллу, он понял — ему не нужны ни магия, ни власть, ни слава. Ему нужна любовь этой девушки, а её он не получит. Любовь нельзя выпросить или украсть. Она либо есть, либо нет.       Выудив из плаща несколько флаконов с зельем, Данте сунул их в карман платья Эстеллы, которое висело на спинке кровати — надо оставить ей лекарство, вдруг болезнь до конца не ушла или она захочет спасти близких. Набросив на плечи плащ, Данте покинул госпиталь. Через полчаса он уже стоял в кабинете Алехандро Фрейтаса. Тот рот разинул, когда Данте выставил перед ним коробки с флакончиками — алькальд был убеждён, что юноша его надул, забрал статую и испарился.       — Вот лекарство, о котором я говорил, сеньор.       — Что, правда? И оно действует? — обалдел алькальд.       — Действует. Я тому пример. Я выпил его сам и напоил свою жену. И оно помогло. Мне было ужасно плохо, как и ей, она умирала, — алькальд нервно сглотнул. — Думаю, мы в расчёте, — поставил точку Данте.       — А статуя?       — Статуя у Амарилис де Пенья Брага, — пояснил Данте, решив не упоминать, что она оживила единорога — алькальд всё равно не поверит. — Это была цена за рецепт. Я отдал ей статую, она дала мне рецепт лекарства, и я его приготовил. А теперь я пойду. Знаете, сеньор, думаю, вы хороший человек и хороший алькальд. Лучше тех, что правили городом до вас. Надеюсь, популярность не изменит вас к худшему. Прощайте, — Данте эффектным жестом нахлобучил шляпу на лоб и вышел.       — Удачи! — услышал он пожелание вслед.       Оставалось зайти к Амарилис. Пора перевернуть эту страницу жизни и начать всё с чистого листа.       — Вот, как и обещал, я возвращаю вам палочку, — сказал Данте, представ перед женщиной. Сняв с шеи волшебную палочку, он вложил её Амарилис в руку.       — Значит, зелье подействовало? — полюбопытствовала она.       — Именно так.       — А я не думала, что ты придёшь, — поцокала Амарилис языком, любовно вертя палочку в руках.       — Думали, я вас обману? — ухмыльнулся Данте. — А я всегда держу своё слово, сеньора. Я не охотник за артефактами. Мне не нужна палочка, мне не нужна статуя, мне не нужно ничего, кроме счастья человека, которого я люблю. А что вы сделали с единорогом?       — О, он пока в моей конюшне. Там кроме меня и конюха никто не бывает. Норберто и Сантана умерли, а Ханна боится животных. Конюх у нас подслеповат, так что единорог пока сойдёт за лошадь, а дальше поглядим.       Данте поблагодарил Амарилис, пожав ей руку.       — Я думаю, мы скоро увидимся, — сказала она, кокетливо взмахнув ресницами.       Он нервно встряхнулся.       — Нет, сеньора. Мы с вами хоть и маги, но из разной среды. И пересеклись случайно. Если бы не чума, я бы никогда не попал в ваш дом.       — Я бы не стала утверждать, — ухмыльнулась она. — Когда в зеркальном отражении сойдутся одновременно прошлое и настоящее, мы встретимся вновь, Данте. А пока до свидания.       — Прощайте, сеньора!       Данте был сбит с толку непонятными фразами Амарилис, но, выйдя на улицу, испытал лёгкость. Вот только кожа, где соприкасались перстень и волшебная палочка, ещё горела. Расстегнув рубашку, Данте увидел, что на груди у него небольшой ожог. Перстень сиял всеми цветами радуги. Пришлось снять его с шеи и надеть на палец — безымянный правой руки.       Поразмыслив, Данте направился в «Маску». Янгус парила в небе; теперь она вела себя адекватно и больше не кричала. Один квартал сменял другой, и Данте заметил, что лица горожан преобразились. Многие улыбались и сплетничали. У Ратуши как всегда толпился народ. Но люди обсуждали не списки умерших и не новые запреты. Данте услыхал кусок разговора:       — Алькальд-то наш принёс в госпиталь лекарство от чумы.       — Теперь всех вылечат.       — Конец чуме!       — Да здравствует Алехандро Фрейтас!       — Если бы мы не ворвались в Ратушу, он бы не отдал лекарство.       — Теперь, все, кто ещё жив, поправятся.       — Надо закатить праздник!       Ухмыляясь Данте прошёл мимо. В Ферре де Кастильо возвращалась жизнь, но не в его сердце. Там чёрная дыра, из которой нет выхода. И, по мере того, как на глазах Данте оживал измученный город, душа его падала в бездну всё глубже. Ему нет места нигде. Никому он не нужен, даже Эстелле.       Пока Данте шёл до гостиницы, эти мысли становились всё навязчивей, а в мозгу звучали голоса — теперь их было несколько. Один он уже знал, привык к нему с детства. Салазар. Чёртов Салазар дьявольски хохотал, обзывая Данте никчемным дураком, помешавшемся на глупой девке. Второй голос был новым. Мягко и вкрадчиво он звал на свободу. Хорошо бы побежать по траве, поваляться в ней, заснуть на груди у девушки, что кормит его из рук. Кто она? Он не помнил. Но её надо найти. Был ещё и третий голос. Злой и грубый, даже хуже, чем голос Салазара. У того тембр приятный, а от этого возникало желание разбить лоб о ближайшую стену.       «Эстелла твоя, только твоя… — внушал он. — Всех, кто тебе мешает, надо уничтожить, стереть с лица земли. Эстелла должна быть с тобой, даже если не любит тебя. Она — твоя собственность».       Данте прижал ладони к вискам.       — Прекрати! Заткнись! — прошипел он. Нельзя слушать этот бред. Он не причинит зло Эстелле. Он не будет её неволить. Нет-нет, никогда!       «Она только твоя, — не унимался голос. — Это приятно, когда тебя боятся. Чувство страха в глазах любимой женщины дарит такую же эйфорию, как и её любовь».       — Нет-нет, уйди, иди к чёрту, — пробормотал Данте, впиваясь пальцами в волосы.       «И не собираюсь, я часть тебя. Я живу в тебе. Мы — одно целое».       — Кто ты такой? Ты ведь не Салазар! У тебя другой голос…       «О, я гораздо, гораздо лучше него. Я научу тебя, как получить всё, что твоё по праву».       Через час Данте и Янгус благополучно заселились в номер 412 — тот, где они жили с Эстеллой. Сеньор Нестор, постаревший, но не утративший оптимизма, обрадовался появлению Данте и новостям, которые тот принёс.       — Наконец-то этот ад закончится! Мне не верится! — восклицал он, расхаживая по холлу. — Значит, завтра надо устроить генеральную уборку и можно открывать гостиницу.       Данте и не думал, что возвращение в «Маску» станет для него пыткой. Воспоминания об Эстелле хлынули водопадом, когда он попал в номер. На этой кровати они занимались любовью. За этим столиком кормили друг друга из рук. И сидели у камина. И стояли на балконе, глядя на дубовую аллею. Правда, дубы все спилили. Теперь вместо них пробивалась молодая поросль, зелёная-зелёная — начало новой жизни. Но сердце Данте разрывалось от двух противоположных желаний: бежать к Эстелле и схватить её в охапку, а если будет сопротивляться, связать и утащить на край света; или броситься с крыши прямо в заросли юных дубочков. И пусть мозги растекутся по мостовой. А изумруд на пальце сиял зловеще, меняя цвета, как хамелеон.