Roads Untraveled

Середина дня. Лондонский парк, где все и началось. Только сейчас все закончилось. Джон Уотсон присел на скамейку и задержал взгляд в далекой пустой точке, как, впрочем, и каждый день. Вдруг придет знакомый со студенческих лет человек и скажет, что нашел ему друга? Нет. Поэтому Джон просто сидит и смотрит в никуда, с каждым днем все глубже и глубже копая могилу для надежды в мягкой почве безысходности. Грустный человек стоит у края и грустно смотрит вниз. От его ног разбегаются песок и мелкие камешки, разбиваясь где-то там, куда направлен его грустный взгляд. Рядом с грустным человеком безжизненно валяется газообразный шар грязно-синего цвета. Иногда по его поверхности пробегает светлая волна, но она лишь контрастирует, тем самым подчеркивая общее отсутствие жизни в сложившейся грустной картине. Грустный человек делает шаг назад, заносит одну ногу и пинает вялый грязный шар. Он падает вниз, туда, где разбиваются камни. А теперь разобьется и она, надежда. Грустный человек наблюдает, как по поверхности шара пробегает последняя волна, обрывая что-то внутри. Он берет лопату и бросает первый ком земли на погибшую надежду. Перед глазами все тот же парк, грустный, грустный парк. И люди, проходящие мимо. Веселые, счастливые, спешащие куда-то, живущие, быть может, влюбленные. Им не доводилось хоронить часть себя. Один из радостной толпы вдруг остановился напротив грустной скамейки Джона Уотсона. И подошел ближе. Сел рядом. - Я знаю, каково тебе сейчас. "Что? Я не ослышался? Это смешно. Нет, ты ничего не знаешь. Как можешь? Не чувствуешь это сосущей дыры внутри, которая открывает все, что стараешься от нее скрыть. Но она находит и, издевательски смеясь, ломает стены, за которыми прячешь боль, рвет кандалы, которыми сдерживаешь отчаяние. Находит и вышвыривает их на поверхность, вместе со слезами и криками, которые не проглотить. Думаешь, что знаешь?.." Джон вздохнул. - Извините, но кто вы? - Себастьян Моран, - чуть усмехнулся тот. - Кто? Я вас не знаю. Позвольте, я пойду, - Джон оперся руками о край скамейки, поднимаясь, но тяжелая рука на плече заставила сесть обратно. Уотсон раскрыл рот, собираясь сорвать хоть часть той ужасной боли, которая теперь преследовала его постоянно, но Себастьян заговорил первым. - Зато ты знаешь... знал... моего босса. Джима Мориарти. Джон замер. - Так что я понимаю, что ты чувствуешь, не отрицай. Ты не единственный, кто кого-то потерял. Град фраз, гневных, ненавидящих, осуждающих, вопрошающих, молящих, застрял в горле Джона. Он не мог ничего сказать. Слишком много мыслей, слишком много слов, слишком большой комок застрял где-то посреди глотки. Два грустных человека сидят на скамейке, смотря в одну точку и понимая, что по поверхности грязно-синего газообразного шара медленно бежит еще одна волна. Дрогнувший голос пробил дорогу сквозь плотный колючий комок нескольким словам. - Что мне делать?.. Себастьян тяжело поднялся и протянул Джону руку. - Напьемся. Напьемся и поедем ко мне. Все равно одному там теперь слишком пусто.