***
Эльфийка оттряхивает руки о штаны, протягивая миску вперед. Ее быстро наполняют пресной кашей, выдавая глиняную кружку с чаем; она послушно забирает посуду, вытаскивая из стакана с приборами деревянную ложку. Они рассаживаются на землю вокруг большого кострища; кто-то садится поодаль, другие, поближе друг к другу. Эльфийка замечает компанию из нескольких человек и быстро направляется туда. Пара человек подтягивает поваленное бревно, мигом занимая места; какой-то чересчур худощавый эльф хлопает по месту рядом с собой — эльфийка натянуто улыбается, присаживаясь рядом. Несколько минут никто не говорит, слышится лишь стук ложек о посуду и довольные вздохи. — Арикун, названная мать наша, была сегодня благосклонна. — Поджаристый мужчина поднимает кружку вверх, приковывая общее внимание. — Нас забрали от господ наших, показали нам жизнь, свободную от гнета и избиений, — он останавливается, чтобы хлебнуть чаю, продолжает, — О нас заботятся, кормят и учат. Так выпьем же за Арикун, нашу мать, что подарила нам эту жизнь. Все довольно кричат, поднимают кружки вверх, расплескивая питье; эльфийка доедает кашу, стараясь не обращать внимания на общий гомон — не выдерживает, хватается за кружку, скандируя вместе со всеми. Еще минуту все радостно голосят, пока не выдержавшие кунари просят быть тише; сначала всего лишь предупреждением. Худощавый, что сидит рядом эльфийкой, поворачивается к ней, явно чем-то заинтересованный. — Поговаривают ты у Арикун в любимицах? Она несколько секунд смотрит на него, отчаянно выискивая подвох в словах. — А ты тот эльф, что порвал свою одежду и потом сутки отрабатывал на полях? — Эльфийка ставит посуду на землю, поворачиваясь к своему собеседнику. — У тебя совсем отсутствует чувство самосохранения или тебе плевать на собственную жизнь? — Поверь, дорогая, меня не станут отправлять в виддатлок. — Он слащаво улыбнулся. — Считай это интуицией. — Если следовать философии кунари, Арикун — жрица; и она должна заниматься политическими делами, а не нянчиться с бывшими рабами. — Быть может, ей нравится обучать нас, помогать нам в познании Кун. Эльф хитро ухмыльнулся, забирая кружку у кого-то зазевавшегося. — Мне кажется, здесь кроется нечто иное. — Ты считаешь помыслы Арикун — ужасными? — Эльфийка испугалась мысли, что произнесла; она никогда не думала о подобном. Ведь названная мать подарила ее знания, свободу, дала познать ласку. — Я считаю их не такими, какими их видишь ты. Он отвернулся, уставившись на огонь.***
— Asit tal-eb.* Арикун довольно покачала головой, перебирая в руках шелковистые волосы эльфийки. — Все верно, Imekari.** — Она на секунду отвлекается, выбирая заколку. — Ты идешь по истинному пути, не стоит противиться Кун, как это делал твой друг. Эльфийка сглатывает, перелистывая страницу книги. — Если вы про того эльфа, то мы с ним общались лишь раз. — Она желает повернуться, но жрица не дает, продолжая прическу. — Могу ли я задать вопрос, Арикун? — Спрашивай, Imekari. — Кажется, она вовсе ее не слушает, увлеченная волосами эльфийки. — Вы носите имя Арикун; значит, вы душа триумвирата. — Она чувствует ее кивок, будто одобряющий ее слова. — Так почему же вы занимаетесь воспитанием тех, кого отправили в Бен-Хазрат? — Раньше я была Тамассран; ты ведь знаешь кто это? — Тамассран — те, кто говорят. Жрицы, занимающиеся воспитанием родившихся кунари. — Верно. Наш прошлый Арикун, старик, великолепно разбирающийся в политике, прожил свои годы, поэтому нам пришлось избрать нового Жреца. Я же, помимо ухода за молодежью, отлично представляла смысл и идею Кун, неплохо разбираясь в политике. — Она случайно дернула эльфийку за локоны, шикнула, погладила по плечам. — Мы не выбираем, кем станем, но можем сами изменить свою судьбу; к тому же, от старых привычек трудно избавиться. Табрис улыбнулась, завязывая волосы эльфийки красной лентой.***
1*— «Это должно быть». 2* — ребенок.