Модель.

Быть фотографом не так легко, как Макс думала с самого начала. Вернее, легко – если ты делаешь то, что любишь. Она любила снимать природу, любила ловить в объектив листья или бабочек, похожих на листья, любила, когда в кадре оставались взмахи птичьих крыльев или любопытные глазки-пуговки белок… То, что нельзя снять специально. Только невзначай, быстрым движением вскинув камеру. То, что приходит к тебе само. Настоящие постановочные снимки Макс не давались. Она, конечно, делала их чуть лучше, чем та же Кейт, у которой из рук валилось всё, кроме бумаги и карандаша, но остальные явно превосходили её по уровню. Выверенная постановка, организация кадра, идеальные линии… Перед ними словно позировали настоящие модели, а они снимали, как мастера своего дела, как фотобоги – Макс не хотела признаваться в этом, но фотографии Виктории завораживали её особенно. Где она берёт своих моделей? Как ей удаются такие живые кадры? Макс тяжело вздыхает. «Твои фотографии безжизненны, у тебя нет модели!» – в очередной раз выговаривает ей мистер Джефферсон, потрясая снимками, зажатыми в кулак. – «Что это? Это модель? Она не знает, что ты снимаешь её! Если ты не можешь найти себе объект для съёмки, ты не фотограф!» Макс не спорит, не огрызается, не плачет, потому что понимает, что в чём-то он прав. До сдачи портфолио остаётся всего пара недель, а у неё всё ещё нет ни одного снимка, который можно было бы включить туда. «парковка, полчаса, жду», – Хлоя в своей обычной манере присылает ей сообщение. Макс и думать забыла о том, что сегодня они договорились встретиться! «Мне будет нужна твоя помощь! Расскажу при встрече :)», – Макс считает это неплохим шансом. Она не слишком-то рассказывает о своей учёбе Хлое, а та не сильно-то и спрашивает – зачем ей? У неё другие заботы. Но этот раз – из ряда вон выходящий, друзья же должны выручать друг друга, правда? Сборы не занимают у Макс много времени. Камера, несколько чистых кассет, телефон – и можно бежать. Хлоя уже ждёт её на парковке, Макс издали примечает её пикап. Как у неё каждый раз получается прийти первой? Ещё не прошло получаса, она же сама назначала время! – Опаздываешь, – снова подначивает её Хлоя вместо приветствия. – Какие у тебя там дела, суперфотограф? – Суперфотографские, – в тон ей отвечает Макс, решив не тянуть с объяснениями. – Мне нужна модель для фото. И я её нашла, вернее, она сама приехала ко мне на своём пикапе! Здорово, правда? Хлоя фыркает, но в её взгляде мелькает одобрение. Она знает, что на самом деле красива. Она нравится сама себе. И ей нравится, что Макс тоже это замечает. *** До дома Хлои они добираются только под вечер. Макс рвалась вернуться в дортуар Академии, но мысль о том, что другого шанса сделать настоящее постановочное фото у неё может и не быть. Хлоя ветрена, сегодня она здесь, а завтра, возможно, она укатит за город, как её ненаглядная Рейчел, и поминай, как звали – а Макс так и останется без модели. Ничего страшного не случится, если одну ночь она проведёт здесь. Её никто не хватится, в её комнате нет ничего особо ценного, а она неплохо проведёт время. Хлоя буквально полыхает азартом: Макс давно не видела её такой. Последнее время её заставляют загораться только поиски пропавшей Рейчел, на всё остальное не хватает запала, но грядущая фотосессия заставила её приободриться. – Эй, босс, что делать? – вопрошает она, закуривая между делом. Макс не может не удержаться от снимка: пусть и не в портфолио, просто так. Дым выходит из тонких чувственных губ аккуратной струйкой, и распускает свои полупрозрачные щупальца в воздухе, после чего растворяется. Макс любит смотреть на дым, но курить сама никогда не начнёт. Не до того. Да и зачем, если рядом всегда есть Хлоя. – Ну… – мямлит Макс, думая, что можно сделать со своими кривыми руками и настоящей моделью перед ней. – Не знаю… Может… – Да к чёрту, ты не можешь быть боссом! – моментально переворачивает картину Хлоя. – Я здесь босс, а ты чёртова папарацци, которая будет следить за мной! Давай, следить ты умеешь, снимай! Больше Хлоя не спрашивает, как ей повернуться, что ей сделать и куда сесть. Она делает всё сама – Макс едва успевает ловить кадры, которые могут быть ей полезны. Хлоя распахивает окно, свешивается с подоконника, изображает работу, снова курит, раскидывает руки, изгибается…до тех пор, пока не начинает считать, что это слишком скучно. – Эй, Макс, хочешь, чтобы твой мутный препод в осадок выпал с твоих фоток? Давай, у тебя получатся охуенные снимки! Я точно знаю! Макс заливается краской, когда Хлоя стягивает с себя одежду, оставаясь в одном нижнем белье. Она выпутывается из лямок бюстгальтера, открывая худые плечи и острые ключицы, длинными угловатыми пальцами прикрывает груди, поворачивается спиной, лицом, снова спиной – руки у Макс чуть дрожат, когда она щёлкает затвором камеры, кадры немного смазываются, но контуры чужих плеч, рук и губ остаются удивительно чёткими. Макс готова смотреть на это вечно. Хлоя усмехается, садится на кровать, натянув на себя край простыни – она перекидывает его через узкое плечо, превращаясь в греческую богиню. Чересчур обнажённую и сексуальную богиню. Слишком красива, чтобы быть настоящей, но Макс точно знает – настоящая. И торчащие рёбра, и худые бёдра, и острые пальцы, всё это настоящее, она снимает не иллюзию. Синие волосы задевают плечи самыми кончиками, когда Хлоя склоняет голову, смотря сквозь камеру. Макс ловит её взгляд в объектив и вновь краснеет, когда понимает, что он адресован ей, а не камере. Она подходит ближе, снимая детали – проступающие вены на тонких руках, упавших на складки простыни. Изгиб позвоночника, плавный и ломаный одновременно. Упругая грудь с острыми – как и вся Хлоя – сосками, трепетно поднимающаяся и опускающаяся. Даже сейчас Хлоя не выглядит беззащитной или нежной – она всё ещё резкая и грубая, колкая, кажется, об неё уколоться можно, если подойти слишком близко, но Макс не боится. Она знает, что делает. Её мягкая ладонь накрывает чужое – а может, не такое уж и чужое? – плечо, соскальзывает вниз по проступающим рёбрам, пересчитывает, постукивает кончиками пальцев, спускается к коленям, таким же острым и неприступным. Кожа тёплая, гладкая, совсем не такая колючая, какой кажется. Макс отставляет камеру на стол, больше она ей не нужна, теперь она хочет просто смотреть. Посмотреть в глаза Хлое она не решается, слишком страшно, что засмеёт, отстранит от себя длинной ладонью, снова останется одна. Не посмотреть тоже нельзя – Макс хочет смотреть на всё и сразу. Хлоя смеётся, не озлобленно, скорее чуть издевательски – над неопытностью и смущением подруги. Ей-то не привыкать, сколько раз ей приходилось трахаться, с кем, как? Она не слишком-то считает, лишние сведения, но запоминает всё, что нужно было делать. Её тонкие, но сильные руки тянут Макс на себя, заваливают на кровать, расстёгивают толстовку, задирают футболку; Макс не успевает понять, когда это она стала ведомой, и когда успела остаться почти раздетой. – Я же тебе говорила, дерьмовый из тебя босс, – губы Хлои шепчут ей на ухо, обдавая горячим и табачным воздухом. Макс не думает сопротивляться, словно этого дуновения хватило ей, чтобы потерять контроль над разумом. Она поддаётся узким ладоням и совсем не колючему голосу, остаётся совсем нагой, чувствует, как совсем не чужие тонкие и чувственные губы исследуют её тело, сверху и донизу. Она чувствует, как кончиком языка Хлоя очерчивает её – совсем не такие ярко выраженные – ключицы, как считает родинки на плече, спускается к груди, обводит ореолы; Макс вспыхивает и чуть выгибается, не понимая, что именно она чувствует. Хлоя играет с ней, дразнит, тянет с дальнейшим – тонкие губы касаются тела в случайно выбранных точках, касаются сосков, а затем поочерёдно вбирают их, посасывают, ласкают до нежного больно. Макс не удерживает смущённого полустона, неловкость и стыд усиливают её ощущения, она не хочет останавливаться. Острые пальцы Хлои проникают внутрь, сначала – один, затем два, заставляя Макс сжиматься и выдыхать стоны один за другим. Она не понимает, что именно чувствовать: боль, удовольствие, смущение, ещё раз удовольствие, чувства и ощущения сменяют друг друга, словно цветные стёклышки в калейдоскопе. Руки знают, что делать с этой невинной девчонкой; они гладят, царапают, едва касаются и нажимают в два раза сильнее, чтобы вновь выбить из неё этот тихий и неуверенный стон, который пришёлся Хлое по вкусу. Её движения становятся резче от нетерпения, плавное скольжение превращается в толчки, от которых Макс сотрясает – она выгибается, тихо вскрикивает, сжимая совсем не чужие пальцы внутри себя, тянется своими губами к губам Хлои, которые отдают привычным табаком. Она не отказывает, склоняется над ней, дарит один поцелуй за другим; прикусывает мягкую губу Макс, когда та выгибается особенно сильно и стонет прямо в поцелуе, стиснув бёдра так крепко, что Хлоя не может убрать руку в тот же момент. Макс жмурится, а в голове её стучит только одна мысль: «Слишком хорошо. Нужно повторить». Хлоя улыбается, и её улыбка не наполнена ядом. Свободной рукой она накидывает на Макс край простыни, а затем нащупывает на тумбочке сигареты, щёлкает зажигалкой и закуривает. Дым вновь распускает свои щупальца в воздухе. Порыв ветра в открытое окно заставляет диск с магнитофона упасть на корпус камеры, которая тихо щёлкает и с жужжанием выплёвывает фотографию двух девушек, сплетённых в объятиях. Лиц их не видно, видны лишь контуры их тел и волосы, разметавшиеся по подушкам. *** Мистер Джефферсон одобрительно кивает, рассматривая фотографии. Чёрно-белые, чёрное на белом, белое на чёрном, какие линии, какая грация! «Колфилд, почему ты не показывала нам своего таланта и свою модель раньше? Последнему твоему фото место в журналах!» Виктория недовольно кусает губы, рассматривая два тела, которые сплетаются в складках ткани. С таким фото эта странная девчонка, пожалуй, уделала её.