***
Юкими просто хотелось глотнуть немного свежего воздуха; он совершенно не собирался направляться в деревню Бантэн. Однако вопреки его желанию ноги сами привели его туда, пока он не оказался неподалеку от дома чокнутого, излишне миролюбивого лидера Бантэна. И тогда Юкими остановился, взглянул на океан, обратил внимание на сгущающиеся сумерки. — Дурак, — выругал себя он. — Если будешь и дальше разговаривать сам с собой, люди начнут насмехаться над тобой, — раздался голос около него. На долю секунды Юкими подумал, что это, конечно же, всего лишь Йоите. Горькое чувство утраты, нахлынувшее сразу за этим предположением, было столь болезненно, что Юкими ощутил, как глаза увлажнились от ветра. Просто пылинка попала, ничего более; и он убрал ее, отвернувшись. — Не-Синрабансё, — развязно поздоровался он. — Кто вообще сказал, что я разговариваю сам с собой? — Не-Кайросю, — отозвался Рокудзё совершенно равнодушным тоном; выглядел он при этом еще безразличнее, — я сказал. Разве что у тебя там кошка на дереве, — мальчик слегка наклонил голову. Юкими драматично вздохнул: — Терпеть не могу непослушных детей. — Терпеть не могу взрослых, которые воображают, будто знают все на свете, — парировал Рокудзё. Юкими рассмеялся. — Ты просто нечто, малыш, — произнес он почти нежно. Вместо ответа мальчик подошел поближе и присоединился к любованию пейзажем, который все это время созерцал Юкими. — Ему нравилось смотреть на море, — сказал Рокудзё с ноткой горечи в голосе — такой, что Юкими стало больно слышать его слова. Мальчик же наградил его мягкой, понимающей улыбкой. — Да наплевать мне, — отмахнулся от него Юкими и отвернулся. — Просто должен же я торчать где-нибудь. Не похоже было, что на Рокудзё хоть чуточку подействовала эта ложь. — Жду от тебя эпитафии. Юкими сделал непристойный жест в его сторону и исчез в ночи — так, как умеют только ниндзя.***
Эта дурацкая эпитафия была тяжкой проблемой для Юкими. В целой куче тетрадей он подробно описывал, чем занимался Йоите все то время, что они провели вместе, но как только настал момент самому что-нибудь сказать, Юкими совершенно терялся. — Если хочешь, я напишу за тебя, — произнес Рокудзё из ниоткуда. Юкими буквально хватил сердечный приступ. Он грохнулся из позы лотоса, в которой сидел себе посреди кладбища, где через какие-то несколько дней должна была состояться церемония. — Что, хочешь и меня убить за компанию? — возмутился Юкими, хотя почти сразу же пожалел о своих словах. По правде говоря, он попросту разозлился на себя. Он не должен был допустить, чтобы его застали врасплох, как сейчас. Не подготовился, а призрачное присутствие Йоите всегда только усугубляло положение. Мальчик обладал невероятной способностью внезапно появляться из абсолютной пустоты, за что неизменно вознаграждался испуганными чертыханиями Юкими, если он не был готов к такому. Ему больше и не придется быть готовым. Йоите уже исчезал. «Нет, — с некоторой жестокостью поправил себя Юкими, — Йоите уже исчез». — Неважный из тебя ниндзя, не так ли? — поддразнил Рокудзё. — Неудивительно, что тебе нужна помощь. — Помощь? Кто из нас тут писатель, малыш? — фыркнул Юкими. — Единственное, что я от тебя хочу — это чтобы ты убрался отсюда к чертовой матери и не мешал мне думать. Рокудзё самодовольно улыбнулся. Ему даже не нужно было ничего говорить. — И оставь свои остроты при себе, — проворчал Юкими перед тем, как демонстративно уткнуться обратно в тетрадь и прикинуться сосредоточенным. — А ты забавный. Понимаю, почему ему нравилось болтаться с тобой, — выдал Рокудзё на прощание. — Хм-м… — промычал Юкими в ответ, и тут понял, что все-таки — несмотря ни на что — улыбается.***
Когда на следующий день Юкими вернулся к себе в квартиру после того, как руками и ногами отбился от редактора, вымолив отложить на недельку сдачу последней статьи, то нашел за порогом сверток. Так как дверь была заперта, тот, кто оставил его, должен был проникнуть через окно. Вероятно, дело рук ниндзя. И, возможно, Юкими следовало остерегаться содержимого пакета. А он, между тем, развернул сверток с бессовестным любопытством. Все равно он никогда и не отличался особой предусмотрительностью. Внутри оказалось нечто, завернутое в белую оберточную бумагу. Юкими распаковал примерно на четверть оказавшийся там предмет одежды. Что-то белое, вязаное — и на секунду сердце Юкими сжалось, как только он узнал шарф, который Йоите взял поносить в свои последние месяцы. Затем Юкими окончательно развернул шарф и убедился, что его длины едва-едва хватает на то, чтобы обернуться вокруг шеи. «Что за хрень?» — Юкими почесал в затылке: шарф как-то слишком мал для того, кто, предположительно, стал бы его носить. Он поискал в свертке какую-нибудь подсказку, чтобы понять образ мыслей этого сопляка Синрабансё — потому что, конечно же, это был Синрабансё — но там больше ничего не нашлось. Так или иначе, шарф выглядел многозначительно, хотя из-за чего именно, Юкими понять не мог. Он повесил шарф на спинку стула в качестве опоры для головы и вернулся к безучастному созерцанию монитора.***
Юкими не мог писать. Не потому, что не знал, о чем писать (хотя и не знал тоже); не потому, что на полу образовалось пустое пространство там, где не должно бы (хотя вполне себе образовалось). Даже не потому, что недошарф вечно норовил свалиться со стула, причем Юкими сам не понимал, почему бы просто не оставить его валяться на полу вместо того, чтобы каждый раз зачем-то подбирать. Юкими не мог писать, потому что знал, что сопляк-Синрабансё следит за ним — и это его бесило. После всего-то получасовой попытки написать хоть что-нибудь за вечер Юкими направился в Бантэн. Он эффектно ворвался в закусочную и обвинительно ткнул пальцем в подозрительно невинно выглядящего мальчика за прилавком. — Я знаю, что ты следишь за мной, и это меня с ума сводит! — вскричал Юкими. Рокудзё сощурился в сторону Юкими так, словно тот и правда сошел с ума. Юкими уставился на него. Рокудзё сощурился пуще прежнего. У Юкими заурчало в желудке. До сего момента он даже не ощущал восхитительные запахи, исходящие от гриля. — Хочешь поесть чего-нибудь? — спросил Рокудзё, а ресницы его при этом так затрепетали, что проняли бы и каменное сердце. Таланты мальчика определенно пропадали впустую, ему бы в рекламе сниматься. Юкими замялся, подумал и сдался. Денег в кармане было немного, потому что зарплаты ему не видать до тех пор, пока он не закончит ту отложенную статью. Но зато можно всю ночь думать об окономияки и совсем не работать. — Ну до чего ж ты хитрющий ребенок, — заключил он и уселся.***
Юкими был уже на грани самоубийства путем передозировки кофеином, когда в окно проскользнул Рокудзё. Журналист сорвался с места, спрятался за столом, выхватил пистолет и прицелился менее чем за удар сердца. Рокудзё посмотрел на него с интересом. — Господи… — Юкими вздохнул с облегчением. — Ты точно хочешь, чтоб меня хватил сердечный приступ, да? Рокудзё продемонстрировал сумку, которую притащил с собой: — Да просто закусочная закрылась. Юкими выглянул в окно за спиной мальчика и решил, что и впрямь уже стемнело. — Думаю, тебе пригодятся остатки еды, — Рокудзё водрузил сумку на стол. — Еда даст энергию, поможет писать быстрей. Он улыбнулся самой оскорбительно-милой улыбкой, какую только доводилось видеть Юкими. Тот, в свою очередь, подозревал, что еда на самом деле только отвлечет его на целый вечер, вгонит в сон, вынудит отправиться прямиком в постель, как прошлой ночью. — Готов поклясться, — заявил Юкими, — что ты пакостишь мне. — Тут есть кальмар. — Определенно пакостишь мне, — и Юкими принялся за еду. Рокудзё уселся напротив него. — Я жарил всю ночь. Не было времени поужинать, — пояснил он, прежде чем Юкими успел хотя бы обмозговать толком, что происходит. Журналист только устало вздохнул и сосредоточился на еде. Они справились в тишине за несколько счастливых минут, а потом Рокудзё спросил: — Ну и как идут дела? — Йоите превратился в пыль, до похорон осталось всего два дня. Как, по-твоему, идут дела? — с отчаянием отозвался Юкими. Мальчик задумчиво откусил кусочек: — Все именно так, как ты думаешь? Говоришь с такой яростью... — Ну конечно, я в ярости! Из всех бессмысленных, тупейших способов умереть… — Юкими внезапно протер глаза. Должно быть, снова пыль. Рокудзё пожал плечами: — И как же можно умереть лучше, чем счастливым, с улыбкой на лице, в окружении людей, которые тебя любят? У Юкими не нашлось достойного контраргумента к этим словам. Но и ни капли не убавилось ярости. Повисло многозначительное молчание. — Он знал, что ты переживал, — наконец, произнес Рокудзё. — Даже при том, что физически тебя с ним не было. Он-то понимал, каков ты. — Каков я?.. — едва ли не прорычал Юкими. Рокудзё подарил ему лучезарную улыбку: — Сварливый старикашка. Юкими пихнул его почти с любовью: — Доставучий сопляк… Тем не менее, мальчик не ушел после ужина, даже несмотря на то, что Юкими проигнорировал его в пользу очередных бормотаний перед монитором. — Я должен закончить сегодня ночью… — ворчал он про себя. — Редактор опять выпотрошит меня, если я не начну шевелить задницей. Тишина вторила его словам — но особый ее вид. Та тишина, которую Юкими знал слишком хорошо. Он замер, а затем медленно повернулся. Рокудзё сидел на диване, голова его склонилась в сторону: мальчик уже почти заснул. Он устроился менее чем в пяти футах от места, которое обычно занимал на полу Йоите; хотя, разумеется, Рокудзё не должен был знать о подобном. Во всяком случае, Юкими надеялся, что у этих двоих находились темы поинтереснее, чем обсуждение того, где там именно сидел на полу Йоите. Вопреки себе, Юкими обнаружил, что улыбается. — Ладно, поехали! — он щелкнул пальцами. — Сегодня ночью я человек-динамо! В итоге он написал всего лишь полторы страницы — но порой и этого достаточно.***
День похорон Йоите выдался ясным и солнечным. Вся деревня Бантэн собралась на церемонию, а также те оставшиеся Кайросю, кто знал его. Эпитафию Юкими закончил к сроку (хотя почти не спал ночью) и всего два раза запнулся во время ее произношения. Позже, когда остальные вернулись в Бантэн, Юкими сел в машину, намереваясь отправиться домой в гордом одиночестве. Но перед тем как он завел мотор, в стекло постучали. — Тебе делать больше нечего? — спросил Юкими, распахнув дверцу возле пассажирского сидения. — Я ж знаю, что у тебя друзья есть. Наверное, они там тебя заждались. Рокудзё влез внутрь и пристегнул ремень. — Эту ночь я предпочел бы провести с тем, кто знал Йоите. Юкими открыл было рот… — ..по-настоящему знал его. Юкими закрыл рот и завел машину. Рокудзё не произнес больше ни слова — порой мальчик просто до жути напоминал журналисту Йоите. — Не думаю, что это имеет значение, — произнес Рокудзё, будто читая мысли Юкими. — А? — Что он превратился в пыль. — Мальчик улыбнулся. — Да, у нас не было тела для погребения, но не думаю, что это имеет какое-то значение. Вместо того чтобы лежать в земле, Йоите весь вокруг нас. В воздухе, в солнечном свете. Мы дышим им каждый день. — Ты псих, — сказал Юкими. — И ты это знаешь, да? Вместо ответа Рокудзё посмотрел в окно, где последние лучи солнца раскрашивали пыль в воздухе, пока все вокруг словно не обратилось в золото. Сердце Юкими сжалось, но на сей раз не от боли. Все-таки иногда Рокудзё действительно напоминал ему Йоите. И он подумал, что, наверное, потому они и были такими близкими друзьями. — Можешь зайти, — в конце концов, произнес Юкими, что прозвучало глупо — ведь они и так ехали к нему домой. — Хотя я не собираюсь тебя развлекать или еще что, и не надейся. Рокудзё невинно взглянул на него. — Меня уже сроки поджимают, а я еще даже не начинал. Возможно, я буду орать всякие слова, которые ребенку твоего возраста знать не следует. Рокудзё захихикал. — Но, если все еще хочешь… — завершил свою тираду Юкими, — можешь зайти. Не то, чтобы ты мне нужен или типа того. Просто ты удачу приносишь. Когда ты в последний раз зашел, я много чего написал. — Конечно, — согласился Рокудзё. — Вот и все, — твердо заявил Юкими. — Ладно, — и Рокудзё улыбнулся.***
Йоите обратился в пыль за неделю до этого дня. Но, как только импровизированная речь Юкими завершилась — не в пустоте, но в молчании, ласкающем слух, — только полный дурак мог еще думать, что Йоите не было среди них — словно некой клейкой границы, что соединяла оба мира вместе. Йоите был мальчиком, который думал, что всегда останется одиноким, но в итоге объединил людей. Это, конечно, не лучшая эпитафия; но вполне хватит и такой.