Мятежный Ферелден

Персонажи: Рендон Хоу, Тарлетон Хоу, Байрон Хоу Категория: джен Рейтинг: R Цитата: Во время орлейской оккупации, после того как эрл Тарлетон Хоу перешел на сторону орлесианцев, Арфистов Брод был захвачен солдатами Хайевера. В конечном итоге Тарлетона повесили, и город перешел во владение его сына Рендона, поддержавшего восставших. Ненасытный медведь. Так, смеясь, называл его дядя Байрон. Действительно, смешно… Худой и долговязый, в своей семье он менее всех напоминал гербового зверя. Если что и роднило его с лохматым повелителем лесов, так это вечно хмурый, невыразительный взгляд и крепкая хватка. Он всегда был жадным: хотел многого и сразу. То, что попадало в руки к Рэндону, обратно уже не возвращалось — будь то найденный на конюшне щенок или затейливая отцовская фибула, приглянувшаяся во время приема и позже уведенная из шкатулки. Щенок-полукровка со временем вырос в устрашающего волкодава, беззаветно преданного хозяину и наводящего ужас на окружающих. А серебристая фибула в виде волка-оборотня, стилизованная под работу аламарри, словно наймит-ассасин сожгла мост между двумя Хоу. Когда отец выяснил, кто настоящий воришка и потребовал вернуть памятную ему вещь, юный Хоу лишь молчал, набычившись и посверкивая маленькими темными глазками. Глядя на эту фамильную челюсть, выпяченную вперед и узкую, как лезвие, глава рода пожал плечами и будничным тоном объявил о новой экзекуции. За неделю, пока велось расследование кражи, на конюшне под кнутом лакея успела побывать едва ли не половина слуг замка. Своеобразные представления о справедливости побудили эрла назначить сыну такое же наказание, но выпороть его собственноручно и за закрытыми дверями. Только вот протяжные, как у нубулисского кота вопли наследника все равно разносились далеко по каменным коридорам… Бил Тарлетон молча, с оттяжкой, не делая скидки на малолетство, но и не калеча — равнодушно, жестоко и расчетливо, словно выполнял неинтересную и прискучившую работу. Закончив, вытер платочком забрызганные кровью пальцы и высказался так едко, что раскаленным гвоздем вогнал свои мысли в голову отпрыска. И они остались там сидеть на всю его оставшуюся жизнь: — Неудачник! Попался, как безмозглый босяк. Что, мозгов не хватило — следы замести? Вот и плати теперь… И запомни, никому не интересно, чего ты там хотел. Все запомнят — что из этого вышло! Даже ты сам. Серебряная дрянь сгинет среди твоих игрушек, а шрамы останутся навсегда. И вытри сопли, слабак! Хоу могут быть безумными, жестокими или подлыми, но никогда — жалкими! Отец всегда вселял в него трепет почти священный: он был тираном, повелителем, недосягаемым совершенством и почти что божеством. Из тех, что по хасиндским сказкам могут и сожрать свое дитя. Но после того случая Хоу-старший пал в его глазах до обычного человека. Обычного — и, наверняка, очень даже смертного. И даже не из-за того, что поднял на него руки — а потому, что брезгливо морщился, вытирая с этих рук его кровь. За желания нужно платить — о, да, уж это Рэндон выучил наизусть! Теперь он страстно мечтал отомстить и был готов платить многим, очень многим. Желание царапало юную гортань хуже жажды, жгло его дремучее медвежье сердце хлеще ползучей крапивы. Не убить, нет — втоптать в грязь падшую святыню, посмевшую разочаровать, заставить отца самого почувствовать себя жалким и ничтожным. Посмеяться над его раболепно извивающимся телом, а потом плюнуть на него и уйти свободным. Он сглатывал желчь и торопливо подрастал, не теряя времени даром — совершенствовал умения брать и не попадаться, притворяться и хитрить, избегать наказания и бить в спину. Он ждал долгие семь лет, и когда вспыхнуло восстание, безошибочно угадал в нем свой шанс. Уиллиам Кусланд нанес визит соседу во главе своей армии. Не решаясь на прямой штурм многострадального, но все еще крепкого Амарантайна, он методично разорял земли эрла, выманивая того на открытое пространство. Загорелись поля, скот пошел на неотложные солдатские нужды, в столице эрлинга стало тесно от беженцев, а в надежные городские ворота пока еще робко постучался голод. И Тарлетон принял вызов, его войско, укрепленное прекрасно обученными и до зубов вооруженными шевалье, выступило навстречу мятежникам. Рэндону тогда едва минуло пятнадцать. Он рвался на войну так неистово, что отец, в конце концов, уступил сокрушительной силе его желания. И отдал единственного наследника рода Хоу под командование и опеку шевалье Меньера, ветерана битвы за Лотеринг. Усатый, как сом, увешанный золотыми звездами, словно яблоня яблоками, орлесианец самоуверенно пообещал сделать из мальчика мужчину. А потом умер, тихо прирезанный в собственном шатре. И все бы ничего, хвала Создателю, — в усатых шевалье нет недостатка ни в Ферелдене, ни в Орлее. Но при этом исчез наследник Хоу. Мальчишка и его косматая недобро поглядывающая тень как сквозь землю провалились. Происки подлых Кусландов! Это было понятно всему войску, даже последним маркитанткам, которые в тот же день оплакали ненайденные останки молодого лорда за найденными остатками молодого вина, реквизированного для нужд армии. Происки Кусландов — пытался втолковать самому Уиллиаму тощий юнец, заявившийся прямо в лагерь, чудесным образом миновав дозоры. В то, что дерзкий перебежчик и вправду исчезнувший Хоу, мятежный лорд поверил не сразу. Лишь после того, как тот предъявил подробные тактические карты, украденные из палатки генерала Лорана. И тогда план, изложенный Рэндоном, перестал казаться ему безумным бредом. — Он придет за мной! — горячо втолковывал паренек, и тейрна невольно передергивало от этих по-медвежьи невыразительных глаз, так диссонирующих с маниакальным восторгом молодого голоса. — Назначьте выкуп, поставьте условие — явиться на дальнюю заставу, например, Арфистов брод, с небольшим отрядом. Он обязательно нарушит условие, но все равно придет! Я — его единственный наследник, слишком большая ценность, чтобы оставлять ее в чужих руках. И Кусланд, скрепя свое большое и наверняка благородное сердце, согласился с ним и принял этот подлый, но такой изящный и практичный план. Но — ох уж эта ханжеская рыцарская натура! — так и не принял его самого. Предателя собственного отца и сына предателя. А Рэндон смотрел на него и пьянел от мысли, что месть вот-вот свершится — сладкая, как первый летний мед, и уже чувствовал ее тягучую прохладу в гортани. Ему было совершенно все равно — переживет ли отец их встречу на Арфистовом броде. Все, чего он хотел — увидеть, как лицо Тарлетона расцветает пониманием, и как ему на смену приходит страх… Рэндон знал, что когда месть свершится, он обретет новую жажду, новую цель — проложить путь наверх по этим рыцарям — в сущности, слабым и ничтожным людям… И снова был готов платить многим — очень многим, чтобы однажды вернуться домой, овеянным славой, сесть на отцовский трон, и стать богом для собственных детей. Ведь важно не само желание, а его последствие, верно?