Мятежный Ферелден

Персонажи: Вильгельм, Малькольм Хоук, Адайя и Цирион Табрис, Рельнор Хоуквинд, оригинальные Категория: джен, гет Рейтинг: G Примечание: А напоследок автор решил сделать хорошо всем персонажам, до каких дотянулся)) Благодарность: Спасибо Angross Angainamiste за живительный пендель и конструктивную критику! — Значит, решил окончательно? — голос чародея был, как всегда, брюзглив, но Малькольм распознал в нем тщательно скрываемую печаль. — Вы же сами говорили — я вам всю плешь проел, — попробовал отшутиться он. — Уйду, снова кудрявиться начнет! Вильгельм поджал тонкие губы. Как ни трудно было признавать, отпускать не то ученика, не то секретаря, не хотелось. Вместо ожидаемой обузы он приобрел почти незаменимого помощника и верного товарища. Когда молодой Хоук узнал о геройской гибели отца, а следом — о смерти матери, чародей решил, что юноша уйдет: в Ферелдене его ничего больше не держало. Однако тот снова удивил — прошел всю войну до самой победы, а потом, как обещал, сопроводил в эльфийские руины в Бресилиане и даже сходил с ним в очередную экспедицию на Глубинные тропы. И как только маг окончательно к нему привык — заявил, что покидает его компанию. Возмутительно! Лучшего момента выбрать не мог! Вильгельм облокотился на пахнущий свежевыструганными досками парапет набережной, подставив лицо стылому ветру. Неспокойные, по-весеннему высокие волны Амарантайнского океана пятнали брызгами парадную мантию из тяжелого шелка, надетую в честь визита в столицу. На душе царило такое же беспокойство. Несмотря на то, что его право на свободу признали официально, возвращаться в Денерим и напоминать о своей одиозной персоне, было рискованно. Ему уже намекали, что маг, пусть советник короля и герой, не должен слоняться по стране, являя собой вопиющее нарушение незыблемых устоев. Да и перед носом Мэрика мелькать не стоило — их величество мог спохватиться и приставить-таки своего неуживчивого сподвижника к делу. Но государственные дела интересовали Вильгельма в последнюю очередь. Теперь он мог позволить себе заниматься по-настоящему важными вещами: его просто переполняли идеи — грандиозные, дерзкие… И опасные. Он был готов рискнуть, и уже сделал первый шаг. Здесь, в столице, ему предстояло восстановить старые связи и наладить новые, отчаянно незаконные раньше и совсем уж преступные сейчас… Именно поэтому волшебнику как никогда пригодился бы надежный компаньон. — До сих пор одни глупости на уме, — сказал он ворчливо, не оставляя попыток образумить молодого спутника. — Тебе стоило бы заниматься наукой, а не махать посохом! Те выкладки по типологии выплесков магической энергии в Тени были очень… перспективными. Ненавижу, когда талант растрачивают впустую! — Если бы меня интересовала наука, я уехал бы в Тевинтер, а не в Ферелден. И потом, к воинскому делу у меня талант не меньше, так что, все в порядке. Мечом я теперь машу не хуже, чем посохом. Вильгельм презрительно фыркнул: — Наемничать со всякими подозрительным сбродом — выбор лучше не придумаешь! Помяни мое слово — отупеешь с ними… В ответ Малькольм сверкнул зубами в обезоруживающей улыбке: — Зря вы так! Отличные ребята. Почти все воевали, а некоторые даже под началом отца… Вильгельм тоже успел неплохо изучить своего протеже и заметил тень, набежавшую на беззаботное лицо. — До сих пор переживаешь? — спросил чародей, снова отвернувшись к воде. Хоук пожал плечами, разглядывая вышивку на рукаве новенького камзола: — Нет. Но согласитесь, мастер, дурацкая вышла история — спешить через полконтинента и все равно опоздать… Хотя, жалеть о том, что приехал, не стану. Это было очень… познавательно. То ли еще будет! — Он поднял взгляд и снова радостно ухмыльнулся. Королевский советник закатил глаза — подобное легкомыслие всегда выводило его из себя. Но война закончилась уже полгода назад, и отдавать приказы своему спутнику он больше не мог. — То, что мы с тобой нашли, требует серьезного изучения. — Он решил пойти на прямой штурм. — Такие знания не должны пропасть даром! Речь идет обо всех магах Тедаса… Ты же не хочешь взвалить такую ношу лишь на мои старческие плечи? Вильгельм посмотрел на него грустным отеческим взглядом и едва не заскрипел зубами, наткнувшись на глумливое выражение лица Малькольма. Парень вызывающе откинулся спиной на перила, и прежде, чем он раскрыл рот, чародей уже знал, что не хочет этого слышать. — Жениться тебе, милсдарь, надо, — явно копируя чьи-то тягучие интонации, сказал этот наглец. — Найти себе добрую леди, настрогать пяток детишек… — Хоук! — рявкнул Вильгельм и свирепо стукнул посохом по мостовой. Тот отдал ему шутовской салют и заткнулся, весело блестя глазами. Никакого раскаяния на его физиономии маг не обнаружил. Демоны побери этого сопляка! Не думал же он, в самом деле… Словно в ответ на его мысли Малькольм сказал неожиданно серьезно: — А знаете, мастер, из вас выйдет хороший отец… — Ты и вправду так считаешь? — нахмурившись, переспросил чародей, внутренне готовый к очередной выходке молодого негодяя. Но тот лишь кивнул. Вильгельм смущенно побарабанил пальцами по парапету и, не найдя нужных слов, спросил: — Когда уходишь? — Прямо сейчас. У нас сбор в «Трилистнике». Командир сказал, что уже раздобыл нам заказ. — Что за командир-то? — с неодобрением поинтересовался маг. — Рельнор Хоуквинд — почти однофамилец. Вы его не знаете, он из Кусландовского полка. А давайте с нами, а? — вдруг предложил Хоук, подаваясь вперед. — К гарлокам этот ваш Хоннлит, куда он денется? Вы же там с тоски загнетесь! Хватайте голема, и айда навстречу приключениям! И Вильгельм внезапно ощутил, что да, он может, он почти готов, как этот мальчишка, послать все к архидемону на рога и снова броситься в авантюры! И что бы там не говорили ему люди с пылающими мечами на броне, он заслужил право поступать так, как хочет! И в нем еще достаточно азарта и сил, чтобы встречать опасности лицом к лицу… Но импульс так же быстро погас, как и возник, и он сдержано покачал головой. — Нет, Хоук. У меня есть дела и поважнее, ты же знаешь… — Бросили бы вы эту затею, мастер, — отвернувшись, произнес Малькольм. — Демоны, Тень… У меня нехорошие предчувствия. — Тоже мне, Эленай Зиновиа, — брезгливо поморщился чародей. — Следите лучше за собой, молодой человек, как бы вам вашу болтливую голову не оттяпали! — Спасибо, Вильгельм. — Хоук протянул ему руку, прощаясь. — За все. Не поминайте лихом. — И ты тоже. Не забывай, пиши, — и чародей, плюнув на субординацию, обнял паршивца. Расставшись с магом, Малькольм бодро зашагал в сторону порта, насвистывая под нос развеселый мотивчик. Он уже решил, что непременно навестит своего наставника, но не раньше чем через пару лет. А знанию и золоту, совместно добытому в руинах, найдется другое, более полезное применение: они сделают дорогу слегка приятнее. Новые навыки требовалось как следует отработать. Но в будущем они обещали стать настоящим козырным раскладом, припрятанным в рукаве. Хоук улыбнулся. Ему нравилось дышать полной грудью, встречаться с опасностью и одерживать в этом противостоянии верх. Именно это он называл настоящей жизнью и до сих пор с содроганием вспоминал Казематы, день за днем, год за годом, вытягивающие из своих жертв радость. И ни на минуту не забывал — кому был обязан свободой. Именно поэтому в его рюкзаке среди походных вещей и драгоценных зелий находилось письмо старому другу, которое он планировал отправить в Киркволл с ближайшей оказией. А пока его путь лежал в портовый кабак. «Трилистник», как обычно, был переполнен народом. Публика здесь ошивалась самая разнообразная — от могучих и угрюмых докеров до горланящих наемников, увешанных оружием с головы до ног. Заведеньице было так себе — темное, грязное. Зато здесь подавали контрабандный эль — паршивый, разбавленный водой и крепленый самогоном, но ставший за последний год настоящей редкостью. Хоук огляделся и заметил знакомые лица. Парочка, занявшая дальний угловой стол, на фоне живописных типажей, зашедших промочить горло, совершенно не выделялась — хмурая темноволосая девушка в добротной кожаной броне и средних лет мужчина в неприметной одежде, но с запоминающимся шрамом через всю левую щеку. — Понять не могу — на кой демон тебе это? — Фрай задумчиво почесал обрубок уха. — Ладно бы, если из жадности. А то… Эх, дура ты, Мэг, ничему тебя жизнь не научила! — А, заткнись, — беззлобно отмахнулась девушка и отхлебнула эль. — Ты мне еще проповеди не читал. — Да вот зря не читал, может, умнее бы стала, — проворчал бывший десятник, а ныне снова представитель преступного мира Денерима. — Гер-р-рои, р-р-романтики, чтоб вас трижды об пол хлопнуло, вам лишь бы сдохнуть покрасивше… Мэгги нахмурилась: — Не начинай! То, что мы с тобой единственные из полусотни выжили, семьей нас не сделало. Помню я, как ты шкуру свою спас… — Да! Потому что я сам тебе, дуре, рассказал! — с вызовом ответил Фрай. — И я горжусь, что додумался до запасного плана. Особенно после того, как кое-то нагло порушил мне основной… И заметь, я на тебя за это не обижаюсь. А вот ты, как будто, злишься, что уцелел я, а не Освальт. Мэг промолчала, снова уткнувшись в кружку. Фрай был прав, чего там. Ее раздражала мысль, что он выжил, прикрывшись трупами товарищей и притворившись мертвым. Ее бесило, что из извечного противостояния ее командира и этого головореза победителем вышел Фрай. Просто потому, что он может продолжать спорить, а Освальт — нет. Лучница с трудом гасила ярость, осознавая, что она действительно круглая дура. То, что произошло три года назад на мерзлой лесной дороге, до сих пор сверлило голову и разъедало сердце: как только стало понятно, что из-за поворота выворачивают орлейские всадники, Руссель просто-напросто вырубил ее рукоятью ее же собственного меча. Когда она очнулась — связанная, с кляпом во рту — на мгновенье решила, что это один из кошмаров, которые часто наведывались к ней ночами. Но затекшие руки и ушиб на затылке быстро убедили: происходящее — отвратительная и постыдная реальность. Она как последняя тупая курица купилась на красивые глазки, доверилась врагу… И ее предали. Мэг хотелось выть в голос от отчаяния, и было все равно — что они с ней сделают, потому что худшее в жизни с ней уже произошло. Вокруг звучала ненавистная чужая речь, враги ходили мимо, словно не замечая девушку, сидевшую возле широкого древесного ствола. Орлесианцы деловито поставили лагерь, перекусили, не разводя костров, и разошлись по палаткам, оставив караульных. Какое-то время Мэгги просидела в горестном забытьи. В себя ее опять привел холод, и жажда жизни вспыхнула с новой силой. Она осторожно пошевелила связанными руками, пошарила ими за спиной и неожиданно наткнулась на свежий скол, оставленный чем-то на корне. Острая кромка вполне подходила для перепиливания веревки, и лучница не стала медлить. Пока руки трудились над путами, глаза осматривали территорию лагеря — свет горел лишь рядом с центральным шатром, остальные солдаты, кажется, легли спать. Когда веревка ослабла и сползла со стертых в кровь запястий, Мэг быстро распутала довольно небрежно связанные ноги, еще раз настороженно прислушалась и огляделась. Часовой бродил где-то поблизости, и проскользнуть мимо незамеченной не было ни малейшей возможности. И тут из освещенной палатки вышел человек в офицерском плаще и что-то коротко приказал в темноту за ее спиной. В голове набатным колоколом застучал пульс — она узнала бы этот голос из тысячи! Сердце вновь наполнилось лютым гневом. Она напряглась, считая шаги до шатра и прикидывая — успеет ли вцепиться ему в горло прежде, чем ее оттащат, но поступь часового заставила ее с отчаяньем сжаться. Однако тот прошагал мимо, направляясь к Русселю. Офицер начал строго выговаривать за что-то солдату, который стоял вместе с ним в круге света, а значит, не видел ее, укрытую ночной тенью, и Мэг не стала ждать второго шанса. Одним текучим движением она скользнула за дерево и замерла, ощутив под руками чей-то туго набитый вещмешок. Схватив его, девушка снова застыла. Часовой все так же стоял перед шатром, и она аккуратно, не хрустнув ни одной веткой, отступила в лес. Спустя несколько лиг, продравшись сквозь чащу, в которую конники точно не полезли бы, она позволила себе краткий отдых и развязала тесемки мешка. Фляга с водой, вяленое мясо, хлеб, плащ, теплое белье, огниво и охотничий нож. Ровно то, что было ей нужно. И Мэг задумалась. И сомнения не отпускали ее до сих пор — а были ли случайны случайности, позволившие ей убежать? Свежий скол, слабые узлы, отвлеченный часовой и вещмешок… Луи не мог ее отпустить, но мог дать ей шанс. Именно поэтому она и решила его разыскать: чтобы взглянуть ему в глаза и спросить — что для него значил тот месяц, поведенный в холодном ферелденском лесу? — А знаешь, что меня удивляет больше, чем твоя дурость? — Вывел ее из задумчивости голос Фрая. — Твое везение. За шесть лет ни царапины, в резне той выжила, вражину свою во всей этой мясорубке отыскала… И вот сейчас, снова повезло. Мэг со стуком поставила опустевшую кружку, клокоча от злости: — Что ж ты, песья холера, молчал-то?! Фрай издал довольный смешок и снова почесал искалеченное ухо. — Уж больно ты забавно выглядишь, когда шевалье своего вспоминаешь… Тихо, тихо! — воздел он руки, когда Мэгги приготовилась запустить в него кружкой. — Прихлопнешь меня — так и помрешь дурой, нищей к тому же. В общем, вызнал я адресок-то. И с тобой им поделюсь, как обещал. Да только и ты мне пообещай кое-то: если у вас там все сладится — не забудь старину Фрая, побалуй золотишком… Эй-эй, обниматься-то зачем?.. Эх, дура-девка… — Старый бандит отвел девичьи руки от своей шеи и услышал насмешливое: — Эгей, дружище! Я, гляжу, ты время даром не теряешь! — К их столу подошел Малькольм. — Хоук-младший пожаловал, — спокойно прокомментировал Фрай. — Ну, присаживайся, коль пришел. Эй, Кэти, тащи сюда еще три кружки! — А, так это ты сотника нашего покойного сынок, — протянула Мэг задумчиво, усаживаясь обратно на свое место. — Похож… — Это не единственное мое достоинство, уверяю тебя. — Малькольм отвесил ей ироничный поклон. — Мне-то что, — пожала она плечами. — Хотя, помнится, ты от этого старикашки-мага не отходил… — Не наезжай, Мэгги, — хохотнул Фрай. — В бою он тоже не раз бывал. А с теми, кто его мажьим прихвостнем дразнит, не церемонится. Помнишь, Мика твой разлюбезный в лагерь ваш вернулся, побитый, как котлета? Это они с Хоуком так познакомились… Фрай ухмыльнулся. Эту драку двух щенков он долго не забудет. Мика, не смотря на нежный возраст, был парнем дюже крепким и боевитым. А Хоук, мало, что выглядел задохликом, так еще и драться не умел. Зато кидался на противника с такой кипучей яростью и презрением к боли, что глянулся десятнику сразу. Фрай прищурился. Пожалуй, он был похож на отца даже больше, чем подозревал. Если и мозги у него шарят так же неплохо, можно будет попробовать приставить парня к делу. — Ну, мне в тот раз досталось даже больше. — Малькольм одарил собеседников лучезарной улыбкой. — А с Лисенком мы потом подружились. Ничто не сближает людей лучше, чем пара совместно вычищенных мешков брюквы в суточном наряде… О! У нас пополнение. К их столу подошли два молодых эльфа — по-звериному гибкая девушка в потертой броне, с двумя отличными клинками за спиной, и долговязый парень с вызывающе пустыми для этого места руками. — Это прекрасная Адайя, из Ночных эльфов, — представил ее Хоук. — Не исключено, что моя будущая напарница. А это Ло… Э-э-э… — Цирион, — скромно отрекомендовался спутник воительницы, с любопытством разглядывая компанию. — Ну и выбрали же вы местечко для встречи. Весь пол в кровище и зубах. — Не нравится — чеши домой, — пожала плечами Адайя. — Я тебя с собой не звала. Не обращайте на него внимания, — и девушка, не дожидаясь приглашения, села за стол. Цирион плюхнулся на скамью рядом с ней. Честно говоря, Адайя была рада, что Лопух за ней увязался. После встречи в Денериме старый знакомец не отходил от нее ни на шаг. Добродушный и неунывающий парень здорово скрасил ее пребывание в эльфинаже. Когда завершилась война, остатки Ночных эльфов распустили по домам, «забыв» призвать в регулярную армию. Боевые товарищи разошлись кто куда, и девушка, которой, в общем-то, было все равно, отправилась с парочкой друзей в столицу. Ей казалось, что город, в котором не так давно шли бои, должен был встретить ветеранов и полюбезнее. Но настал мир, и из героев они превратились в наглых выскочек: опасных и подозрительных… Свобода, за которую они сражались, представлялась ей совсем не так. Адайя захлебнулась в стылой и враждебной отчужденности, словно в мутной и грязной воде. Увязла в угрюмом отчаянии и безнадеге, что липкой паутиной оплели эльфинаж. Если бы не Цирион… Она украдкой взглянула на эльфа. И как он ухитряется оставаться настолько теплым среди этой мерзости и холода? Табрис, почувствовав ее взгляд, обернулся. Рысь поймала себя на мысли, что была бы не против, если бы эта подвижная физиономия оставалась в зоне ее видимости как можно дольше… Она не привыкла долго раздумывать над словами и спросила в лоб: — Слушай, а может, пойдешь с нами? Хоук негромко фыркнул: — Действительно, почему бы и нет? Рельнор будет счастлив. — Э-э… Спасибо за предложение, конечно. Но ты же знаешь, вояка из меня никакой, — смущенно ответил Цирион и быстро зыркнул в сторону Малькольма. — Больше напорчу, чем помогу. Давай, я лучше буду тебя ждать. Дома… — и он накрыл ее ладонь своей. Эльфийка медленно улыбнулась, чувствуя, как тепло от его руки вливается в ее тело, и замороженное сердце начинает стучать быстрее. — Ладно. Жди, — согласилась она. — Только ты обязательно возвращайся! Ко мне… Улыбка Адайи стала такой ласковой, что Цирион с трудом усидел на месте: — Вернусь, Лопушок. Дома меня еще ни разу не ждали. А потом в кабак ввалился Рельнор в сопровождении пятерых воинов в таких же видавших виды доспехах, как и у нее — ее новая команда. И сразу же стало не до задушевных разговоров, потому что их соседка по столу кинулась обниматься с Лисенком, а Фрай и Малькольм с радостным ревом принялись жать руки всем шестерым. На столе появился эль, разговор свернул на известные всем темы — бои, судьбы общих знакомых, хаос, который никуда не делся с уходом орлесианцев. А потом заговорили о деле. — В мутной водице хорошо рыбку ловить, — со значением вещал Фрай, который, как оказалось, и был их заказчиком. — Ты, Рельнор, хоть и на всю голову ушибленный, не хуже прочих это понимаешь. И грабить награбленное не побрезгуешь… Рельнор хмурился, шевелил бровями, но кивал, Мэг глядела в замызганное окно и чему-то молча улыбалась, Адайя и Цирион перестали делать вид, что слушают общий разговор, и увлеченно перешептывались. А Малькольм прихлебывал эль и думал о том, что уже завтра его жизнь снова изменится: и род занятий, и правила игры. И ему тоже придется измениться, подстраиваясь под новые условия. Но выбирать — в какую сторону меняться, только ему и никому больше. Ведь именно в этом и заключается свобода.