Имперцы: Финальный аккорд

      Просыпаться не хотелось. Невероятно уютная перина, теплое одеяло, мягкая подушка, лежащая под головой именно так, как и надо – все создавало ощущение покоя и расслабленности, если бы не жуткий рев, временами раздававшийся за стеной. Пришлось открыть глаза и осознать место дислокации.       Императорские покои. Точнее, не сами императорские, а гостевые. Но во дворце. А я помнил только, как забрался Леграну на руки еще во флаере, ответив на его жадный и желанный поцелуй. Видимо, после этого и вырубился. Все-таки, пять суток без сна, на подножном корме и в постоянном движении – сил организму не придают. Когда была опасность – действовал на собственных резервах. Когда понял, что все завершилось, когда обнимают и греют родные руки моего любимого зверя – отключился.       «Голоса», если так можно было расценить рев двух озверевших горилл - то затихали, то вновь переходили в инфразвук, не добавляя моему и так слегка воспаленному после последней вылазки разуму – покоя. Поэтому, даже не прислушиваясь к речи, состоящей из одних образных эпитетов, идиом и какой-то совсем уж зоологической линии предков с обеих сторон – я засунул голову под подушку, подтянув к себе еще одну, постаравшись впасть в нирвану сна, из которого меня так нагло выдернули. Но, видимо, переоценил силу приглушающего эффекта, все еще продолжая слышать хоть и невнятное, но от этого не менее грозное рычание.       − Звери. Оба... – выдохнул я, понимая, что поспать не дадут, и решил хотя бы слегка отлежаться.       Не знаю, было ли у Леграна с императором какое-то родство, но судя по тому, как они делили «добычу» в моем виде – скорее всего, где-то на какой-то ступени самосознания, родственники этих двоих пересекались. А может быть и совокуплялись?.. Потому что такой яростный рев мог принадлежать только «братьям по крови». А может быть, они из одной стаи?.. И заместитель вожака метит на место самого вожака, подобным рыком накаляя обстановку? Чтобы доведя себя до неадекватной агрессии броситься вперед и перегрызть сопернику глотку?..       Бред собственного разума довел до того, что в полусонном состоянии я грезил этим «театром теней», где два грузных и сильных оборотня, приняв почти человеческий облик, спорят, кому достанется это слабое, сонное, вялое тельце, которое желает помять мордой подушку еще минут так триста...       Был бы менее уставшим – услышал бы, как раздались шаги, а потом кто-то буквально упал на кровать. Пришлось срочно отключать антигравы, поддерживающие вес, иначе бы меня, как того хомяка с резинового шара, снесло ударной волной с кровати. А так – только слегка качнуло.       − Наорались? – вяло спросил я. – Спать теперь можно?       − Ты и так уже больше суток спишь! – еще не отойдя от спора, рыкнуло мое зверье, буквально подмяв под себя, укутав в кокон одеяла, где я тут же пригрелся, снова намереваясь утонуть в полудреме. – Хотя теперь уже можешь спать, − шумно выдохнул он мне в макушку. – Я тебя выкупил.       − Уверен? – переспросил я, сложив два и два, понимая, что подобное просто невозможно.       Каждый, подобный мне – был на вес золота, если не еще дороже. И выкупить, отвоевать, нахально забрать у императора подобную добычу казалось нереальным. Только по результатам психологических тестов, когда был виден реальный перекос разума – давали полную отставку. Да и то, чаще всего – переправляя на менее серьезные задания. Потому что имперский штурмовик – это навсегда.       − Да! – прорычало это чудовище, подгребая меня еще ближе, а потом неуверенно пророкотало. – Ну, вытребовал для тебя простые штурмовые операции. Чтобы не впереди всего строя, готовя плацдарм к вторжению, а уже следуя за лидером. Хотел для тебя место в корпусе выбить... – он запнулся. – Но император сказал, что поставит тебя под мою ответственность. А мне еще естественный цвет волос нравится.       − То-то же, − хмыкнул я, разворачиваясь в теплых объятиях, чтобы уткнуться головой в выемку на шее моего зверя, губами ловя его утихающий рык.       Отогревался я не зря. На Ставере, куда нас послали в последний выход – было холодно. Очень холодно. Среднегодовая температура достигала от силы десяти градусов ниже нуля. А будучи упакованным в обычный куцый мундирчик пехотинца – не сильно и согреешься. Жителям Ставера хорошо. У них природная толстая шерстяная шкура, не пропускающая колючий холод и ледяной ветер. Нам же, людям, временами прибывающим туда, приходилось сложнее. Хотя, будь я обычным человеком, не обошлось бы без неприятностей. А так только поселившийся где-то в глубине тела холод, который постепенно таял в жаре тела моего знойного солнечного зверя.       А в чем-то Легран был прав. Слишком я заигрался. Одно дело, когда тебе не к кому возвращаться. Разве что знаешь, к кому обратиться, когда на отдыхе развеяться захочешь. А с этим чудовищем подобное не получится. Не потому, что съест, нет. Лично на меня Легран даже голос не повышал. Но впервые за все время я начал понимать, что ощущаю себя грязным после подобной работы. Когда с ним – запросто. Но маршала в напарники мне никто не отдаст. «Выкупить» его у императора – посложнее, чем меня, будет. Да и сам он ошалеет от подобной перспективы – работать на низших уровнях. Не тот склад ума, чтобы подчиняться. Вон, как орал недавно, выцарапывая меня зубами и когтями из этой системы.       Верно говорят – капля камень точит. Первый раз – понял. Второй – простил. Третий – впал в недолгое бешенство. Потом только провожал долгим задумчивым взглядом, пока терпение не закончилось. Для «кадавров» − элитных выпускников корпуса, ценящих только приказ и грубое исполнение оного, Легран оказался невероятно терпелив и спокоен. Да и не заслужил бы свое место, будь оно иначе. Но и у такого спокойного зверя терпение имеет предел, что я недавно и услышал.       Наверное, только глубокое изучение психологии нашей расы не позволило мне сорваться с кровати и бежать разнимать этих чудовищ в человеческой шкуре. Точнее – изучение психологии отдельных личностей. Император был слишком умен, чтобы давить на подчиненного чем-то, кроме собственной силы голоса, а Легран... Пока не слышался звон содержимого, сметаемого с горизонтальных поверхностей и удары кулаков по стенам – о том, что он перейдет заведомо допустимую грань – можно было не беспокоиться. Точнее, об императоре ходили слухи, что он иногда занимается рукоприкладством... (не жезлом по хребту, хотя это тоже была уже высокая степень ярости, а именно - начинает бить). Но в этом случае отделаться увольнением, изгнанием или посыланием даже в самую горячую точку – и речи не было. Удар императора приравнивался к приговору о немедленном уничтожении вызвавшего праведный гнев этой светоносной личности. До тех пор, пока Его Величество сдерживал себя – можно было хоть теми же оборотами с ним разговаривать. Да и то, только избранным.       − Ну, и чем же тебе пришлось рассчитываться за то, чтобы поставить на мне свою личную метку? – шепнул я в жадные, властные губы.       Легран на миг замер, а потом отстранился, заставив меня перебрать в памяти десяток вариантов, наиболее неприемлемых «кадаврам». Но, судя по тому, что вернулось мое чудовище удовлетворенным решением, то о моем немедленном отъезде в колонии, чтобы принять на себя роль управителя одной из них – не шло и речи. Значит это то, что вызывает возмущение, но на что этот зверь надеется меня уговорить. И все эти варианты не вызывали ни капли противления.       Ну что может император приказать своему маршалу? Следить за мной – однозначно. От безделья слетевший с катушек штурмовик – не лучшее подспорье. Как и штурмовик увязший в интригах. Отвечать за меня головой – ну еще бы! Все-таки, несмотря на перевод, я оставался боевой единицей, и меня всегда могли призвать для дальнейшей службы, если потребуется моя квалификация. Нужно было еще доказать Леграну, что именно моя, но иногда бывает форс-мажор, и тогда - скрипи не скрипи зубищами, а отдать на время придется. Опекать? Охранять? Не давать «зажраться» от лени – вообще разговора нет! Боевая машина, имеющая развитый интеллект – быстро приходит в негодность в полном покое. И наглядное пособие в виде вот таких, отстраненных от деятельности государства, нам показывали. Страшное зрелище.       Значит, выбираем самый «плохой» вариант, в котором я поступал в полную принадлежность Леграну. Для «кадавра» такое положение вещей было подобно пребыванию полностью скованным в золотой клетке. Для нас, хитрых шельмецов, имеющих безукоризненно гибкий разум – всего лишь дополнительной защитой от непредвиденных обстоятельств.       − Внедрение ментального поводка, по которому я всегда смогу отслеживать любые твои эмоции и действия, − наконец выдавил из себя Легран.       Быстро просмотрев варианты будущего поведения, я тоже слегка отстранился.       − Надеюсь, ты понимаешь, что я не ручной зверек? И осознаешь, что во всех этих вылазках подвластно было только мое тело, но никак не разум?       − Понимаю, − спокойно и даже отстраненно произнес Легран. То ли тоже продумывая схему действий, то ли ожидая отказа.       Во всяком случае, я знал только троих, кто по собственной воле и безболезненно принял ментальный поводок. Из нашего корпуса. Обычные люди или же выпускники других корпусов – не выносили ментального давления. А если еще принять во внимание, что твоим подавителем будет подобный зверь – мало бы кто согласился даже на рассмотрение подобного союза. Однако, было одно «но», которого никогда не было у других. Своего зверя я понимал, знал, ощущал, как продолжение собственного «я». Никогда не собирался от него ничего скрывать, и уже около двух лет принадлежал ему и телом, и разумом, и душой. И такой «поводок» уже подумывал подцепить на себя. Почему бы и нет? Это как дополнительный бронежилет, оснащенный встроенной системой поддержания жизни. В случае временного отключения собственного разума «поводок» берет на себя роль встроенного резерва, который позволяет на одних инстинктах выжить и укрыться, пока собственный разум не отойдет от шока, готовый взять на себя заботу о теле.       Будь у меня подобная связь уже на Ставере – к моей собственной интуиции присоединилась бы целеустремленность Леграна, дав мне дополнительные данные по выживанию, которым ценились «кадавры», знания тактики и стратегии... И я бы сумел сохранить не половину, а три четверти отряда.       Может потому император и не сильно упорствовал в желании Лергана прибрать меня к рукам. Потому что знал, что следующий тест я завалю. Не специально. У подобных мне не должно быть привязанностей. Как у машины. А если таковые появляются, то следует проходить психологическую обработку или же получать штамп: непригоден. Лишать же собственного маршала выбранной игрушки было нежелательно. Пусть лучше поиграет и выкинет, чем будет жить с ощущением, что таковую отобрали. Ну, или игрушка сама заартачится, решив продолжить собственный путь. Как всегда, хитро и невероятно умно: «я дал весь расклад, а теперь вы сами выбирайте то, что вам больше подходит». И не поспоришь.       − Поэтому у меня есть ответные предложения, которые ты примешь, если желаешь получить от меня поводок, − продолжил я. – Буду краток. Ограничение наложения поводка временными рамками. Официальное оформление отношений. Свобода в выборе предложенных операций, безо всяких личностных подборов. И тебя. В дополнение.       − А я что, не твой?       − Мой, − расплылся я в улыбке. – Но частично.       − Да кто тебе не дает?! – в одном прыжке, из положения лежа, подлетел Легран на кровати, приземлившись уже на ноги, в невероятном изумлении разводя руками.       − По поводу предыдущих пунктов возражения нет? – уточнил я. – Нет. Вот и отлично. Если ты на все согласен, то так и объяви императору.       − Прибью, − ласково пообещал мне Легран, опалив теплым медовым золотом своих глаз.       − С нетерпением буду ждать тот невероятный день, когда «кадавр» прибьет штурмовика, без использования дополнительных средств, − ласково улыбнулся я, заметив, как резко сузились зрачки этого чудовища. И принял вызов. * * *       − Готов? – спросил меня вивисектор в белом халате, держа палец на пульте управления поводком.       До этого мне пришлось пройти недельный тест, чтобы узнать нашу совместимость. Выдержать пару неприятных часов внедрения капсулы датчика. Увидеть своих сослуживцев, которые все, как один, крутили пальцами у виска, не понимая, как можно переподчинить себя. Выдержать задушевный разговор с одним из наших, кто «сидел» на поводке. И даже оказаться в приемной императора, чтобы подтвердить свое желание.       И только тогда, когда поводок был активирован, я осознал, что это такое. Мое личное «я» на миг смело и загнало в угол волной эмоций Леграна, что затопили, исследовали каждый уголок моего разума. Порылись там, где я даже уже ничего не помнил, и застыли недвижимой золотой заводью, постепенно впитываясь, просачиваясь сквозь все возведенные в свое время барьеры, некоторые из них укрепляя, некоторые – разрушая. Точнее – разъедая своим золотым теплом невероятного приятного и уютного покоя, позволяя этот тихий, утробный рык, что всегда был готов вырваться из груди моего зверя – ощущать ласковым мурлыканием свернувшегося в собственном разуме кота...       А потом я ощутил невероятное! Когда меня так же рвануло в пустоту, позволив провалиться в бездну, пропасть, лабиринт, состоящий из одних каменных стен, пронизанных шипами и иглами собственных эмоций. И мой личный поток так же, исследуя, пробираясь в закоулки памяти Леграна – успел за этот короткий миг сточить большинство шипов, разбить сотни преград, и успокоился.       − Волей имперского маршала гвардии был поставлен обоюдный поводок, с частичным доступом к разуму, − пояснил мне представитель лечебного корпуса. – С возможностью блокировки, оспаривания решений, взятием личностного контроля над спутником. Довольны ли вы проделанной работой и желаете ли установить усовершенствования, которые предложил ваш спутник?       − Буду рад объяснению, − слегка придя в себя от шока, произнес я.       − Вживление чипа прямой ментальной передачи в голосовом интерфейсе, дополнительная блокировка внутреннего канала от любого прослушивания. Эмоциональное подавление спутника в случае его неадекватного поведения. Установление режима точечного удара в случае выхода из-под контроля.       − Согласен, − пожал я плечами.       Первое часто использовалось между своими в связках. Второе – было необходимо на планетах с резко развитым ментальным общением. Бешенство или депрессия всегда нуждались в подавлении, если это не была ярость, направленная вовне. Точечный же удар – вырубал разум не только при выходе из-под контроля, но и был шансом на выживание. Мгновенная кома, с ослаблением всех умственных и двигательных функций, похожая по внешнему виду на смерть – могла спасти в некоторых ситуациях. А если Легран предложил мне вживить все это, то меня ждет не пуховая перинка в золотой клетке, а горнило с наковальней, где придется отковать себе титановые яйца. Так что, при всей первой неприглядности такого контроля, все усовершенствования были более чем необходимы.       − Я бы посоветовал вам не ставить себе режим точечного удара, − начал лекарь. – За любой проступок, совершенный даже неосознанно, вы будете получать сильный, невероятно болезненный электрический разряд, что будет судорогой проходить по вашим нервным волокнам.       − А если на полную мощность? – улыбнулся я.       − Пятичасовая кома, − пожал плечами врач и замолк, начиная понимать, что именно я получу в случае активации данного режима.       − Ну, вот и ставьте. Ментальная связь даст понять моему спутнику, когда следует активировать данный апгрэйд, и я, оставшись в строю штурмовиков, буду иметь больший шанс на выживание, чем неподконтрольные.       − Но в случае...       − А пусть попробует - на обоюдном ментальном поводке устроить мне подобное, − прошипел я, уловив бархатную ласку золотого океана, что плескался в моем разуме, послав ответную теплую волну. * * *       Теперь этого Зверя я видел не только глазами, купаясь в его телесном тепле. Я ощущал каждую эмоцию, каждую грань эмоции, где через край, щемящей грустью, невероятной нежностью и густой, как патока, любовью – меня омывало изнутри. И он знал, что я вижу его зверем, чудовищем, златоглазым монстром, который вечно пытается меня закогтить, прижать, вмять в себя, чтобы никогда и никуда не отпускать.       Поводок дал нам не боль, как мне пытались доказать. Он дал нам невероятную сплоченность, в которой мы еще больше нуждались друг в друге. Мы могли стоять, глядя в глаза друг другу, не обмениваясь словами даже на ментальном уровне. Стоять и омывать разум друг друга теплыми, спокойными волнами любви, что еще прочнее, еще крепче связывала нас.       − Долго любоваться своим отражением в глазах друг друга будете?! – рявкнул император, что позвал нас на именной обед за крохотным, всего на десять персон столиком, где наши приборы стояли рядом с его. – Понимаю, что потерял не только одного из лучших штурмовиков передового отряда, но и одного из лучших гвардейцев, − когда мы присели за стол, тихо начал он. – Заткнись и слушай Легран! Мне твои оправдания к такой-то бабушке не сдались! Потерял, − тут же снизил он накал тона. – Вы будете так же исполнять свои обязанности, но если раньше были завязаны на службе, то теперь только друг на друге. Скажу то, что не говорил еще никому... Вы двое – достойно отдали долг империи, вложив в нее все, что у вас было и, если и дальше будете продолжать работать не за страх, а на совесть – мне будет что вам предложить.       − Сочту за честь, − подскочили мы с Леграном, в едином движении склонив головы, уловив теплую улыбку императора.       − Другого и не ожидал, − хмыкнул светоносный, ожидая, пока мы сядем. – Теперь – насчет церемонии. Не совру, но ты, Легран, первый из моих маршалов, первый из кадавров, кто так беззаветно и преданно полюбил, что даже позволил накинуть на себя поводок. Хотя, иногда мне думается, что это в отместку за то, что я приказал привязать Хартера... Молчи-молчи, знаю, что ради мести на такое бы не пошел. Доверять должен, − и тут же расхохотался. – С Кабраной у нас тоже обоюдный поводок, чтобы вы знали. Так что, я оценил, да. Так вот, насчет церемонии. Простите, ребята, но будет официальной. Понимаю, что вам бы куда подальше и как можно дольше, но слишком многие слышали, видели, знают о том, что произошло между вами. И если это будет не с моего высочайшего одобрения, то проблем не счесть. Начиная с кривотолков, что вы пошли против моей воли, и заканчивая нарушением вашего личного спокойствия всеми этими... – император шумно выдохнул, но сдержался. – Всеми теми, кто против моего правления. Это будет вас бесить, выводить из себя, может быть, даже что-то покажется логичным и правильным... А я не хочу терять своих преданных воинов. Поэтому приберу вас под свою руку. Тебе, Легран, как лидеру вашей пары, я даю в управление Савару. Можешь назначить своего управителя и только собирать дань. Мой процент такой же, как с любых других наделов. Тебе, Харт, как подчиненному, выделить целую планету не могу. Чревато будет. Так что выбирай. Синекура в моем совете, город на Кармо, корпус в командование.       − Корпус в командование! – рявкнули мы, а потом и рассмеялись. Легран - потому, что озвучил мое желание. Я – тому, что рявкнул в его стиле.       − Вижу, вы более чем подходите для такой связи, − ухмыльнулся император. – Кстати, Харт, ты видел данные теста вашей совместимости?       − Не пришлось, − отозвался я.       − Ну так вот, девяносто семь процентов из восьмидесяти пяти отборочных. Я бы даже назвал вас идеальной парой, если бы не видел, насколько вы разные.       − «Разносторонность взглядов, отличие по поведению, несхожесть реакции – не является решающими в случае сплоченности команды», − процитировал я его же слова. – «Иногда несхожесть взглядов позволяет увидеть ситуацию с совершенно иной стороны. Зачем же ограничивать все одной точкой зрения, если можно ее сделать многогранной?» − закончил цитатой нашего учителя.       − Ты мне тут не цитируй всяких и разных! – вспылил император. − Сам-то как? То, что Легран обдумал свой ход – это я знаю. А ты, подчиненный, как ты это воспринимаешь?       − В полном щенячьем восторге, Ваше Императорское Величество, − ни капли не кривя душой, расплылся я в улыбке. – Легран – мой. И я не вижу нас никак иначе, кроме как вместе.       − Добро, − расслабился светоносный. – Завтра – примерка, послезавтра – репетиция, а через три дня – заключение союза. За это время все хорошо обдумайте, как будете себя вести, кому что говорить, как вступать в собственные владения. Харт, ты понимаешь, что тебе придется зубами рвать на себя должность командира?       − Обычно эти три дня даются на принятие решения о заключении союза, − проворчал Легран, ощутив, что я не желаю отвечать на вопрос императора.       − Твои собственные яйца тебе в глотку сейчас и затолкаю. Не обрезая, − коротко и емко посоветовал заткнуться император. – Харт?       − Из лидирующих шлюх в командиры выбиться сложно, вы правы. Из официально утвержденных ведомых – тем более. Поэтому я главенство хочу получить не как должность, а собственной кровью. С рядовых. Ну, захотел маршал дать своей птичке порезвиться, пусть и резвится. А когда эта птичка станет командиром, тогда и увидим. Нет, могу и сразу начать зарабатывать авторитет, но лучше – подняться с низов. Званий моих и так никто кроме самых близких не знает, в лицо – никто не видел... Увидят на церемонии, ну так я и не в командный состав стремлюсь.       − Не покоробит?       − Нет, − покачал я головой. – Молодой еще. Справлюсь.       − Легран, у тебя лично есть ко мне какие-нибудь просьбы? – тут же, одним махом, поставил меня на место император, показав, что принял мое понижение и больше со мной не считается, пока я не обращусь к нему, как командир корпуса.       − Есть, − мой зверь, клокочущий внутри от бешенства, успокаиваемый моим собственным сознанием, сдержался. – Церемонию краткую. Максимум – на полчаса.       − Сделаем. Свободны.       «Тише, солнечный мой, тише, успокаивал я Леграна, что бушевал, как тот ураган в пустыне. – Император прав. Я не потерял ни единой из регалий, став солдатом. Если надо, если захочу – я всегда приду к нему неофициально, и он восстановит меня. Это был показательный жест. Жест того, как я сам поступил с собой, вместо того, чтобы взять то, что мог получить по праву. Показательная репетиция того, что мне придется испытать, продвигаясь к должности...»       − Первая оплеуха в череде тысяч будущих? – горько улыбнулся Легран.       − Первая шпилька в подушку для иголок, − рассмеялся я.       − Вижу твои эмоции, потому и больно, − поцеловал меня Легран в затылок. – Ты научился скрываться, но так и не научился гасить себя в себе, − удержав меня, он прошел вперед, чтобы видеть мои глаза. – Штурмовики – автоматы. Куклы. Машины. Все, кого я знал до этого. Ты же – вулкан, припорошенный пеплом приказов. Ты будешь действовать так, как приказали, думать так, как научили, но здесь... – его ладонь коснулась моей груди. – Здесь – вулкан. Мне будет больно, но я не вмешаюсь без надобности.       − Знаю, − уперся я ему в грудь. – Потому что ты – мой зверь. Дикий, но невероятно добрый... * * *       − Сочетаются союзом маршал Его Величества Легран Андонийский и, дважды герой серебряной звезды, имперский штурмовик Хартер Ревгара! – трижды стукнул посохом распорядитель, и я вздрогнул в невероятном понимании, что император мало кому позволит носить свою фамилию. А разум волной накрыло видением тех фактов, что Легран приоткрыл мне, пока мы величественно шли к помосту.       Малый дом императора на Туосе. Измена. Пламя, пожирающее стены, которые не должны гореть. Сестра императора перед тем, как ее располовинили лазером, выбрасывает из окна мальчика семи лет от роду, на котором горит одежда и кожа. Запах зажигательной жидкости, что выедает легкие. Невероятное усилие одного из стражников, что с переломанными ногами, ползет к месту, куда упал мальчик, чтобы сдернуть свой мундир и не дать воздуху сделать свое злобное дело.       Калека стражник, которому мальчик семи лет от роду, плача от собственной боли и отчаяния – отпиливает раздробленные по колено ноги, чтобы не дать некрозу распространиться дальше. Мальчик, который роется по мусорным бакам, выискивая пищу, чтобы накормить себя и своего спасителя. Который плачет под боком солдата, не зная, выживет ли тот. Дрожит от боли, сострадания и страха за жизнь единственного, как он думает, близкого человека...       А потом двое: калека, передвигающийся на коляске, и мальчишка, чьи ожоги никак не желали заживать, потому что не ел, отдавая все своему наставнику. Двое, что три года бродяжничали по улицам города, не надеясь ни на что... И, словно посланный судьбой – молодой имперец, что забрел не туда. Ключевое слово, просьба о защите – и вот он, мальчик, все такой же, испещренный шрамами – в учебном корпусе кадавров...       − Преклони колени, ведомый! – едва расслышал я, и не встал - упал, распростерся ниц перед тем, кто не потерял душу в этом безумии, кто смог остаться человеком. – Признаешь ли ты его власть и волю?       − Признаю, − едва прошептал, с трудом удерживая слезы.       − Признаешь ли ты того, кто склонился у твоих ног – своим ведомым? – снова раздался бесстрастный голос.       − Нет, − спокойно отозвался Легран, вздернув меня на ноги. – Я признаю его равным себе.       − Есть ли кто-то, кто хочет дополнить церемонию? – задал извечный вопрос распорядитель, и я увидел, как из первых рядов выступил седой, как лунь, но молодой лицом стражник, что прошел к нам.       − Мальчик... – произнес тот, нежно погладив Леграна по плечу. И столько щемящей боли, любви, нежности было в этом голосе, что на все, что меня хватило, это взять руку солдата, прижав ее к своему сердцу.       − Моей благодарности никогда не будет предела, − голос срывался от эмоций, невероятно усиленных штормом боли и нежности, сквозящих в душе Леграна.       − Отдаю этих двоих в руки друг друга, − ласково улыбнулся солдат. Короткая, как миг и чистая, как хрусталь слезинка скользнула за отворот мундира.       − Принимаю их из твоих рук, − пророкотал император, взяв наши руки в свои, одарив солдата теплым, полным благодарности взглядом. – И дарую им право быть вместе...       Церемония действительно была короткой, как и просил Легран. Даже – чрезвычайно короткой, потому что все транслировалось через эмофонофизор, давая ощутить все, что ощущали стоящие на пьедестале. И эмоции четырех людей, которые взошли на него – оказались слишком серьезным коктейлем для слабых душ. Люди плакали, покидая зал торжеств. Проклинали тех, кто пытался совершить переворот. Радовались за тех, кто выжил, не потеряв человечности. Выкрикивали какие-то слова, на которые никто из нас не обращал внимания.       Если и мог быть триумф, то это он и был. Никто так не понимал и не принимал императора, как сегодня. А судя по лицу его светлейшества – даже он не думал, что все будет так. Делал простую церемонию, в которой покажет двух любимчиков, получил – идол. Чистое, непревзойденное самопожертвование, которое всегда окупится, если служить императору праведно.       − Пожизненная пенсия в размере маршальской, допуск к Его Величеству в любое время. Решение любых вопросов – по дальносвязи, − предупредил мои вопросы Легран насчет солдата. – И, для собственной реализации – должность командующего в Туосской армии.       − Легран... – я вжал руку своего спутника в себя. – Ты даже не представляешь, как много для тебя сделал этот человек.       − Представляю, − мягко улыбнулся тот. – Он сделал из меня Человека... Я мог бы говорить о Нербе часами, ведь он заменил мне все, но давай мы поговорим о нем тогда, когда будет время.       − А сейчас...       − Хм!.. – кашлянул Легран. – Видишь ли, по моему личному желанию, церемония невероятно упрощена, поэтому пир будет устроен только на улицах, все желающие смогут выказать императору свое почтение и объяснить свои просьбы, а нам, Харт, надо удаляться в супружескую спальню, чтобы показать, что не зря я тебя выбрал равным себе.       − В том самом смысле? – хохотнул я, увидев предельно важный и достойный кивок Леграна.       Правда, эту величественность и важность мы сохранили только до спальни. И меня не коробило даже, что ведется видеозапись того, что мы делаем. Императору всегда будет что предъявить тем, кто посчитает меня не совсем мужественным, или его маршала не совсем уступчивым.       Хотя, пожалуй, я опасался борьбы за первенство. И агрессии, когда посягну на самое священное место маршала... А получил его в свое владение не просто желающим, а изнывающим, горячим, жаждущим, раскрытым, как тот цветок. И взял то, о чем грезил все эти два года, вырвав не рык, а мучительно сладкий стон, в котором Легран топил свое безудержное наслаждение, вскидывая бедра, выгибаясь на кровати мостом... Я млел от бисеринок пота, что покрывали его лоб и шею, наслаждался каждым звериным рыком, в которых сквозили требования быть еще ненасытнее, жестче и ярче. Упивался каждым медовым взглядом, который плавил меня так, словно я был под ним, а не он подо мной.       И каждой крупицей своей души дарил ему свою признательность. Не в том, что он поддался, не в том, что принял, нет! В том, что доверился, отдался мне так же, как я ему отдал себя... * * *       − Па−адъем, салага! – тяжелый кованый ботинок пролетел в сантиметре от моих ребер. Успел уклониться и встать раньше. – Какого дрыхнешь?! В санузел и на плац! Минута времени!       И все равно, что полночь, и все равно, что остальным еще спать и спать. Захотел быть солдатом, кавалер орденов, так будь им!..       И, обменявшись нежным прикосновением океанов эмоций, что сквозили в наших разумах – я пошел приводить себя в порядок. А Легран, за сотню парсеков от меня − пошел приводить в порядок дела императора...