Lonely Hearts Club

(Marina And The Diamonds — Valley of the Dolls)

Шанель прижимает к себе аккуратную сумочку из последней коллекции «Michael Kors» и идет в направлении, известном только ей одной. Какие - то глупые мысли, как будто фоном, бегут в ее голове, и она просто не обращает на них внимание. Ее громадные (по нормальным меркам) каблуки мерно отстукивают по асфальту, а улицы совершенно пусты. По небу ползут серые тучи, собирается дождь. Асфальт еще не высох после ночи, когда дождь барабанил по окнам, а Шанель, замотавшись в свой халат, сидела на подоконнике и думала о своем. С каждым шагом, Оберлин отдаляется от ухоженных домиков, на подобии родного общежития Каппа Каппа Тау. На улице все так же пусто, как будто все резко вымерли. Она постоянно оборачивается, боится, что ее увидят. Хотя бояться было некого, Шанель все равно оборачивалась в тишину, нарушаемую лишь стуком собственного сердца. Ведь это был ее маленький секрет. Она почему-то переживала, что кто-то может увидеть ее, узнать о ее маленькой слабости. Лучше пусть они узнают о том, что она окунула гребанную служанку в чан с кипящим маслом. Но никогда в жизни, они не должны знать ее секрет. Мотель на окраине города был выбран не случайно. Они всегда встречались здесь. В комнате номер двести шестьдесят девять они встречаются каждый четверг, когда Оберлин ловко ускользает от своих миньонов. Конечно, потом ее долго преследуют их вопросительные взгляды, но она имеет право не отвечать на них. Наверное, она уже в комнате, стоит у окна, как обычно, и смотрит в окно. Шанель осторожно поднялась на второй этаж по лестнице опасного вида. Ее каблуки застревали в дырках (как в железе могли появиться дырки?!). Она хотела бежать, но боялась травмировать себя, боялась испортить ту красоту, что наводила все утро, специально для нее. Дверь сразу же открылась, и все опасения вдруг исчезли. Все отодвинулось на второй план, и даже пресловутый «Чеди» как будто не был ее прямой обязанностью. Мэдисон стоит спиной у окна, вглядываясь в него. Хотя, там не было ничего особенного, чтобы так пристально это рассматривать. Всего лишь старые гаражи. Этот район внушал страх, Но с Мэдисон, Шанель ничего не боялась. Взгляд Оберлин сосредоточен на Монтгомери. Та уже привычно отбросила грубую кожанку в видавшее виды кресло. Черные джинсы хорошо обтягивали ее длинные ноги, а под тонкой майкой просвечивался черный лифчик. Это приводило Шанель в неописуемый экстаз. Мэдисон медленно разворачивается к ней лицом. Ее вечно хмурое, бледное лицо озаряет усмешка. Шанель кажется, что Монтгомери не верит во все это. Губы Мэдисон были искусаны, под глазами залегли сиреневые мешки, но для Оберлин не было человека прекраснее. В комнате пахнет куревом, Шанель мечтает поскорее окунуться в ее волосы, которые уже насквозь пропахли сигаретами. — Тебе нужно курить меньше, — заботливо шепчет Оберлин, подходя ближе. — Ох, — выдыхает в ответ Мэдисон. Секунда — и они стоят друг перед другом. Девушки почти одного роста, но Шанель смотрит на Монтгомери свысока из-за своих каблуков. Оберлин кладет руку ей на плечо, а затем запускает ее в светлые волосы своей подруги. Мэдисон снова улыбается. — Я же просто берегу твое здоровье, — оправдывается Шанель, надув ярко накрашенные губы. — Нечего тут беречь, — бурчит Мэдисон. Шанель укоризненно смотрит на нее и отворачивается к двери. Эта была своеобразная игра — тем самым они показывали, что важны друг другу. И правда, Шанель чувствует, как худые руки обнимают ее за тонкую талию, а острый подбородок касается ее плеча. Мэдисон очень холодная, но ее дыхание обжигает щеку Оберлин. — Спасибо тебе, — говорит ей Монтгомери, касаясь губами шеи, от которой пахло дорогими духами. Оберлин закусывает губу и закрывает глаза. Губы Мэдисон поднимаются все выше и выше, по виску к уху. Шанель выпустила стон, когда Мэдисон укусила ее за мочку уха. Руки Монтгомери приподнимают юбку Шанель, и Мэдисон мысленно усмехается, когда нащупывает чулки. Она так любила, когда Оберлин надевала чулки. Секунда, и они уже лежат на потрепанной другими посетителями мотеля кровати, стаскивая друг с друга одежду. Каждая в этот момент была на седьмом небе от счастья. Они познакомились совершенно случайно. Однажды, Шанель сорвалась. Она настолько устала от своей жизни, что решила напиться, как свинья. В баре (в самой жопе мира) не было никого, кроме бармена в черном платье. Это и была Монтгомери. Тогда они разговорились. Шанель увидела в Мэдисон девушку, которую отлично поимела жизнь. Монтгомери же увидела в Оберлин собственное спасение. У девушек оказалось много общего. Обе были очень одиноки, разбиты. Казалось бы, Шанель в корне отличалась от новой подруги, которая сбежала из Нового Орлеана. Но за дорогими шмотками и спинами верных миньонов скрывалась хрупкая девчушка, которой хотелось счастья. И самых настоящих друзей у нее не было. Мэдисон оказалась той самой родственной душой, которую она невольно искала. Вскоре, Шанель осознала, что никогда не чувствовала подобного. Она неловко глянула на Мэдисон. Та все поняла. И через час они уже неловко целовались в любимой комнате мотеля. Порою, Шанель мучилась. Что же чувствовала к ней такая холодная, и немного стервозная Мэдди? Она так же любила ее? Шанель желала этого больше всего на свете. И все было хорошо. Мэдисон чувствовала тоже самое. Она бежала от прошлой жизни, где ее, кинозвезду, никто не понимал. Только Шанель сумела выслушать, сжать ее руку и забрать всю ту боль, что накопилась в ней. Они были так похожи. Каждая скрывала внутри нечто. И это самое нечто они показывали только друг другу. Со стороны казалось, что прекрасная принцесса в лице Шанель Оберлин влюбилась в хулиганистого отброса в лице Мэдисон Монтгомери. Спустя час, наполненный лаской, любовью и нежными словами, обе лежали почти неподвижно. Мэдисон снова закурила, Шанель смотрит на нее. В груди Оберлин скопился комок чего — то теплого, который грел ее с головы до ног. Монтгомери любила называть ее Примадонной, а Шанель называла свой секретик Жвачной Стервой. — Мэдди, — шепчет Оберлин, — моя Мэдди. — Шанель, — усмехается Мэдди, — ты меня любишь? Оберлин кивает, улыбаясь. Мэдисон выпускает дым и не отрывает взгляд от Шанель. — Шанель, ты действительно хочешь быть с кем-то на подобии меня? Оберлин, которая до этого беспечно перекатывалась с одного бока на другой, замерла. Шанель знала кое-что. Она была уверена, что бросит все ради Мэдисон Монтгомери. Президент Каппы встает, отбрасывая смятое покрывало. Секунда — и она решительно накрывает губы Монтгомери своими. Этот ответ вполне устроил Мэдди. — Добро пожаловать в Клуб Одиноких Сердец, — говорит Мэдисон. — Я не одинока, пока ты в этом Клубе со мной, — отвечает ей Шанель.