Right here in my arms

Суви трясёт от какого-то необъяснимого отчаяния, которое кошкой скребётся на душе. Она сидит, сгорбившись и прикрыв зарёванное лицо ладонями. Бетон неприятно холодит кожу, холодный ночной ветер цепляется за алеющие в фонарном свете волосы, но вокалистка не замечает, хоть и вынуждена признать, что юбка и кожанка для финской майской ночи не подходят. Она даже не помнит, как и зачем сюда добралась. Почти через полгорода, на подкашивающихся ногах, с потёкшей подводкой. То ещё зрелище, наверное. А всё ради чего? Суви не хочет отвечать на этот вопрос. Не хочет признаваться даже самой себе в том, почему она именно здесь, а не где-либо ещё. Слёзы неприятно сдавливают горло от одной только мысли о том, что эту борьбу с собой же она проиграла. — Суви? Сердце ёкает от тихого оклика. Сувимарья убирает чуть дрожащие руки от лица и поднимает голову. — Я... — к горлу подкатывает ком, и она замолкает, поджав губы. Веская причина, по которой она здесь, стоит в метре от неё, а потому оправдываться не было смысла. Врать Суви умела хуже всего. А врать той проницательной особе, что сейчас в ней прожигала взглядом дыру, — тем более. — Мне фигово, — честно говорит она. В ответ лишь кивок. Инка наклоняется и заправляет мешающиеся алые пряди за ухо. Суви держится, дышит тяжело, хотя морально не готова к столь тесному контакту. Всё, что она чувствует сейчас, — жгучий стыд. Он терпким вином растекается по жилам, заставляя девушку становиться похожей на варёного рака. Ей стыдно уже оттого, что она сидит тут. Разбитая, подавленная. И совершенно никому не нужная. Рантакаллио ощущает это напряжение, повисшее в воздухе, и выпрямляется. В голове медленно обрисовывается план дальнейших действий. Оставлять Суви в таком состоянии было бы кощунством, кроме того, Инке прекрасно известно, зачем та пришла. Нет, она никогда не будет одна. — Вот дерьмо, — цедит Халметойя сквозь стиснутые зубы и, поднявшись, поправляет юбку. — Прости. Инка качает головой и кладёт руки на её хрупкие плечи, делает уверенный шаг вперёд и целует обветренные губы, тут же отстраняясь, но не отпуская. От Инки пахнет солнцем — совсем не таким, как в Финляндии — и морем. Суви вдыхает этот запах полной грудью, вцепляясь в момент так крепко, как только может. Она чувствует, как тёплая рука перебирает пряди вишнёвых волос, слышит размеренное дыхание около уха. — Пойдём ко мне, ты совсем ледяная, — веско замечает Инка и сжимает и впрямь холодную ладонь Суви. Та едва заметно кивает и ответно стискивает хрупкую ладонь в своей. Она и вправду не будет одна.