Падение.

Рик потянул за рычаг, выравнивая тарелку, и откинулся на спинку кресла, нашаривая в кармане флягу с дешевым пойлом, которое он упер в последнем их с Морти приключении на Галли-82. На этой скучной планете жили не менее скучные существа, варившие отменный галлюциногенный нейролептик. Рик прогонял его через угольный фильтр, добавлял своих компонентов и получал мощное, убойное варево, с пары глотков выносящее его вхлам. Ученый покосился на подростка, дремлющего в соседнем кресле, и ощутил, как болезненно закололо в груди. Нахлынули воспоминания, которые причиняли уже не ту боль, что раньше, но все равно остро резали по сердцу тупым ножом. Рик любил его. Возможно, он был единственным, кто смог пробудить в нем это отвратное, слащавое чувство, из-за которого порой тянуло блевать. Морти часто ругался на него, кричал, срывая голос,зло огрызался, ненавидел, но не мог выкинуть его из своей жизни. Рик убивался всем, чем мог, чтобы не помнить прошлого. Чтобы забыть то, что закопал внутри себя так глубоко, что никогда об этом никому не говорил. Тогда его маленький Морти был еще крохой. Ему был год и два месяца. Рик был счастлив, держа малыша на руках, наблюдая за тем, как он бегает по дому и таскает его инструменты. Ему было можно все, ученый не запрещал ничего. И поплатился за беспечность. Он помнил, как малыш в его руках радостно смеялся и тянул его за встрепанные, выбеленные солнцем и сединой волосы. Но позвонила Бэт, и Рику пришлось пустить мальчика на пол. За разговором он забыл про все, и когда услышал грохот на лестнице, сорвался с места, бросив трубку на стол. Но было поздно. Санчез замер, не веря своим глазам, ощущая, как внутри что-то оборвалось. У лестницы лежал его Морти, смотря остекленевшими глазами на мир. Рик кинулся вниз, подхватывая худенькое бездыханное тело на руки. Он не помнил, что кричал, как дрожащими пальцами сжимал холодеющие ручки, как пытался унять истерику и текущие по щекам слезы. Именно в тот момент его сердце остановилось для всего мира, покрылось холодным, непробивамым слоем льда, который не пропускал ни капли тепла наружу. Единственное, что он смог сделать — собраться с мыслями и прийти к единственно верному решению. Его внук Морти был мертв, и теперь Рику предстояло сделать безумный и пугающий выбор. Рассказать все Бэт, или совершить самый страшный поступок в своей жизни. И впервые за долгие года Ричард Санчез поступился своими моралью и совестью. Подхватив тело малыша на руки, он достал из халата портальную пушку, выставил координаты и открыл нужный портал. И, закрыв глаза, шагнул в него. Он похоронил своего маленького Морти на планете которая целиком состояла из стеклянных растений. Их мерный перезвон служил крохе вечной колыбельной. Рик стиснул зубы, сглатывая горький ком в горле, и открыл новый портал. Он знал, на что шел, и шел на это осознанно. ...Мир горел и разрушался, власти лживо заверяли народ, что новая болезнь — не эпидемия, и не смертельна. Рик цинично комментировал их заверения, наблюдая за своей же дочерью, но из иного измерения. Бэт торопливо собирала вещи, успокаивая плачущего на ее руках ребенка, попутно кидая в сумку кофты, распашонки и штанишки мальчика. Рик стиснул в онемевших пальцах рукоять бластера и шагнул вперед. — Папа, возьми Морти, я застегну сумку, — бросила Бэт через плечо, передавая малыша "отцу". Рик ощутил, как внутри него словно начала плавиться плоть, прямо в области сердца. — Деда, — довольно протянул ребенок, хватая Рика за нос. Ученый вздрогнул и закрыл глаза. Рука выскользнула из кармана и пальцы зажали спусковой крючок бластера. Тот запищал, набирая мощность, и Бэт обернулась на звук. — Прости, но вы должны умереть, все, — сдавленно выдохнул Рик и отпустил крючок. Бэт рухнула как подкошенная. Морти заерзал на руках Рика, испуганно захныкал. — Ничего, малыш, в этот раз все... Все получится. Рик не верил сам себе. Мальчик на его руках сжал в кулачках лацканы его халата и доверчиво посмотрел в глаза " деда". Рик сглотнул и улыбнулся через силу. Ради того, чтобы вернуть себе внука, он полностью уничтожал чужое измерение. Когда тот яд, что он распылил в воздухе, окутает мир полностью... Рик не хотел думать, что будет "тогда". Его и Морти тут уже не будет. Отдав заснувшего ребенка Бэт, Санчез стиснул зубы и сбежал не прощаясь. Он был выжжен, изничтожен внутри. Разодранная душа ныла и колола изнутри, словно тонкими иглами пробивая его тело. Хотелось напиться до забвения, уйти в себя и не очнуться. Жизнь казалась конченой, мир — рухнувшим и разбитым на тысячи осколков. Санчез осознавал, скольких он убил ради одного ребенка. И даже то, что этим ребенком был его внук, не позволяло ему простить себя. Он винил себя не в их смерти, а в его. Фактически, он не был его внуком, и где-то глубоко внутри Рик понимал это. И не мог позволить себе оставаться рядом. Он был небезопасен, нестабилен, безумен и зол на себя. И, что хуже всего, он боялся смотреть в его глаза. Боялся увидеть в них немой укор. Он наплел дочери с три короба о том, что уйдет изучать чужие миры и культуры, и сбежал. Сбежал от самого себя, от страха, боли, памяти и его глаз. Его зеленоватых глаз с рыжей яркой полоской вокруг зрачка. Два года прошли в смутном тумане, который рассеивался лишь когда Санчез трезвел. Убиваясь по самое не балуйся, он терялся в боли и презрении к себе, каждую ночь тонул в кошмарах и безмолвной ярости. За это время он изобрел пару приборов, способных поправлять его здоровье и восстанавливать отмирающие от тонн алкоголя клетки мозга и печени. Он мог починить и вылечить почти все, но свое сердце даже не смел трогать. Окутанное тьмой и колючим льдом, оно оставалось холодным и неприступным. Почти десять лет он познавал тайны параллельных вселенных и галактик, вел расчеты, наживал врагов и находил союзников. А заодно нарушал раз за разом законы в разных галактиках, и довел себя до состояния полного безразличия к законам и нормам морали. Все это привело к тому, что он был схвачен и насильно доставлен в свое измерение, для отбывания срока в нем в течении трех месяцев, без права покинуть Землю. Если бы только Рик мог снова сбежать — он бы бежал не оглядываясь, не смотря вокруг, бежал бы сломя голову. Но он не мог даже покинуть пределы своего родного городка. Дом его был продан, и ему ничего не оставалось, как идти в дом своей дочери. Он предпочел бы жить на улице, лишь бы не видеть Морти. Того Морти, который, наверняка, уже вырос. Но из чьего взгляда так и не ушел тот укор и немой вопрос — как ты мог, Рик? И Санчез боялся как никогда. Ни одного существа ни в одной галактике он не боялся так, как своего же "почти внука". Когда он постучал в дверь, стоя на пороге с большой тележкой всяких железок лампочек и инструментов, как всегда, подпитый и мрачный, он ощущал, как трясутся его поджилки. И когда дверь ему открыл невысокий подросток в желтой футболке, Рик схватился за косяк, пытаясь удержаться на ногах. Сердце заныло, лед пошел белыми трещинами. Его Морти стоял на пороге и неловко улыбался, смотря на него настолько ласковым и доверчивым взглядом, что Рик не мог даже вдохнуть. Казалось, втяни он воздух — и он разрыдается, рухнет на колени и прижмет его к себе, зарываясь пальцами в светло-каштановые вихры мальчишки. — Отец! Рик пришел в себя почти моментально, видя выбежавшую к нему Бэт. Годы ее не пощадили, но она осталась все такой же красивой девочкой, его дочуркой. Да, они не всегда ладили, и Рик до последнего был не в курсе ее беременности — в основном потому, что был занят созданием портальной пушки! — но она все равно была для него его малышкой. — Ты вернулся! — она кинулась к нему, крепко обнимая и почти повисая на его шее. — Боже, как же я по тебе скучала... Мне столько всего тебе нужно рассказать... Ты уж прости, мы продали твой дом, чтобы купить дом побольше, Морти повзрослел, и ему нужна была комната, сам понимаешь... Да ты проходи... Рик, словно в гипнозе, шагнул внутрь, ощущая, как его окутывает странное, неясное тепло. Он был дома. Действительно дома. И, самое главное, рядом с ним был Морти, так преданно слушающий его невнятные ответы и хмыканье. Рик трепался без умолку первые пару дней, рассказывая Морти об иных измерениях, галактиках, формах жизни и неслыханных вещах. Мальчишка слушал с упоением, а затем однажды спросил: — Р-рик, а ты... Ты не мог бы однажды взять меня с собой? Он хотел бы отказать, пояснив, насколько там опасно, но это же был Морти. Такой родной мальчишка. И Рик не смог сказать нет. Сначала он брал его с собой редко, пытаясь не привязываться, и даже тщетно пытался лгать себе, что он считает его своим внуком. Но шли дни, недели, месяцы, и Рик понимал, что он не его Морти. Не тот, которого он потерял тринадцать лет назад. Он был похож до боли, его глаза и ни капли не изменившаяся ласковая улыбка, но... Сердце свое он обмануть не мог. "Я убил твою семью, я украл тебя у них, потому что не смог простить себе смерть любимого внука," — хотел раз за разом сказать он ему, но не мог. Вместо этого он подвергал его опасностям, бросая в смертельно опасных ситуациях, надеясь, что если он погибнет, то это заглушит его чувство вины...перед двумя. Но он первым же кидался ему на помощь, не выдерживая криков совести. Вытаскивал из пасти инопланетного чудовища, искал противоядия и залечивал его раны, пока в висках пульсировала бешеная боль, а голос в голове кричал: "Тупой старый идиот, отпусти прошлое, он твой внук!.." Рик не мог. День за днем он падал в пустоту, цепляясь за прошлое, и утягивал туда и своего "второго Морти". И Смит сжимал его руку, когда это было необходимо, и слушался его, не без криков и возмущений, конечно, но слушал и следовал за ним, как преданный пес. Рик не мог оттолкнуть его. Лишиться его во второй раз. Не мог отпустить его и погрязнуть во тьме один. Он падал, падал, и не находил, за что уцепиться. И лишь обнимающий его мальчишка был его опорой в этой темной и вязкой пустоте. Ему не раз это снилось. Темнота, и лестница, по которой он бесконечно спускается. И видит через пелену слез, застилающую глаза, худенькое тело ребенка внизу. Самый страшный ночной кошмар Санчеза преследовал его не один и не два года. И каждый раз лестница под его ногами рушилась и он падал, в пустоту и тьму, хватаясь руками за воздух, и пытался поймать падающего малыша, но не успевал. И с криком он закрывал глаза, потому что они горели от слез. А затем его кто-то схватил за руку. И дернул на себя, прижимая крепче, обнимая и переплетая пальцы за его спиной. Рик открывал глаза и видел Морти, который обнимал его, уткнувшись в ключицы, и падал с ним, не выпуская из своих рук. И однажды он проснулся оттого, что кто-то пихал его в бок. Разлепив глаза, он окинул мрачным взглядом стены своего гаража, а затем сфокусировался на тени рядом с собой. — Могу я о-остаться тут, на ночь?.. Голос Морти было не узнать. Подросток был взволнован и напуган, укутан в тонкое одеяло с ног до головы. Рик сел, скептично смотря на парня: — Ты видишь еще хоть немного места на моей раскладушке?.. — Я могу сидя, просто... Там Саммер болтает с парнем под окном, и... Я не могу спать, — Морти поежился и виновато посмотрел на деда. Рик вздохнул и сдвинулся к краю: — Вали к стене, и чтобы не писка. И если утром я проснусь с твоим стояком, упирающимся в мое бедро, я клянусь, я выпну тебя с кровати. Морти согласно закивал и забрался в угол между Риком и стенкой, и укутался в одеяло. Санчез закрыл глаза, проваливаясь в сон. И тот, на удивление, не превратился в кошмар. С той ночи Морти иногда оставался ночевать в гараже. Чаще всего он засыпал, пока Рик был занят, и ученый не будил его, а молча спихивал на кровать, закрывая одеялом. Чувство вины внутри Рика угасало постепенно, забываясь и сменяясь усталостью и мрачным, холодным умиротворением. В какой-то момент он понял, что смирился и перестал беспокоиться, а тот ребенок, что умер, уже никогда не вернется, и его место занял этот несуразный мальчишка, который был так же одинок, как и Рик. Родители были слишком заняты выяснением отношений, настолько, что забыли про сына, которого и на свет-то произвели лишь ради того, чтобы не разойтись. Друзей у него не было, а единственная возлюбленная была высокомерной дурой. Все чаще Санчез ловил себя на мысли, что если бы не он, у парня могло быть иное будущее, и иная жизнь, и это он не сможет искупить ничем и никогда. Ученый глушил это неприятное чувство алкоголем, денно и нощно просиживая за приборами, назначения которых Морти не знал. А затем отрубался, либо исчезал в портале. Особенно когда парень появлялся в гараже и наблюдал за ним, сидя на раскладушке. Возвращался он обычно за полночь, пьяный, уставший и опустошенный. Межгалактические бары, дешевые и сильные наркотики, беспорядочный и глуповатый флирт со всеми, кто попадал в его поле зрения — все слишком негативно сказывалось на нем. И, приходя домой, он видел все ту же картину — спящего на его раскладушке Морти, укутанного в его же собственное одеяло. Он не помнил, когда они начали спать под одним одеялом, но в целом и общем ему было плевать. Он просто заваливался рядом и засыпал, почти моментально. Но в тот раз сон не шел, и Рик лежал, глядя в потолок, чуть прикрыв глаза. Морти рядом заворочался и приподнял голову, оглядываясь по сторонам. Рик только хотел поинтересоваться, какого черта он ползает посреди ночи, но что-то подсказало ему, что нужно промолчать. Морти судорожно вздохнул и перекинул ногу через ученого, сползая набок. "Ссать собрался, что ли..." — мысленно пробурчал Рик. Но Морти замер, упершись коленями в кровать, и опустился на бедра Санчеза, нервно кусая губы. Рик чуть не подавился воздухом, но постарался не выдавать то, что он не спит. Благо, что в кромешной тьме Морти не мог видеть, что у него открыты глаза, а сам ученый приспосабливался к темноте в гараже долгое время, чтобы различать, что происходило вокруг. Парень прикрыл глаза и наклонился вперед, утыкаясь лбом в шею деда, и обнял его за плечи, пропуская ладони под них. Рик молчал, ожидая дальнейших действий, но ничего не происходило. Паренек, казалось бы, попросту уснул. Санчез тяжело вздохнул и поерзал — все же он был не пушинкой. Морти тут же подскочил и вскинул голову. Рик хмыкнул, понимая, что разоблачен. — Ты н-не спишь? — пробормотал мальчик, отстраняясь. Ученый кивнул, не считая нужным отнекиваться. — Я... Я тут перебирался и... И уснул, наверное... — попытался оправдаться Морти, сползая на свою половину, но Рик схватил его за руку, вынуждая остаться на месте. — Заткнись и оставайся на месте, — вздохнув, выдал он, легко укладывая его обратно и опуская ладонь на поясницу мальчишки. Морти поднял голову, едва дыша, и перебрался повыше, так, что чуть коснулся кончиком носа губ Рика. Ученый отчего-то вздрогнул и в голове у него забилась птицей мысль: "Какого черта происходит, он твой внук, а вы тут чуть ли не сосетесь, как перевозбужденные подростки!.." — Поцелуй меня, — слышит он едва различимый хрипловатый шепот над ухом. — Р-рик... И он целует. Долго, неторопливо, слыша, как подросток гортанно стонет и неумело отвечает. Это сумасбродно, это безумно, и это прекрасно как никогда. Рик обнимает его, кладет ладонь на затылок и углубляет поцелуй, слыша слабые поскуливания от парня. Он понимал, чем все закончится, и знал, на что шел. Влажные пальцы подростка неловко скользнули по шее ученого, очертив выступающую немного вену, и замерли на вороте джемпера. — Оно тебе так нужно? — интересуется Рик. — Серьезно, Морти?.. — Как никогда, — ответил ему Смит и сев, запустил ладонь под ткань, касаясь пальцами прохладной кожи на животе. Рик стиснул зубы, сипло втягивая воздух, и кинул взгляд на дверь. Морти кивнул: — Я закрыл, никто не войдет... — Предусмотрительный, сученыш... — ухмыльнулся Санчез, резко вскидываясь и опрокидывая парня на раскладушку. — Пусть будет по-твоему. Разум, вопивший что-то об аморальности и неправильности происходящего, отключился как только Рик заткнул тяжело дышащего Морти поцелуем. Ему было плевать, плевать на все, на мораль, на прошлое, на то, что Морти совсем еще мелкий мальчишка. Перед ним лежал перевозбужденный подросток, до одури желанный, такой близкий и далекий одновременно. И Рик подался к нему, телом и душой, позволяя себе задохнуться в вихре странных, новых ощущений, сменивших его чувство холода и безразличия к этому мальчику. Морти задыхался и глухо стонал в ладонь Рика, пока он растягивал его двумя пальцами, попутно шикая на него, когда тот особенно громко вскрикивал. Пару раз Бэт стучала в дверь гаража, и Рик отзывался спокойным и ехидным голосом, что все в порядке, не отрывая взгляда от затуманенных желанием глаз парня. Пару раз в его голове проблескивала мысль — “однажды ты пожалеешь об этом”. Но она быстро отметалась, как бесполезная. Думать не хотелось, гениальный мозг отключался, уступая место дикой похоти и туману алкоголя. Санчез оставлял на шее внука сиреневые отметины, делая в голове пометку, что надо будет утром не забыть о них, и прикусывал чувствительную кожу, срывая с губ парня приглушенные вздохи. Он надеялся, что все забудется. Пройдет. Это лишь на один раз, на одну ночь. Но сдавленный шепот Морти в самое ухо — “Б-боже, Рик, я не могу, твои руки…” Весь мир, все его привычки, лед и ненависть, закованные цепями страха — все это рушится, осыпается черной пылью, когда Морти прижимается к нему, телом к телу, кожей к коже, обжигает, целует, куда попало — в шею, в плечи, вылизывает кончики пальцев, всхлипывает и зарывается в седые вихры на макушке. Рик уже понимал — Морти ни черта не забудет. И не сделает на утро вид, что эти синяки — удары, а задница болит от неудобной раскладушки. И когда он толкнулся в его тело, и услышал отчаянный, короткий вскрик, ощутил, как Морти наощупь находит его лицо, чтобы припасть к его губам как к источнику жизни, то понял — тот, кто сейчас так отчаянно жмется к нему, умоляя и обжигая дыханием — он и есть его Морти, его драгоценный малыш, обожаемый и родной до одури. Морти кричит под ним, тихо и коротко, запрокидывает голову, целует и почти признается в любви. Эти слова готовы сорваться с его губ, но когда он пытается прошептать их в самый первый раз, он дрожит, и по щекам стекают капли слез, выдавая его с головой. И Рик не хочет ничего слышать — он склоняется к его уху и выдыхает: — Я тоже, Морти. И больше ему не нужно никаких подтверждений, потому что Морти захлебывается рыданиями в его объятиях. Только тогда Рик понял, что испытывал его внук. Никому не нужный, брошенный и сломленный своим одиночеством, нашедший в лице Рика единственного друга, и рухнувший в его руки, когда сломалась последняя опора, удерживающая его от того… что произошло. Рик узнал об этом позже. Узнал, что он сдуру признался Джессике, и над ним смеялось пол-школы. Он наказал эту строптивую суку позже, значительно позже. Потому что никто не смел причинять еще больше боли Морти чем причинил он, своим безразличием и постоянным ощущением вины за то, о чем мальчишка даже не знал. И не узнал бы никогда. Рик со спокойным сердцем закрывал дверь в то измерение, где осколками разлетелась планета стеклянных цветов. Его Морти, тот, который был нужен ему, как воздух, был рядом. Дремал в соседнем кресле. И как бы Рик не пытался сделать вид, что ему плевать на парня, и он не обеспокоен его жизнью и его проблемами, он всегда оказывался в курсе всего самым первым. И Если Рику Санчезу что-то не нравилось в жизни Морти, то он мог бы уничтожить измерение, и не одно, если бы это помогло подростку ощутить себя хоть на чуточку более счастливым. Они пролетали над старым, полуразрушенным городом. Высотки его взлетали в небо остовами из старой арматуры, мелкие домики были стерты в пыль. Рик обеспокоенно косился на Морти, надеясь, что тот измотан настолько, что не проснется. Зависнув над одним из участков. где когда-то был дом, Рик вытащил из-за пазухи маленькую фотографию, и не глядя кинул ее вниз. Смотрящий с фотографии более молодой Рик с ребенком на плечах опустился на землю и тут же самовоспламенился, превращаясь в пепел. Рик улыбнулся и потянулся за флягой. Морти в его мыслях крепко обнимал его, стоя у подножия лестницы. Падение прекратилось.