Тайна Чёрного Дрозда

— Мамочка, ты здесь? — спрашиваю я в пустоту. Голос эхом прокатывается по черному коридору в освещенный конец. Тут темно и сыро, как в пещере, где-то ритмично капает вода. Я прохожу вперед, ощупывая пол перед собой ногами. Звуки капающей воды приближаются. Я передвигаюсь осторожно. Твердая, покрытая мелким мусором — камнями, стирающимися в песок, — земля на миг сменяется растекающейся лужей, в которой хлюпает моя обувь. Пахнет известью. Пахнет мелом, растворенным в железной воде. Я приближаюсь к приоткрытой двери, изначально белой, но измазанной сажей. Через щель пробивается желтоватый свет. Я толкаю ее и оказываюсь в старомодной гостиной. Вытираю подошвы о ковер, специально постеленный здесь для того, чтобы не нанести в чистый дом грязи. На стенах висят малоизвестные картины, знакомые мне с детства. Одна из них — мастерски выполнена — мамина. В то же время я замечаю и ее. Она встает с кресла и тянется за заварочным чайником. Дом пахнет семьей.       Я подкрадываюсь к ней сзади. Но прежде чем мне удается нежно коснуться ее плеч, она чувствует присутствие своего, родного человека в комнате и оборачивается. Вот она, мама!       — Привет, милая, — она вытягивает шею и подставляет щеку. Я целую ее, приветствуя. — Как дела?       Желтоватый чай, журча, льется в блестящую на свету чашку из дорогого, самого настоящего китайского фарфора, настолько легкого и прозрачного, что через него можно увидеть рисовое зерно. Душистый запах благородного зеленого чая распространяется по комнате.       — Снова шла через подвал? Не делай так больше, — спокойно произносит мама, хоть ее терпение должно уже лопаться, ведь она говорит это не в первый раз.       — Хорошо, — отвечаю я, развязывая шарф. Потом снимаю пальто и вешаю их на длинную, изящную деревянную вешалку. — Джим и Агнесс в полном порядке, но Марк их очень балует.       Мама лишь улыбается. Она не может с ними познакомиться, но тихо, хоть и с трудом, с этим мирится. Затем садится на кресло.       — Садись, Тара, — она приглашает меня на кресло рядом, и я пользуюсь приглашением. — Вот твой чай, вот печенье, вот конфеты. Ешь и слушай. У меня к тебе огромная просьба или даже поручение, — я навострила уши и отхлебнула чай, некультурно сербая. — Пожалуйста, будь внимательнее к письмам. Одно важное сообщение должно прийти к тебе в течение трех дней. Не откладывай проверку почтового ящика на потом и не поручай делать это мужу и детям, как ты обычно делаешь. И дело, о котором тебе будет сказано в письме, не потерпит отлагательств. Поэтому будь наготове, хорошо?       Эта просьба меня напугала, и сердце заколотилось так, что его стук гремел в ушах. Я кивнула. Мамочка встала с кресла и подошла ко мне. Прикоснулась руками к волосам и поцеловала в лоб. Меня прошибало разрядами тока, а виски, со стуком, как у перфоратора, пульсировали.              На улице действительно работал перфоратор. Окно было распахнуто настежь, и нежный, будто весенний, холод проникал в спальню. Тару сжимала согретая теплом человеческого тела, белая, как только что выпавший снег, постель. Девушка, закутавшись в плотный и мягкий черный свитер, испуганно огляделась по сторонам. Сон внезапно перетек в явь, и она не успела опомниться. Стояло позднее утро, потому что мужа рядом уже не было. Поднявшись с постели, Тара закрыла окно, через которое в спальню проникал запах уже, наверное, в этом году в последний раз скошенной травы. Мимо двери пронесся раскат детского смеха. Тара улыбнулась. Это бегут две ее дочери — Джим и Агнесс.       Тара оделась и вышла из спальни. Смех девчонок звенел уже где-то вдалеке. Девушка спустилась на первый этаж, лестница под тяжестью веса хозяйки дома скрипела. Все громче становился шум телевизора. Когда Тара очутилась на первом ярусе своего жилища, телевизор уже верещал. Она прошла мимо мельтешащей цветной плоскости в тот момент, когда на экране появился герой, именуемый независимым экспертом, и заявил, что рекламируемый препарат — лучшее решение для мам, чьи дети часто страдают от насморка. Тара мысленно фыркнула, потому что опыт лечения этим самым препаратом был свеж и не увенчался успехом. Девушка прошла на кухню, сверкающую отполированными стеклянными поверхностями. Около плиты, сосредоточенно наблюдая за стоящей на конфорке туркой с кофе, стоял ее муж. Тара улыбнулась и прошла к супругу, который в тот момент поднял на вошедшую жену глаза.       — Так и знал, что ты сейчас спустишься, — улыбнулся Марк и вытянул лицо навстречу Таре. В следующий миг они по-утреннему быстро и нежно поцеловались. — Доброе утро!       — Доброе утро, — ответила Тара, становясь рядом. Прошла новая волна смеха девочек, раздался тяжелый топот. Супружеская пара устремила взгляды, как один, в сторону, откуда доносились звуки. Девочки влетели в кухню и побежали к матери.       — Приве-ет, мои сладкие, — Тара присела и обняла дочерей.       Юная актриса Тара встретила джазового музыканта Марка Левива в начале нулевых. Это не было банальной историей о том, как девушка пришла на концерт, а мужчина встретил ее глазами. Но все было еще банальнее. Они познакомились на постановке мюзикла «Один шанс полюбить». Марк был приглашен туда в качестве композитора, а Тара — актрисой второго плана. Только во время всеобщих совещаний они видели друг друга и как-то переглядывались и улыбались. Марк начал понимать, насколько ему симпатична девушка, но боялся к ней подступиться. Затем продюсер мюзикла обанкротился, постановку срочно закрыли, актеров распустили. Марк был озадачен: а как же та талантливая актриса с чудесным голосом? И понял, что окончательно и бесповоротно влюбился.       Где ему искать эту скромную блондинку? Марк не находил себе места. Гитарист немало времени тщетно искал ее, но нашел волею случая. Музыкант, принципиально отказавшийся от средств массовой информации, решил прочесть утреннюю газету. Шапка черно-бежевой газеты гласила: «Мюзикл сорван!»

Только вчера журналистам нашей редакции

стало известно, что мюзикл «Один шанс полюбить»,

премьера которого должна была состояться

в декабре этого года, закрыт. Подробности

на стр. 3

      На той самой странице мужчина увидел список актеров и начал подбирать информацию о них в Интернете. Ради Тары Марк даже нарушил принципы!       Тара нашлась. Марк был потрясен, узнав, что предметом его любви стала Тара МакКартни — прекрасная актриса с рано начавшейся, но блестящей карьерой, дочь таких прекрасных родителей.       Марк и Тара поженились жарким летом 2006-го и переехали в Бруклин. Через три года, в мае, родилась их первая дочь Джим, которая росла очень прилежным, способным и ласковым ребенком. Тара старалась брать пример со своей матери и умело маневрировать между работой и домом, выкраивая время, чтобы ребенок не чувствовал себя обделенным материнской любовью.       Вторая дочь, Агнесс, родилась 30 сентября 2013-го. Чувство радости в тот день резко сменилось чувством тревоги, а затем скорбью: Тара получила известие, что ее дядя, Билли Кармелит, госпитализирован с сердечным приступом, а вечером он скончался. Тара решила, что родители бы сильно расстроились, если бы застали смерть их коллеги и друга, весельчака Билли.                    Марк выключил плиту, как только в жерле турки зашипел и поднялся кофе, покрытый светло-коричневой пеной. Затем бережно перелил густой напиток в белоснежную чашу. Тара потянулась к напитку и сделала глоток. Марк скрылся в гостиной.       — Тар, тебе тут письмо, — мужчина вернулся в кухню с ворохом конвертов и снял с верхушки одно. Тара взяла примявшийся конверт, ножик для того, чтобы вскрыть его, и извлекла письмо, не изучив, от кого оно и откуда.              Здравствуй, Тара. Ты наверняка не посмотрела на конверт и теперь не можешь понять, кто и откуда тебе пишет. Но я тебя успокою, мое имя — Эстер Руфь Гольденберг. Твоя бабушка, Мерлин Кристи, приходится мне двоюродной сестрой. Но как судьба нас разбросала, расскажу тебе лично.       Пишу из крайней необходимости. Своих детей у меня нету, потому обращаюсь к тебе — твоя мама, когда была жива, очень хвалила тебя, моя милосердная Тара! Я очень больна, и умираю в доме престарелых в городе Норфолк. Вообще-то адрес я написала на конверте, и ты, золотце, не заблудишься. Мне нужно передать тебе что-то очень-очень важное, что именно — тоже расскажу и даже покажу при личной встрече. Тара, пожалуйста, не брось меня. Ты — большая надежда и меня, и твоей мамы, не подведи! Я уверена, ты же такая мудрая и гуманная, как мне рассказывала покойная Ами! Сделай добро, а оно обязательно к тебе вернется.       С надеждой и любовью,       Эстер.              Тара прижала письмо к груди. Мама и в этот раз была права.       Что значит «и в этот раз была права?»       С тех пор, как мама погибла, Тара общалась с ней, только во сне. Девушка никому об этом не рассказывала, вероятно, боялась, что люди подумают, что она слишком мала для того, чтобы с достоинством пережить горе. Но двенадцатилетней девочке нужна была материнская помощь. Чуткие братья, конечно, выручали ее, когда требовалось. Но не во всем юной девушке могут помочь мужчины или молодая сестра, не имеющая опыта. Тем более, что Маргарет было не до Тары, к двадцати одному году она стала молодой матерью. Мама являлась девочке именно в самый подходящий момент, когда перед Тарой стоял нелегкий выбор, и она терзала себя сомнениями. Девочка выросла, стала самостоятельной, и, храня от всех тайну, продолжала советоваться с мамой. Иногда Ами предупреждала дочь об опасности или подбадривала хорошими прогнозами.       — Тара, — Марк прикоснулся к плечу жены, отчего та вздрогнула. — На тебе нет лица. Что случилось?       Тара оглянулась вокруг, словно боясь, что в помещении находится кто-то посторонний, кого не стоит посвящать в семейные тайны, и поняла, что посторонним является ее собственный муж.       — Знаешь, Марк, мне срочно нужно ехать в Но… Нор… Норд… — Тара моментом глянула в письмо, — Норфолк. Это очень важно, потому что дело касается моей семьи.       — Можно глянуть? — Марк коснулся рукой угла бумаги, но девушка отстранила ее.       — Нет. Прости.       Марк все понимал. Тара очень ценила это немаловажное качество. Будучи известным человеком, приобретаешь много поклонников и вместе с ними множество проблем, а одна из них — ревность супруга. Поэтому Тара и Марк сразу установили договоренность: полное доверие и абсолютное отсутствие ревности. И, если что-то и произойдет, лучше тут же во всем признаться.       Тара отложила письмо в сторону и крепко прижалась к мужу. Марк обнял жену и легко, лишь приподняв уголки губ, улыбнулся. Тепло, тепло становилось. Она пыталась услышать сердцебиение мужа, но распаляться нельзя. Не то сейчас время, не то. Не время для влюбленности, семейная жизнь и здесь прозаична.       — Марк, можешь не сомневаться в том, что я тебя люблю, — тихо говорила Тара, почти шепча, — но я не могу сказать, зачем я уезжаю. Но обязательно обо всем расскажу, когда вернусь, — девушка подняла голову и заглянула прямо в глаза супругу, продолжая крепко держаться за него обеими руками. — Береги девчонок, — Тара погладила супруга по плечам, отстранилась и отправилась в прихожую. Через минуту вернулась уже в черном осеннем пуховике и ботинках, наматывая на шею шарф.       — Ты уже? Так рано? — удивился мужчина.       — Я за билетами, — Тара взяла из ящика пластиковую карточку цвета морской волны, поблескивающую на свету, срок которой истекал всего через полгода. Если шесть месяцев — это так мало, то сколько осталось жить бедной Эстер Гольденберг? Тара, парализованная этой мыслью, остановилась на миг, затем захлопнула ящик и, подойдя к мужу, легко поцеловала его на прощание.       Девочки неохотно отпускали маму. Она обещала им много подарков, но и это с трудом подкупало Джим и Агнесс. Тара наобещала им столько, сколько они никогда не получали.       — Милые мои, я же не навсегда уезжаю. Я буду звонить вам по видеосвязи, — Тара сама не горела желанием бросить детей, даже хотела взять с собой, но, увы. — С вами будет папа, а он даже добрее.       Под конец малышка Агнесс громко и жалобно взвыла. Тара взяла дочурку на руки и осыпала ее лицо поцелуями. Но, поняв, что, если еще немного она пробудет здесь, опоздает на самолет, передала девочку мужу. Марк взял протестующую против маминой командировки Агнесс на руки. Тара попрощалась и вышла из дома. Остановившись на пороге, она обернулась, и сердце сжалось от боли.       Как она доехала до аэропорта, МакКартни не запомнила. Сев в автобус, она прислонила голову к холодному оконному стеклу, и пока перед глазами пролетали почти целиком оголенные деревья и самые разные дома, Тара думала о своих малышках: беленькой, бледненькой Джим с блестящими черными глазками, окидывающими все вокруг острым взглядом, и худенькой черноволосой проказнице Агнесс. Джим была невероятно начитана для своих неполных десяти лет. В школе эту скромную молчаливую девчушку звали Джини, и ей такая модификация имени больше нравилась. Агнесс была громкой, хулиганистой, зачастую задиристой, с плутовским личиком. В общем, сестрички были полными противоположностями друг друга. И Тара, думая о них, улыбалась, но стоило вспомнить о предстоящей долгой разлуке, как сердце начинало сжиматься. Девушка отвлекала себя забавными воспоминаниями. Например, о том, как Агнесс разобрала по частям свой детский обеденный стульчик и разнесла запчасти по дому, утаив от всех, где они. Или о том, как в детстве Джим назначила любимой игрушкой пакет из-под молока, а Тара с трудом убедила дочь, что у этой пачки очень много дел, и ей надо бежать по делам в мусорное ведро. Иногда девушка так глубоко уходила в воспоминания, что начинала смеяться, настораживая всех вокруг.       Тара также не придала значения нудным процедурам в аэропорту, и поэтому не заметила, как оказалась уже в конце испытаний: в странной кабинке, где тебя заставляют поднять руки, как пойманного с поличным преступника. Тара решила отправить сообщение мужу и детям, и, бегая пальцами по клавишам, издающим при каждом прикосновении механический клацающий звук, написала:       Передай детям, что я в самолете и уже смертельно соскучилась по ним. Я вас очень люблю       Закрытый коридор-трап, от заклеенных рекламой стен которого отражалось гудение самолета, привел МакКартни в салон авиалайнера. На входе миловидная стюардесса попросила показать билет и проводила до нужного места. Таре снова досталось место у окна. В последнее время маме было в тягость летать. А может, поэтому именно лайнер ее и погубил? Девушка согласиться с мамой не могла и с удовольствием слушала пение нетерпеливых двигателей.       Совсем скоро Тара оказалась в Норфолке — городе на юго-востоке Виргинии. Ею овладел странный испуг, время от времени заставляя крупную дрожь пробежать по телу девушки в виде судорог. Кости ломило, сводило мышцы, и Тара не могла понять, что же за история начинается. И только подъехав к дому престарелых, где жила Эстер, Тара начала давать себе хоть какой-то отчет в действиях.