Перевертыш

Сломанная печать на письме была с коронованным оленем Баратеонов. Размашистый почерк – Лораса. – Лорд Уиллас передал мне письмо сегодня утром, – объяснил Алайо Сэнд, – Он сказал, что на самом деле оно предназначено для меня. Он стоял у стола в ее кабинете, выражая собой почтительное терпеливое ожидание. Оленна Тирелл ценила в людях подобное умение. Особенно в людях, которым платила. Учитывая, чем он зарабатывал свой хлеб, умение должным образом себя вести было тем более похвально. Люди его рода занятий держатся вызывающе гораздо чаще, чем следует и чем им полезно. Оленна выбрала его в основном из-за отменной репутации (определенного рода, из тех, что не обсуждаются вслух), а еще потому, что он был худощавый, золотокожий, черноглазый и черноволосый. Ровно та внешность, которая нравилась ей в юности, полвека назад. Должен же был Лорас хоть что-то унаследовать от нее, для разнообразия. Оленна не слишком уповала на то, что он унаследовал нечто более ценное, чем вкусы. Итак, накануне Уиллас получил два письма – первое, от Лораса, покороче и с просьбой передать Алайо Сэнду второе, запечатанное Ренли Баратеоном. Довольно осмотрительно, и даже умно, она должна была признать. Действительно, мало ли о чем принц Баратеон может писать наследнику дома Тиреллов. О судьбах Семи Королевств пекутся, не иначе. Гораздо менее подозрительно, чем длинное письмо от юного лорда к одному из наемных учителей. А на покровительство, если не сказать – укрывательство, старшего брата Лорас полагался с пяти лет. Да, довольно предусмотрительно. И довольно многообещающе, учитывая, что Лорас, естественно, не сам придумал всю затею. Даже жаль немного, что Алайо Сэнду платили не за умение хранить секреты. – И что вы думаете про этот хитрый план, мастер Сэнд? – поинтересовалась Оленна. – Маленький князь всегда заботился о моей репутации. Я думаю, такая забота делает ему честь, моя госпожа. В лице он не изменился. Что ж, отменная выучка, не откажешь. Оленна бегло просмотрела письмо. Потом прочитала его внимательнее. Письмо было предсказуемо длинное – длиннее вдвое, чем удостаивался любой из членов семьи, кроме, разумеется, Маргери – взволнованное, красочное и поэтичное. Слишком красочное и поэтичное. – Мастер Сэнд, напомните мне, какие указания вы получили, когда я вас нанимала? Вашим делом было вовсе не внушать мальчику идеи. Алайо Сэнд пожал плечами. – Я и не думал, моя госпожа, – ответил он спокойно. – Мне хорошо известно, где я. Вполне вероятно, он не лжет. Если бы Лораса еще и снабдили идеями извне, сейчас Оленна вполне могла бы держать в руках развернутый план побега в Дорн, за Узкое Море, возможно, в Древнюю Валирию. Впрочем, сейчас уже не слишком важно, о чем с ним говорил Алайо Сэнд. Судя по содержанию письма, события в Штормовом Пределе развивались весьма удачно. Имени в письме, конечно, не было, но вот уж что загадка так загадка… – Думаю, вы и без меня превосходно знаете, что написать в ответ, мастер Сэнд. Алайо Сэнд кивнул. – Тем не менее вы принесете и покажете мне черновик, – продолжила Оленна. – От идей воздержитесь, и еще я не хочу, чтобы мальчик чувствовал себя виноватым. И не будьте слишком грамотны и последовательны, вы ведь тоже очень взволнованы, растроганы и не находите слов. Алайо Сэнд слегка напрягся и дернул щекой. – Мне доводилось писать такие письма прежде, моя госпожа. Я думаю, что справлюсь. Это все, моя госпожа? Оленна кивнула. В дверях она, впрочем, окликнула его. – Я буду так же щедра на ваши рекомендации, как и на ваше вознаграждение, мастер Сэнд. А в вашу плату входит то, что вы оставите при себе ваши догадки и забудете, чей герб вы видели на печати. – Я никогда не был силен в гербах, моя госпожа. – Очень удачный недостаток, не правда ли? Отпустив Алайо Сэнда, Оленна вернулась к ждавшим ее делам. Новости из Королевской гавани были любопытные.

***

Смотритель воронов Штормового Предела уже начал на него слегка коситься. Каждый вечер, как только начинало смеркаться, Лорас взбегал по винтовой лестнице на самый верх башни, только чтобы услышать одно и то же. «Для вас ничего, юный лорд». Ждать ответа оказалось так же трудно, едва ли не труднее, чем написать само письмо. Лорас выдохся сильнее, чем от нескольких часов с мечом в руках. Слова были непокорны, неуклюжи и никуда не годились. Когда, спустя два часа и четыре яростно отвергнутых черновика, Лорас наконец-то почувствовал, что получилось, он сел на кровать, ткнулся пылающим лбом в прохладную подушку, и, кажется, заснул. По крайней мере, когда он в следующий раз поднял голову, солнце уже перешло полдень, и сквозняк из отворенного окна катал по полу скомканную бумагу. …Алайо непременно поймет его, должен понять. У него настоящее, благородное сердце и он великодушен. Он поймет. Осталось только дождаться. – Знаешь, отсюда и правда неблизко до Хайгардена, даже как ворон летит, – сочувственно говорил лорд Ренли. – И потом, разве за пять минут на такое письмо ответишь? Я бы на пару дней растерялся. Его улыбка была ясной и понимающей – когда лорд Ренли улыбался так, поцеловать его хотелось нестерпимо. Лорас согласно кивал, потому что это, в конце концов, было правдой, а вечером взбегал на башню.

***

Ренли даже не думал предлагать Лорасу советы, что именно и как написать. Выглядело бы двусмысленно. К тому же Ренли все равно не был уверен, что его опыт Лорасу будет хоть немного полезен. Сам он в таких случаях предпочитал обходиться намеками, предоставляя адресату письма проявлять похвальную догадливость и принимать решения самостоятельно. Но тут был не «такой случай». Лорас, конечно, напишет обо всем честно. Уловки Лорасу не пригодились, но Ренли порадовался, что смог помочь ему переправить письмо без риска. Лорас несколько раз упоминал, что полагается на помощь и на молчание Уилласа Тирелла. Ренли ему верил, хотя идея полагаться на братьев обычно казалась ему не заслуживающей не то что доверия, обдумывания дольше двух секунд. Изобрести остальное было делом нехитрым, уж это Ренли умел превосходно. – Хорошо, если ты согласен, так и сделаем. Давай письмо, я запечатаю, – заключил Ренли. – Кстати, Лорас, не глядя меняю обоих своих старших братьев на одного Уилласа. Хотя нет, ты не согласишься, и будешь прав. Лорас только улыбнулся и благодарно сжал его ладонь. Потом закусил губу и с видимой неохотой отнял руку. Сжал в кулак, спрятал за спину, видимо, решив, что иначе недостаточно безопасно. – Я надеюсь, вы понимаете, лорд Ренли, – сказал он с извиняющимся смешком. О, что уж тут было не понять. Разговаривая с Лорасом заполночь, Ренли теперь даже не решался потрепать его за плечо. Это было немного смешно – как жить внутри баллады, где влюбленные ведут себя благопристойно, терпеливо ждут и вздыхают по разным углам, дожидаясь родительского благословения. К тому же Ренли почему-то чувствовал именно себя недоступной возлюбленной, а не наоборот. Вести себя так было смешно, да. И странным образом приятно. В конце концов Ренли ни разу с тех пор, как стал взрослым, не был прекрасным героем баллады. А прекрасной дамой так и вовсе никогда не бывал, что уж там. Ренли наблюдал каждый вечер, как Лорас перебегает замковый двор красивыми длинными прыжками – не беспокоясь, видит ли его кто-то – и ныряет в Воронову Башню. И улыбался. «…Вот интересно, как мы оба, такие благородные, будем выкручиваться, если Алайо Сэнд вдруг заупрямится?»

***

– Это вам, юный лорд, – сказал смотритель воронов. Четыре письма – Лорас мгновенно перебрал их – от отца, от леди-матушки, его легко отличить по запаху духов, от Маргери… На четвертом печать с единственной розой и каймой наследника Хайгардена. Уиллас был лучшим братом из всех, кто когда-либо жили на земле. Лорас крепко стиснул письмо. «Только не вскрывать его здесь». Лорас не глядя поблагодарил, сбежал вниз, прыгая через ступеньки, вылетел через дверь, быстро огляделся – никого – прижался спиной к стене. Глубоко вдохнул и сломал печать. Строчки и мысли прыгали, письмо было длинное, взволнованное, и Лорас не успевал толком понять. Только главное. «…глубоко тронули меня, маленький князь», «…подсказывает вам ваше сердце – верьте ему», «…больше не связывает вас…», «…как непросто мне найти слова», «…что вы не забудете меня, и этого достаточно», «…нет урона вашей чести…», «…счастье сделает счастливым и меня», «…не отказывайтесь от радости, которую послали вам Боги…», «…в это я верю, как и вы…», «…любящее сердце не ошибается», «…вспоминать обо мне с радостью», «…будьте счастливы, маленький князь». «Будьте счастливы, маленький князь». Лорас никогда не любил Алайо так сильно, как в эту минуту. Небо стало ослепительно синим, серый песок – ярче золота, воздух – как холодная вода на вкус, а у тела не было веса, зато были крылья. Надо же, можно перемахнуть двор замка в три прыжка. Портал – каблуки звенят о каменный пол, лестница – в солнечном свете пляшет золотая пыль, спросить на бегу: «Где лорд Ренли?» – она королевски красивая, эта старая служанка, еще лестница – перила поют под руками и восхитительно пахнут сосной, последний коридор – дубовая дверь приоткрыта, здесь. Лорд Ренли обернулся. Он стоял весь в свете вечернего солнца – черные волосы падают на плечи, от кружева на воротнике ложится узорная тень, глаза синие, совсем синие – и сиял ярче, чем солнце. – Я видел, как ты выходишь из башни, – сказал лорд Ренли и улыбнулся. Потом добавил: – Да? Лорас сначала только кивнул, потом сумел перевести дыхание: – Я же… говорил вам… Алайо – самый… благородный человек… на свете! – Благороднее меня? – рассмеялся лорд Ренли, раскрывая руки. – Так мне еще рано переставать волноваться? Потому что… «Дверь. Сначала закрыть дверь». Лорас не глядя толкнул ее за спину – она не весила ничего, услышал скрип петель и глухой стук. Теперь – можно. – Я люблю вас, лорд Ренли, – выдохнул Лорас. …Целовать его было – ровно так, как снилось, но Лорасу никогда не снились только поцелуи.

***

Выпалив признание, Лорас влетел в него с такой силой, что Ренли пошатнулся, и, не прерывая поцелуя, тут же настойчиво нащупал крючки камзола у него на груди. Кто же так обращается с прекрасными дамами, успел блаженно подумать Ренли. Потом, пока не унесло, взял Лораса за плечи и честно ответил: – Я хочу видеть тебя счастливым, Лорас Тирелл. Лорас расцвел, засиял так, что стало больно глазам, кивнул, снова яростно поцеловал его и продолжил сражаться с крючками. Теперь – можно. – Моя золотая роза… – выдохнул Ренли. – Морской шелки… Подменыш из холма… Блаженствуя, он окунул обе руки в кудри Лораса – шелковые, легкие – нашел губами основание шеи и перестал думать.

***

В окно светила полная луна. – Вы меня как-то назвали, – сказал Лорас с любопытством, приподнимаясь на локте и подгребая под себя подушку. – Какое-то такое слово… Он лежал, вытянувшись поверх одеяла и излучал довольство и счастье сильнее, чем камин – тепло. – Ммм… шелки? – предположил Ренли. – Да, это. Что оно значит? – Я думал, ты знаешь. Они разве у вас в море не водятся? – Я никогда не слышал. – Шелки – такой тюлень. – Тюлень?! – фыркнул Лорас, уставившись на Ренли во все глаза. «А ему идет праведное негодование… Да кого я обманываю, всё ему идет». Ренли примирительно поднял ладони и улыбнулся: – Прежде, чем замыслишь меня убить, хоть выслушай. Лорас заметно пытался не рассмеяться. – Ладно, – позволил он милостиво. – Шелки - перевертыши. По ночам, в прилив, они выходят из моря играть и танцевать на берегу в лунном свете, сбрасывают тюленьи шкурки – Ренли погладил Лораса по плечу – и тогда превращаются в неотразимо прекрасных кареглазых дев и не менее прекрасных кареглазых юношей. То есть мне всегда говорили только про дев, но так справедливее, согласись. Лорас скептически приподнял бровь и хмыкнул. – А они еще чем-нибудь занимаются, или только пляшут? – Это ты мне скажи. Откуда же нам, смертным, знать. Лорас подумал и куснул Ренли за плечо. Потом за шею, довольно недвусмысленно. – Хорошо, – сказал он, и глаза у него смеялись, – я согласен быть перевертышем.

***

Когда Ренли проснулся, луна уже зашла. Он не помнил, как задремал, но удивляться, положим, нечему. Лорас стоял у кровати, зачем-то в рубашке, и, похоже, нашаривал свою обувь. – Я не хотел вас будить, – сказал он, оборачиваясь. – Куда это ты собрался? – удивился Ренли. – И зачем шкурку надел? Лорас посмотрел на него недоумевающе: – В мою спальню. Скоро утро, лорд Ренли. – И все равно не понимаю. – Но… ваши слуги… А, вот оно что. Ренли улыбнулся: – Знаешь, Лорас, они все-таки мои слуги и понимают, когда стоит поспать подольше, потому что я прекрасно обойдусь без их заботы. Но если ты беспокоишься, то на всякий случай… – он наклонился, нашарил на ковре свой шейный платок. – Вот, повяжи на дверь снаружи. Для самых усердных. И возвращайся. Лорас с явным облегчением нырнул обратно под одеяло. Ноги и руки у него уже были ледяные, и Ренли подышал ему на пальцы. – Я вообще-то никогда раньше не спал с кем-то еще, – сказал Лорас сонно, устраиваясь. - Да? Зря, так гораздо спокойнее спится. И сны лучше. Сколько Ренли себя помнил, он спал крепче и реже просыпался, если рядом спал кто-то еще. Хотя бы собака. Поэтому иногда он завидовал тем, кто был женат. Только поэтому, конечно. – Я, к твоему счастью, не храплю. Ну, или мне все врут. Так удобно? – спросил Ренли. Ответа не последовало. Сны были совершенно идиллические.

***

Лорас, похоже, все-таки улизнул утром – вот ведь непостижимая порода ранних пташек и птахов – потому что после полудня Ренли проснулся прекрасно выспавшийся, довольный, но один. Лорас, впрочем, обнаружился быстро: Ренли успел умыться и не успел толком одеться, как он постучался в дверь. Он был серьезен, сосредоточен, тщательно причесан, одет в бархатную шкурку («Камзол. Не увлекайся, Ренли») с вышитым золотом гербом, застегнут на все пуговицы, даже при перстне с личной печатью – словом, выглядел так, как будто собрался позировать для парадного портрета. Он был ослепительно красив в таком виде, спора нет, но все-таки явление юного лорда Тирелла было не совсем тем, чего Ренли ожидал, особенно в такое утро. – Доброе утро, – сказал Ренли на пробу и улыбнулся. – Как тебе спалось? «Мою розу» он на всякий случай пока опустил. Это почему-то не казалось сейчас уместным. – Очень хорошо, спасибо, – ответил Лорас с тем же непростым выражением на лице. – Мне нужно сказать вам нечто важное, что я забыл сказать вчера. Ренли кивнул, чувствуя себя сбитым с толку, сел в кресло, непонятно зачем пригладил растрепанные волосы, со смутным неудовольствием потер щеку в отросшей щетине и приготовился слушать. Лорас решительно шагнул к нему, взял его правую руку, посмотрел в глаза и сказал: – Я обещаю вам: что бы ни случилось, я сохраню в тайне всё, что было и будет между вами и мной. Ни один человек никогда не узнает об этом от меня, живого или мертвого. Я даю вам мое слово чести. Вы примете его? Ренли был… тронут. – Конечно, я тебе верю, – сказал он. – И я тоже даю тебе слово, что всё останется нашей тайной. Ничего, что я даю тебе обещание в таком виде? – добавил он с улыбкой. Лорас тоже улыбнулся, отрицательно помотал головой и неожиданно прижался губами к его запястью. «Я самая небритая прекрасная дама в Семи Королевствах». Ренли сгреб Лораса поближе – юного лорда Тирелла как не бывало, Лорас снова щедро излучал счастье. Золотая вышивка на камзоле царапала щеку, но Лорас под всем этим был теплый, совершенно вчерашний. «Так. Не прямо сейчас». – Не очень-то милосердно с твоей стороны, моя роза, – сказал Ренли. – Тебя-то уже кормили завтраком, а вот обо мне никто не подумал. – Потому что вы проснулись в полдень. – Да, но в этом-то кто, опять же, виноват? Лорас рассмеялся. Что ж, утро все-таки оказалось именно такое.

***

Оленна бегло просмотрела стопку писем. Итак, Лорас в последние пару месяцев забыл о существовании Хайгардена начисто. А Ренли Баратеон… Он исправно писал послания, которые должны были уверить чувствительное родительское (прародительское в ее случае) сердце в благополучии драгоценного чада – превосходным слогом и предусмотрительно бессодержательные. На сей раз он ограничился письмом, наводившим на подозрения, что его оттащили от стола за рукав. Что ж, у лорда Штормовых земель есть дела и поважнее, не так ли? Оленна придвинула ближе чернила. Алайо Сэнд заслужил свои превосходные рекомендации.