***
Лорас грыз нижнюю губу, время от времени заглядывал в письма – хотя ничего нового там найтись не могло – и мерял шагами крепостную стену. На стене он обнаружил себя не без удивления, но, положим, так с ним все время случалось: на ходу всегда думалось лучше. Дело было такое, что впору обежать Штормовой предел кругом. Два раза. Письма были не первые, и отмахиваться дальше было нельзя. Отец – вернее, секретарь отца, он сам сроду не изъяснялся так гладко – и вторящий ему Уиллас писали примерно одно и то же, с заботливой обстоятельностью, которая была совершенно излишней. Лорас все это знал наизусть: первый Тирелл в Королевской гавани за много лет, будь осмотрителен, целая столица Ланнистеров, берегись золотых когтей, не говори лишнего, следуй советам твоего друга лорда Ренли, всегда помни, кто ты такой, твои слова и дела – больше, чем только твои слова и дела, важно не уронить чести Дома, шипы надлежит прятать под лепестками… Да, да, да. Лорас отроду ничего никуда никогда не ронял, спасибо большое. Что до золотых когтей, то пусть их обладатели сами, что ли, поберегутся. Уиллас извинялся за все семейство, что никто из них не сможет приехать на посвящение. К его чести, он хотя бы здесь не держал Лораса за неразумное дитя и не изобретал предлогов, ограничившись коротким «по причинам, которые ты понимаешь». Понимать здесь было особенно нечего, причины были ясные как день. И хотя предосторожность казалась ему лишней (по словам лорда Ренли не выходило, чтобы король был так уж злопамятен, а он, как-никак, лучше знал своего брата), Лорас и не думал огорчаться. Покрасоваться в новых шпорах он всегда успеет, когда вернется в Хайгарден. Когда вернется в Хайгарден… Да, вот в этом-то все и дело. Ветер пошевелил угол письма. Лорас бросил еще один взгляд на листки. «Твоего друга, лорда Ренли», «твоему другу и наставнику», «с твоим добрым другом». Боги, ну а что они еще должны были писать? Лорас с радостью обменял бы всю сокровищницу наставлений на два слова по делу, хотя бы намек: что они хотят он него дальше, после того, как он станет рыцарем и – так уж и быть – ничего не уронит. Но письма были упрямо заботливы, и о будущем в них не было ни двух, ни одного слова. Лорас положил локти на стенной зубец и вздохнул. По Королевскому тракту, поднимая пыль, к замку ползли несколько подвод, Королевский лес синел полоской у горизонта. Когда он только приехал сюда, будущее виделось отчетливым и ясным. Год в Штормовом Пределе нужно было просто переждать. А там… Он первый раз въедет в ворота Хайгардена полноправным рыцарем, и его новые доспехи будут ловить солнце. Он спокойно дождется, пока окончится пир, найдет Алайо, крепко обнимет его, а потом протянет руку. Рисоваться он не станет, только покажет на свои новые пояс и шпоры и скажет: «Видишь, я говорил тебе, ничего не изменилось. Я обещал вернуться к тебе, и я сдержал обещание». И тогда Алайо широко улыбнется – а не так уж часто он широко улыбается. Конечно, Лорас и тогда не думал, что дальше все как по волшебству станет просто. Но он твердо знал, что ничему и никому не позволит разлучить их, и это придавало будущему… определенность. Теперь все стало куда как сложнее. Лорас знал, что лорд Ренли тоже получает похожие письма из Хайгардена – хотя наверняка избавлен от добрых советов – но тревоги он не выказывал, наоборот, даже был веселее обычного последние несколько дней. Это должно было успокаивать. Лорас потер шершавый, щербатый камень ладонью. Перекрывая ветер, море привычно, надежно шумело, со спины и отовсюду. – Королевскую Гавань видно только с Барабанной Башни. Лорас обернулся. Уилмара Фелла он не заметил, что было странно. – Только в очень ясный день и только шпили Красного замка, сир Уилмар, – улыбнулся Лорас, ответив на его приветственный кивок. – И то, я слышал, что это мираж. А почему вы думаете, что я высматриваю Королевскую гавань? – Что же вам еще высматривать, без пяти медяков сир Лорас? – засмеялся сир Уилмар. – Ждете не дождетесь там оказаться, уж я-то помню, каково дохаживать в оруженосцах последние недели. Дорого бы Лорас отдал, чтобы все было так просто. – Хотя, сказать по правде, жаль, что вы нас так скоро покидаете. Без вас здесь будет скучнее. – Неужели вам больше не на кого будет ставить? – не удержался Лорас. – А, вы заметили, – снова засмеялся сир Уилмар. – Надеюсь, вы не в обиде: на гарнизонной службе не так много развлечений. Ну да на вас скоро будут ставить золото, и много. – Я рад, если оставил вас с прибытком. Лорас знал, что сир Уилмар к нему расположен, и не без удовольствия поговорил бы с ним в другое время, говорили, он был очень неплох в молодости, но… – Вы ведь будете приезжать погостить? «Конечно» – хотел ответить Лорас. – Надеюсь, что да, – ответил он. Сир Уилмар кивнул. – Дело доброе. Я рад вашей дружбе с лордом Ренли, и, сказать вам правду, думаю, что ваше общество ему на пользу. Не то чтобы я не одобрял прежних друзей, которых он приглашал в замок… Но нынче их не видно, и оно к лучшему. Что-то заставило Лораса навострить уши. – Почему, сир Уилмар? – Да как вам сказать… Разумеется, дело не мое, но не все господа, с кем лорд Ренли водит знакомство в Королевской гавани – подходящая компания для Штормового Лорда. А вот вас мы здесь все будем рады видеть снова, – добавил он. Лорда Ренли Лорас застал над какой-то бумагой, в окружении необычно многих книг, так что пыль лезла в глаза. – Здравствуй, – сказал лорд Ренли, поднимая голову и откладывая перо. Он казался уставшим, но стоило Лорасу появиться, сразу просветлел: – Я не помню, виделись ли мы уже сегодня, голова кругом… О, я вижу, твой отец тебе тоже написал. Лорас понял, что письма у него все еще в руках. – Да, и я как раз хотел… – Очень удачно складывается, правда? Как ты уже, наверное, знаешь, этому мелкому хорьку… то есть моему драгоценному племяннику Джоффри исполняется десять и три, Роберт наконец-то может назначить его своим наследником. И хоть, как по мне, ликовать тут особенно нечего, будет большой турнир и пир на полкоролевства. Да что я тебе рассказываю, ты лучше меня знаешь. Лорд Ренли потянулся и потер шею. – Самое время, верно? – улыбнулся он. – Пока Штормовой Предел еще не опостылел тебе до смерти. Что-то непонятно и неприятно кольнуло Лораса. Он переступил с ноги на ногу, еще раз посмотрел на злосчастные письма. Потом Лорас улыбнулся, решительно отодвинул один из фолиантов и песочницу, сел на стол и заглянул в листок: – Вам тут помочь? – Увы, вряд ли. Мне бы скорее пригодилась парочка мейстеров. Это ты будешь блистать на турнире, я буду отдуваться на церемонии, угораздило же меня оказаться Мастером над законом… Он взял Лораса за руку, переплел пальцы, оставляя чернильные следы. – Тогда прогуляйтесь со мной, – сказал Лорас. – Столько читать – вредит здоровью, кого угодно спросите. – Искуситель, – вздохнул лорд Ренли. – Избавитель, – поправил его Лорас, и он рассмеялся. – Хорошо, твоя взяла. Ты вели седлать лошадей, а я пока закончу... хоть что-нибудь. Лорас помедлил в дверях. Развязал шейный платок, висевший на ручке со вчерашнего вечера, повертел его в руках. – Лорас? Ты что-то еще хотел спросить? – Нет, – ответил Лорас поспешнее, чем собирался. – Нет, пустяки. Лорд Ренли кивнул и снова заскрипел пером. У него была привычка мусолить кончик и морщить нос, когда он писал. …Боги, неужели этот вопрос и правда был таким безнадежно глупым, каким казался? «Но что будем делать дальше мы с вами?»***
С самого утра зарядила мелкая холодная морось. В такие дни Ренли находил предлог не спускаться к обеду в большой зал – рассудив, что остальной замок прекрасно может клевать носом над тарелками и без своего господина. Даже Лорас, при всей своей неугомонности, предпочитал проводить эти дни под одеялом, ну а Ренли, разумеется, предпочитал, чтобы это было его, Ренли, одеяло. Впрочем, он и так не помнил, когда Лорас в последний раз спал в своей собственной постели. Точнее, один в своей постели. Разве что при гостях. Они разговаривали – обо всем на свете, как это между ними водилось, смеялись, целовались – иногда просто, иногда не прерывая разговора. Потом слов обычно становилось меньше, поцелуев – больше, и в конце концов они задремывали, пригревшись, пока дождь мерно, дробно стучал по стеклам. Время от времени Ренли отправлял Лораса за чем-нибудь съестным («Ступай, ступай, сделай наконец что-нибудь такое… оруженосное»). Лорас горько вздыхал о бессердечном тиранстве («Посылаете меня одного, в холод и тьму»), но тоже был голоден, поэтому натягивал рубашку, а Ренли помогал ему с крючками на вороте и неспешно шнуровал манжеты – одевать его было по-своему не меньшим удовольствием, чем раздевать. Лорас возвращался с хлебом, мясом и медом, и сам же потом жаловался на крошки. … – Погоди, погоди, я запутался, это который твой кузен Хайтауэр? – Да не пытайтесь вы их запомнить, – отмахнулся Лорас. – Я вот не пытаюсь. Почти всегда достаточно «мой дорогой родич». – И что бы сказала на это твоя достойная матушка? – О, но вы же не станете ей меня выдавать. Лорас лениво почесывал ему затылок, пропуская волосы сквозь пальцы, и от этого по телу разбегались мурашки. – Если хотите моего мнения, – заявил он. – Есть единственный Хайтауэр, чье имя стоит помнить. – И кто же? Лорас пожал плечами и усмехнулся: – Вы же меня знаете – вот вы и скажите. Ренли задумался. Неужели так просто? – Джерольд Хайтауэр? Капитан Королевской Гвардии? По прозвищу Белый Бык? Лорас удовлетворенно кивнул: – Тем, что у меня с ним есть общая кровь в жилах, стоит гордиться. И пример для подражания он уж всяко получше моего деда. - Лорда Бессмертного? - Кого же еще. По чьей же еще милости у меня столько кузенов, что хватит на восьмое королевство? Нет уж, если выбирать, то сира Джерольда. Ренли окинул его взглядом. – Не сочти за обиду, мой дорогой Лорас, но бык из тебя… Лорас сел. Сложил руки на груди. Сощурился. – М-м-м-да? – промычал он грозным басом, примерился и с силой боднул Ренли в грудь, опрокинув на подушку. – Ах вот ты как? Ну берегись, мы, олени, тоже… – Участь всякого, – сообщил Лорас, нимало не впечатлившись, – кто усомнится… Покусится… Посягнет… Дело кончилось предсказуемо. Лорас торжествующе уселся на него сверху, и для надежности прижал коленом. Пух из перины стоял над ним облаком, щеки разрумянились. У Ренли ныли ребра: нельзя же столько смеяться. Лорас устроился поудобнее, перевел дыхание, стряхнул кудри с глаз и сказал: – А расскажите мне, кто был вашим первым возлюбленным?***
Даже смешно, что он так долго не решался задать такой простой вопрос. Естественно, кто-то был на его месте – в жизни лорда Ренли и в Штормовом Пределе. Очевидно, если все сложить – хорошо вышколенные слуги, знающие, чего не замечать и когда нужно исчезнуть, прочие мелкие знаки, Уилмар Фелл, опять же, и его недовольство некими странными гостями… О, Лорас вовсе не думал, что старый рыцарь на что-то намекает. Искушение, после истории с сиром Кортни было велико, но Лорас запретил себе всюду видеть намеки – так недолго и помешаться от подозрительности, точно дядюшка… как там его, бедолагу. Неважно. Лорд Ренли любил кого-то прежде – и не в знаках дело, а… Боги, да какие здесь еще нужны доводы, вот же он, созданный, чтобы его любили, чтобы любить в ответ. Что до молчания – его легко понять. Привыкнув к жизни в Штормовом Пределе, где можно почти не таиться, легко позабыть, хотя и на время, как беспощаден к такой любви весь остальной мир. Конечно, возможно, судьба послала лорду Ренли настолько же щедрый дар, как ему самому, но только едва ли… Кто знает, что ему довелось испытать и вытерпеть… Это не было праздное любопытство, о, конечно, нет. Лорас был готов принять ответ «Прости, но это тайна». Но он хотел знать, что было раньше, и почему… и почему закончилось.***
Все еще улыбаясь, Ренли вынул у Лораса перышко из волос. – А почему ты вдруг любопытствуешь… про моего первого возлюбленного? Лорасу удавалось как-то так произносить это слово, чтобы оно не звучало выспренно. Ему самому – нет. Лорас наклонил голову к плечу: – Вам было бы интересно на моем месте, разве нет? – сказал он рассудительно. – И потом, согласитесь, так будет… справедливо. Вы все про меня знаете, – пояснил он. Ренли потер перышко между пальцев. – Боюсь, ты будешь разочарован, мое сокровище. Тут… нечего особенно рассказывать. «Так я ему уже говорил». – А вот так вы мне уже говорили, – Лорас улыбнулся. Почему-то он казался тяжелым, и лежать под ним стало неудобно. Ренли рассмеялся и покачал головой: – Что поделаешь, все эти истории одинаковы. – Нет, – возразил Лорас. – Вы же знаете, что не все. К счастью, он казался более удивленным, чем уязвленным. – Да, прости, твоя правда… Послушай, не мог бы ты… – Ренли неловко поерзал, и почувствовал изрядное облегчение, когда Лорас слез с него и сел рядом. Было бы совсем хорошо, если бы он еще перестал смотреть так пристально. – Давай я расскажу тебе что-нибудь позанимательнее? – предложил Ренли. Но Лорас его, похоже, даже не услышал. Он задумался, потом наклонился – ближе, чем Ренли хотелось – и сказал спокойно: – Простите меня, лорд Ренли. Вы не обязаны мне говорить, разумеется. «Да, вот именно!» – Я понимаю, что ваше прошлое может быть не только вашей тайной, – продолжал Лорас, все более и более уверенно. – Вам достаточно только сказать мне. Следовало ровно так и сделать, прямо сейчас. – Но если причина в чем-то другом… Лорд Ренли, вы можете довериться мне. Он говорил убедительно, мягко… заботливо. – Я догадываюсь, что вам, должно быть, нелегко пришлось, – Лорас придвинулся еще ближе, и резное изголовье жестко впилось Ренли в лопатку. – Я знаю, как судьба могла обойтись с вами и с вашей любовью. Знает он, о Боги… «Да почему же я не могу взять и сказать ему, что это не его дело?!» – Должно быть, вам… тоже не с кем было разделить, то, что вы пережили, – Лорас мягко, сочувственно улыбнулся. – Но я не таков, как все остальные, лорд Ренли, вы ведь знаете. Я сумею понять вас. Это было невыносимо. – Доверьтесь мне, – заключил он. – Я пойму вас. И Лорас взял его руку, и нежно поцеловал запястье, продолжая смотреть своими прекрасными, сияющими, тюленьими глазами балованного принца Тирелла, морского оборотня, чуда, вечного любимца всех и вся, волшебного существа из волшебного, будь он проклят, холма. «Надо было просто положить тебя лицом в подушку и взять, пока я мог». Мысль была внезапная, едкая, чужая. Ренли не успел почувствовать даже стыда, только острую, мучительную тошноту. Желудок был пуст, и он только закашлялся, тяжелым, сухим кашлем, и схватился за горло, ведь что-то скользкое, мерзкое, в шерсти и слизи, вот-вот выпало бы у него изо рта, точь-в-точь как ему рассказали в шесть лет, потому что если открыть рот под водой, то можно проглотить пиявку, и она вырастет внутри, и он не поверил, и… Когда приступ прошел, в груди нестерпимо саднило, и глаза были полны слез. Лорас придерживал его за плечо и смотрел с беспокойством. Он был так близко, что Ренли видел две нелепых веснушки у него на кончике носа и ресницу, упавшую на белок глаза. – Мне позвать мейстера Эйвена? – спросил Лорас. – Не надо, – ответил Ренли. – Просто не в то горло… Лорас кивнул, потом протянул руку, вытащил из вороха одежды платок и принялся стирать слюну у Ренли с подбородка, ни разу не изменившись в лице. «Хорош же я, наверное, сейчас…» Ренли забрал платок, помолчал. – Ты все еще хочешь узнать? – спросил он. – Лорд Ренли, если вам нездоровится… – Ерунда, говорю же. Так ты все еще хочешь? – О. Конечно. И я даю вам слово, что… – Да не надо слова, – отмахнулся Ренли, – что я тебя, не знаю… Лорас заулыбался. Придумать что-то красивое и убедительное было еще не поздно. Ренли забрался обратно под одеяло, уставился себе в колени и стал рассказывать правду.***
Лорас постарался вложить как можно больше любви в каждое слово, и был вознагражден. Как и должно быть. «Безупречен в битве, безупречен в любви», станут однажды говорить про него. Хотя нет – как раз говорить и не будут, ведь никто никогда… А, все это совершенно неважно. Лорас сел поверх одеяла и приготовился слушать так внимательно, как ничего еще не слушал. Любовь можно вкладывать и в молчание.***
Ренли сравнялось десять и пять, и Роберт решил, что самое время проявить братскую заботу. «Вымахал же ты!» – сказал он не без удовлетворения, словно в том была его, Роберта, заслуга: «Пора сделать из тебя мужчину, братец. Куда это годится, у меня в твои годы уже была парочка бастардов». Последнее он заявил особенно громко, потому что королева была рядом, а он никогда не упускал случая ее позлить. «Ну, ну, что ты краснеешь, как девица, я тебе дело говорю: раз борода выросла, кое-что другое тоже выросло». И Роберт расхохотался, а Серсея холодно бросила, что не намерена выслушивать всякую грязь, и удалилась, яростно взмахнув рукавами. «Вздорная баба» – сказал Роберт ей вслед, с большим удовольствием: «Да и все они, с ними знаешь, как надо… Ну, праздновать!» По дороге в бордель Роберт успел надавать советов, очень оживленно и громко, но, к счастью, утратил к Ренли всякий интерес, как только нашел себе девицу и исчез с ней куда-то. Оставшись с женщиной наедине (он выбрал ее, почти не глядя, лишь бы все скорее закончилось) Ренли перевел дух и даже… попытался. Не то что чтобы он очень надеялся, он уже знал про себя, что… Но попробовать стоило, раз уж Роберт притащил его… Она была хороша собой, смотрела на него с интересом и даже как будто пониманием, и сама предложила помощь, и руки у нее были умелые, но… Но ее тело было… не тем на ощупь, и тепло было…не таким, и даже ее сладкий, душистый запах был приятным, но… неправильным. Закрыть глаза нисколько не помогло. О, вот это было больше, чем просто понятно. – Очень… неловко, правда? – сказал Лорас и улыбнулся сочувственно. – Не то слово, – ответил лорд Ренли и посмотрел на него как-то странно. …Ее звали Мира, и она прислуживала горничной у его леди-матушки. Она была хорошенькая, славная, смешливая, и Лорас охотно поцеловал ее, когда она дала понять, что совсем не против, а очень даже наоборот, к тому же она казалась такой взрослой в свои семнадцать, он гордился ее вниманием. Когда он немного разобрался, что к чему – такой, настоящий поцелуй был у него первым – оказалось, что целовать ее... тепло, любопытно и приятно. Но никакого буйного восторга, никакой жажды Лорас не почувствовал, ничего из того, на что намекали старшие, да он и сам знал, в воображении и снах, только вот в снах-то… И когда Мира взяла его руку и положила себе на грудь поверх платья, он испытал только недоумение и сразу же жгучую досаду на себя, ведь это неумолимо означало, что он… что он… Ему было десять и три. Он наверняка рассказывал про это лорду Ренли. Должен был, хоть и не припоминал, когда. – И как вы поступили?.. – спросил Лорас. – Вывернулся и отговорился, – ответил лорд Ренли со странным смешком. Он уже не помнил, что тогда нес, путано, сгорая от стыда, но она остановила его. Пожала плечами, улыбнулась и сказала: «Милорд, да не беспокойтесь вы, мне же меньше работы». И Ренли выдохнул, и он просидели все время с вином, она рассказывала какие-то байки, потом спохватилась, велела ему оставить несколько следов поцелуев у нее на шее, и это было даже весело, потому что она смеялась от щекотки. Она растрепала прическу, немного размазала по лицу румяна помаду и подмигнула ему напоследок: «Мы здесь ценим любые вкусы, милорд. Возвращайтесь, если хотите». Но по-настоящему Ренли был ей благодарен, когда из-за двери донеслось, так громко, чтобы и Роберт наверняка услышал: «Ох… настоящий молодой олень… сразу породу видно… мое новое платье…». – Про оленя – правда ловко, – Лорас очень старался не фыркать, это было, в конце концов, просто бестактно, но лорд Ренли рассказывал так, что не фыркать получалось плохо. – А уж я-то как оценил, – хмыкнул лорд Ренли, и Лорас перестал себя корить. Наконец-то у него снова порозовели щеки, Лорас уже начал беспокоиться. – А что было потом? – Потом? – переспросил лорд Ренли и отчего-то снова поскучнел. – Я вернулся. Он решился вернуться через несколько дней, один и тайком. Как будет объясняться, он не представлял, но объясняться не пришлось. Его встретили как доброго гостя, хозяйка раскланивалась с ним минуту, а потом просто представила его пяти юношам – Ренли даже не заметил, откуда они взялись. И он, не слыша имен за стуком собственного сердца, зажмурился и кивнул одному из них, все еще не веря, что делает это взаправду. Прикосновения, голос, дыхание, тепло тела, руки, запах – вот теперь все было правильно, ровно так, как надо, ровно так, как он хотел, лучше, чем он хотел, лучше всех мучительных, постыдных, жарких снов, лучше всего на свете. Он только успел подумать, что если богопротивная мерзость – это так бесконечно хорошо, то пусть он будет богопротивной мерзостью. И сдался. Вот это чувство, да. Вот это. …«Так вы хотите меня поцеловать или нет, маленький князь?» – спросил Алайо мягко. «Я...очень хочу, – сознался Лорас, чувствуя себя бесконечно несчастным. – Но я не должен... позволять себе такое. Ты будешь… презирать меня, и…». Лорас спрятал пылающее лицо в ладонях. «Я дорниец, – сказал Алайо, отнимая его руки. – И я такой же, как вы, помните?». В его словах звучало больше, гораздо больше, и он улыбался, и держал ладони Лораса в своих. И тогда Лорас перестал хватать себя под уздцы, как строптивую лошадь. Золотое сияние, которое заполнило его так, что казалось, польется с пальцев, было чем угодно, но только не постыдным проклятьем. Только сейчас Лорас заметил, что лорд Ренли умолк. И это означало, что… – Погодите,– сказал Лорас. – Получается… – Да,– ответил лорд Ренли. – Это и был первый раз, когда я лег с мужчиной. И он зачем-то натянул одеяло повыше и сердито принялся стряхивать с него нечто невидимое. – О,– сказал Лорас.***
Ренли думал, что каждое слово придется вынимать из горла с усилием. Корявая и шершавая штука, эта правда, какой там благочестивый дурак утверждал, что она проста и приятна?.. Но слова полились сами, все подряд, без разбора, и Ренли не был уверен, что сможет замолчать, даже если захочет. Лорас сам попросил правду, не так ли?.. Да почему бы и нет? В этой истории даже было, чем гордиться. Не та гордость, которой делятся с юными Лорасами, но какая теперь уже разница. – Но ведь… потом было что-то еще… конечно? – сказал Лорас наконец. – Конечно, – согласился Ренли. – Конечно, было.***
Ренли десять и шесть. Он был рыцарем, мог наконец-то распоряжаться Штормовым Пределом по своему усмотрению, как полноправный хозяин, и обращение «лорд Ренли» больше не звучало, как шутка. Он выглядел старше своих лет, ему стали в один голос говорить, что он вылитый молодой Роберт, и Ренли не мог понять, льстит это или злит. Само собой разумелось, что он похож на Роберта не только видом, и все, решительно все считали своим долгом надавать ему добрых советов, как приударять за девицами, ухаживать за дамами и добиваться женщин, и, главное, как отличить их друг от друга. Кажется, только сир Барристан не имел по этому поводу мнения, да еще Джейме Ланнистер, спасибо ему большое, не снизошел. Что сбивало с толку, так то, как лорд Ренли хмурился в одно мгновение – и тотчас веселел в другое. Вот сейчас он улыбался, и Лорас улыбнулся тоже. Участливые советы, насмешливые советы, заботливые советы, покровительственные советы – бесполезны все как один. Ренли сочинял и выкручивался, когда спрашивали об успехах, и все еще не имел ни малейшего представления, что делают такие, как он, когда ищут… пару. – Но ведь вы наверняка были влюблены в кого-то? – спросил Лорас. – Влюблен?.. Ну, пожалуй… Мне все время кто-нибудь нравился, это не штука. Но я-то знал, что мне не на что надеяться, что толку было вздыхать… Он помолчал, потом добавил: – Правда, я все равно вздыхал. Смешно. Но смешно не было. … Его звали Рори, Рори Фоссовей, и он был лучшим другом Гарлана, поэтому гостил в Хайгардене и до того, как Гарлан женился на его младшей сестре. «Очаровательный юноша, веселый и приветливый» – говорила леди-матушка. «Этот ваш Рори так виляет мне хвостом, точно я его кормлю», – говорила леди-бабушка. Лорасу не было дела, что они говорили. Он даже не знал, чего хочет – то есть знал, потому что Рори снился ему, но было немыслимо даже мечтать… И Лорас просто бродил следом, никогда не находил, что сказать, и люто завидовал Гарлану, который мог запросто обнимать Рори и хлопать по плечу. А Рори улыбался ему – он всегда улыбался, трепал по голове – и Лорас позволял, Рори все, всё и всегда позволяли – и наверняка считал Лораса недалеким, а что еще про тебя думать, если ты вечно мнешься, и это было невыносимо, особенно когда тебе десять и три. Лорас стащил для него розу с лучшего куста в матушкином саду, оставил под дверью спальни. Ночью это казалось отличным, красивым жестом. Наутро Рори обошел всех девиц в Хайгардене, разузнавая, чей это знак внимания, а Лорас, взмокнув, молился, чтобы никто из садовников не видел его ночью. Пытку прекратила леди-бабушка. «По какому поводу шум? Роза? Стоило прямо спросить. Роза – от меня. Что вы так смотрите, юноша? Вы отказываете даме в моих летах в праве на сердечную привязанность или сомневаетесь в моей правдивости?». Не было здесь ничего смешного. – Поэтому я… – сказал лорд Ренли. – Было одно место, где мне всегда радовались. Удачлив же я был, Королевская гавань кругом, город тысячи пороков и гнездилище разврата, как любит повторять Верховный Септон, а я просто возвращался… в бордель. И с последним словом отвернулся. По крайней мере, Ренли был хорошим… гостем (его всегда величали только так, а серебряные олени переходили из рук в руки как бы невзначай). Он был щедр, приветлив, ласков, приносил подарки и не хотел ничего… этакого, о чем успел узнать, и от чего его передергивало. Было приятно думать, что они и правда улыбаются ему, а не только его серебру. Ренли был добр со всеми, но одному из них отдавал предпочтение и выбирал его всегда, как представлялась возможность. Звали его Ирри. – Это не настоящее имя, само собой, – принялся зачем-то объяснять лорд Ренли. – На самом деле это… – Я знаю, что это значит, – сказал Лорас. – Какая-то приправа из-за Узкого Моря. Лорд Ренли кивнул. Ренли нравилось, как Ирри с ним держался: совсем иначе, чем другие, без всякой услужливости и желания угодить. Ирри смотрел прямо, усмехался, отпускал замечания по всякому поводу и вообще говорил, что думает, то есть, называя вещи своими именами, все время дерзил, но именно поэтому с ним было легко. Больше похоже на что-то… настоящее. Было очень, очень странно это слушать. Но когда лорд Ренли заколебался на мгновение, Лорас задержал дыхание, чтобы не спугнуть его. Однажды, вытянувшись на подушках в блаженной истоме, Ренли заметил одну странность. Он лениво следил глазами за Ирри, который поднялся, чтобы налить вина, и увидел у него на запястье свежие, глубокие отпечатки зубов. Он и раньше замечал следы, иногда явно говорившие о изрядно грубом обращении, но не задавал вопросов. Мысль, что кто-то мог бесцеремонно хватать Ирри, была… неприятна. Но отметины на запястье были оставлены зубами Ирри, и поэтому Ренли мягко поймал его за руку, и спросил, что это. Он помнил весь этот разговор до последнего слова. Ирри быстро спрятал руку за спину, улыбнулся и ответил небрежно: – Понимаете, милорд, подушки шелковые, так что мне за них достанется. – Да нет, – сказал Ренли, – Я спрашиваю, зачем тебе вообще понадобилось кусать руку? Ирри посмотрел на него недоверчиво. – Но ведь вы понимаете. – Нет, не понимаю. Объясни мне. Ирри помолчал. – Хм… знаете, милорд… – сказал он медленно. – Вообще-то… когда вы берете меня – это больно. – Ну да, – ответил Ренли недоуменно. – Но ведь так сначала и должно быть, верно?.. Ирри приподнял бровь. – Если вы так пожелаете, милорд, – сказал он безупречно учтиво, – То несомненно. Он умел быть бесконечно, смертельно вежливым, иному высокому лорду на зависть. Ренли почувствовал, как краска заливает лицо. – То есть… и все это время…. Но я думал… Ренли замолчал. – Многие так думают, милорд, – Ирри пожал плечами. -Так думать, безусловно, ваше право. И, как будто этого было мало, добавил: – Я был уверен, что именно так вам и нравится. Ренли зажмурился. Лорас впервые едва не пожалел, что Боги наградили лорда Ренли таким даром рассказчика. Потому что вчуже ныли зубы и поджимались пальцы на ногах. Очень хотелось обнять его, прижать к груди его голову – только ведь он не дастся – и Лорас только схватил его за руку и крепко, сочувственно стиснул. Кажется, перестарался, потому что лорд Ренли посмотрел на свою ладонь с удивлением. И потом на него – так же. – Ох… простите, – Лорас выпустил руку. – Я только… Я сгорел бы на месте, – честно сказал он. Лорд Ренли усмехнулся краешком губ. – Я хотел, – сказал он. Ирри сел, глотнул вина, вздохнул. – Теперь вы точно пожалуетесь хозяйке, – сказал он без упрека, как-то устало. – На испорченное удовольствие и мой слишком длинный язык. Оно и поделом. – Ирри, послушай… – сказал Ренли, – А что если… что если я стану платить тебе вдвое, и… – Не стоит утруждайтесь, милорд. Честная цена за честную работу. К тому же, – он усмехнулся, – бывало и хуже. – Да нет же, – сказал Ренли, – Что, если я заплачу тебе вдвое, а ты научишь меня, как правильно? Ирри поглядел на него изумленно. – Я хочу научиться всему, что ты знаешь, – твердо повторил Ренли. – Вообще всему. – А вы… точно понимаете, у кого собрались учиться? – Да уж я заметил, за все это время, – весело сказал Ренли. – Так что, уговор? И тогда Ирри улыбнулся, широкой, несравненной, богохульной улыбкой. – Уговор, – сказал он. В следующий раз Ренли принес с собой перо, дорожную чернильницу и бумагу. – Я сжег записи потом, конечно, – сказал он. – На всякий случай. Неправда, что ему совсем не нравилась мысль, что вот теперь он точно совершает нечто глубоко и несмываемо непристойное. Еще как нравилась. Ниже было некуда, он заработал какое-то особо ужасное место в пекле, но едва ли не интереснее было представлять, что случилось бы со Станнисом, узнай он. И это было прекрасно. Когда Ирри сказал ему: «Языком поживее… ага, вот так… Знаете, если вас однажды исключат из рода, с голода вы уже не умрете», Ренли принял это как заслуженную похвалу. Но другое было еще лучше. Тот момент, когда Ренли услышал первый настоящий стон своего любовника. Это стоило не двух серебряных оленей, это стоило гор сокровищ, и больше. Эта гордость и эта радость были как будто его, Лораса, собственные. Под конец они больше разговаривали. Не только о постельных умениях, обо всем остальном тоже. Это Ирри научил Ренли отличать таких же, как он. «Зря я это, – сказал он, смеясь. – Вы ведь больше не вернетесь, плакало мое серебро». Но Ренли возвращался, даже когда Ирри честно сказал, что научил его всему. Возвращался поговорить, рассказать новости, поучить Ирри грамоте – наука эта давалась ему не без труда, просто дать ему поспать несколько часов как следует и подремать с ним рядом… Да ведь он же любил этого Ирри, была первая мысль. Какая чушь, этот Ирри – шлюха, была вторая. А третья… – Лорд Ренли, – сказал Лорас. – Все, что вы умеете?.. – Ну, знаешь ли, у меня и своя голова есть, – сердито начал он было. – А, в пекло. Ну да, да. Почти всё. – И то, чему вы учили меня… – О, Боги… – сказал лорд Ренли не своим голосом и закрыл лицо руками. …«Как у вас это получается, а? Я тоже хочу так уметь», – настаивал Лорас. «Зачем тебе?» – спросил лорд Ренли с любопытством. «Всякому надлежит совершенствоваться в своих занятиях, – ответил Лорас назидательно. – Нет, правда, покажите мне». Лорд Ренли помедлил, но сказал: «Хорошо. Если правда хочешь, я покажу». Потом мягко, кончиками пальцев, взял Лораса за подбородок, от одного этого по телу побежали мурашки, и добавил: «Для начала – расслабь горлышко. Да, примерно вот так». «Расслабь горлышко», «это делается легче», «сверху вниз, вот так», «всегда чем больше, тем лучше», «я умею, доверься мне». – Надо думать, это довольно… унизительно, – сказал лорд Ренли с каким-то странным, сдавленным смешком. Унизительно?.. Да, должно быть. Наверное. Лорас честно поискал в себе обиду, отвращение, негодование, и не нашел. Что полагается думать, когда такое узнаешь о возлюбленном? Такое не полагается узнавать о возлюбленных − вот что. Лорас потер подбородок. Прикосновения и слова всегда были одинаковы: бережны и полны любви. Но ведь возможно, что и этому учат… «А вот это постыдное подозрение не делает тебе чести, Лорас Тирелл». – Нет, лорд Ренли, – сказал Лорас твердо. – Вы не сделали ничего, что могло бы меня унизить. – Разве?.. – Конечно. Вы ведь любите меня, а в любви… Лорас хотел добавить, что в любви ничего не унижает, но вслух, к его досаде, звучало как-то… неуместно. Он быстро проглотил лишнее и спросил: – Вы расскажете мне, что было дальше?***
И он просто поднял голову, посмотрел в глаза и сказал убежденно и убедительно: «Нет. Ничего унизительного не было, потому что вы любите меня. Рассказывайте дальше». И всё. Вот так просто. Не вопить же теперь: «Неправда!». Ренли сделал единственное, что оставалось.***
Ему сравнялось десять и семь, и он владел колдовским зрением, проникающим сквозь личины. Первое время это было странно − и упоительно. Люди, про которых он никогда бы даже не подумал… Ирри изрядно обнадежил его, и Ренли знал теперь, что подобных ему гораздо больше, чем кажется, но одно дело знать, а другое видеть своими глазами, как тебе возвращают намек, задерживают взгляд, длят прикосновение на один вдох дольше, чем нужно. Воодушевленный, Ренли завел пару быстротечных, ни к чему не обязывающих приключений – убедиться, что магия работает. Даже со всеми предосторожностями и скрытностью, это было восхитительно, весело, немного забавно и целительно для его гордости. Восторги, расточаемые его красоте, могли сколько угодно быть лестью, но зато похвалы его умениям как любовника точно были настоящими. Поделиться радостью Ренли мог только с одним человеком, поэтому не глядя бросал пару серебряных оленей, забирался на подушки и хвастался удачами. Ирри внимательно выслушивал, смеялся и говорил что-нибудь вроде «А получше совсем никого не нашлось, да?», и Ренли показывал ему язык. Все это было весело, да. Но Ренли хотел… хотел, чтобы кто-то спал в его постели. Это был самый странный способ сказать «хотел, чтобы кто-то любил его», какой Лорас мог представить. Но почему-то ровно от этих слов что-то трепыхнулось у него в груди. Мэхью был из семьи потомственных личных слуг в Штормовом Пределе, тех, кто занят чистой работой: следит за перьями и чернильницами, одеждой господина, ну и что там еще они делают. Отец Мэхью служил секретарем еще у Стеффона Баратеона, и к тому времени стал уже подслеповат и мучился суставами, так что был отправлен на заслуженный покой, а его обязанности принял младший сын. Встретившись с ним впервые, Ренли подумал только: «Вот ведь бедняга» и послал Кортни Пенрозу вопросительный взгляд, потому что парень так испуганно нырнул в поклон, что едва не споткнулся на ровном месте. Но быстро выяснилось, что кое-кто (с рыжей бородой) просто перестарался, внушая Мэхью почтение к лорду. Когда он убедился, что ходить на цыпочках не обязательно, то заметно осмелел и оказался куда умнее, чем выглядел поначалу, расторопен и очень полезен. Например, у него был красивый почерк и он быстро схватывал подобающие выражения, так что Ренли с радостью доверил ему ответы на родственные письма и прочие поздравления с именинами. Мэхью понимал шутки – у него была чудесная улыбка – и оказался хорошим слушателем, и Ренли начал проводить с ним гораздо больше времени, чем предполагалось. Первые намеки Ренли подал скорее на удачу, решив про себя – вдруг, чего не бывает. Ну и еще потому, что трудно было совсем удержаться: его секретарь был на редкость хорошо собой для простолюдина. Мэхью сначала застыл и подобрался. Но два дня спустя не отпрянул от случайного прикосновения – а Ренли просто передавал ему записку – и даже улыбнулся смущенно. Еще несколько намеков – и ответы, которые оставили Ренли удивленным и обрадованным, потому что их трудно было истолковать двояко. – Нет, я не собирался на него немедленно прыгать, – сказал лорд Ренли с укором, хотя Лорас ничего такого не думал и тем более не говорил. Удача была почти неправдоподобная, и Ренли не хотел ее спугнуть. Боги, да почему бы и нет? В конце концов, хорошенькие служанки становились наложницами лордов почти в открытую, и при хорошем господине это было завидное положение. А Ренли был добр и щедр, и мог дать Мэхью жизнь в довольстве и под своей защитой – которая ему вовсе не помешала бы, потому что высоких лордов он по-прежнему робел. – Жаловаться на меня бы не пришлось, – лорд Ренли говорил как-то смущенно, и Лорас никак не мог взять в толк, отчего. История была чудесная. – Мне хотелось… ну… Заботиться о нем, понял Лорас. И ко всему прочему, нет ничего подозрительного в том, чтобы все время держать при себе секретаря. На слуг никто и никогда не обращает внимания. Ренли строго-настрого велел себе быть терпеливым, рассудив, что Мэхью вряд ли было, где набраться опыта, и незачем его попусту пугать. К тому же неторопливо кружить было удовольствием само по себе. Ренли сажал Мэхью с собой за стол, находил предлог остаться с ним наедине, брал его на прогулки и на охоту – и ради этого самостоятельно выучил как следует ездить верхом, что было весело особенно, потому что лошадей Мэхью сперва побаивался. Сир Кортни косился неодобрительно, но Ренли высказался определенно, что да, ему позарез нужен именно секретарь и именно на охоте, а то как же бесконечно ценным мыслям, пропадать? Ренли даже присмотрел славную смирную лошадку, чтобы подарить Мэхью. – Знаю, что так выглядит, но я вовсе не думал об этом, как о плате за то, чтобы он лег со мной. Я просто хотел сделать подарок, потому что он… ну… – Конечно, – пришел на помощь Лорас, – Он ведь нравился вам. – Да, нравился, – кивнул лорд Ренли. – Сильно… О Боги, ты, наверное, сидишь и думаешь, какая это все нелепица… – Вообще-то нет, – ответил Лорас честно. – Я думаю, что это… мило. – Вот и я так думал, – вздохнул лорд Ренли. И Лорас вдруг понял, что добром эта история не кончилась. Ренли тщательно выбрал время и место. Обдумал, что и как скажет потом. Похвалил себя за осмотрительность. Глубоко вздохнул, улыбнулся и сказал ласково: «Мэхью, подойди ко мне». Что ж, ему достались объятие и поцелуй, и он даже успел сказать себе – да тише ты, напугаешь, а тише было ох как трудно… А потом Мэхью задрожал всем телом, и Ренли услышал сдавленное, жалобное: «Прошу вас, лорд Ренли… прошу вас, не надо». И Боги, хватило же ума ответить: «Ну что ты, не бойся, тебе понравится, вот увидишь», и только когда Мэхью всхлипнул и задрожал сильнее, Ренли понял наконец, что ужас на его лице был нешуточный и неподдельный. Что-то скребло и дергало, и снова скребло. Вот с чего бы, Лорас никогда не бывал на месте лорда Ренли, совсем никогда… Пришлось сесть в другом углу и три раза пообещать ничего не делать – и все это время Мэхью смотрел так затравленно, что Ренли сам себе казался Робертом, и это было на редкость гадко. Наконец Мэхью разрыдался и заговорил, и Ренли понял из путаных объяснений между всхлипами, что он честно… попытался, потому что лорду не отказывают, так ему все и сказали, ляг и закрой глаза, не развалишься, и он старался, правда старался, но это оказалось до того нестерпимо ужасно, что… «Лучше вы теперь отошлете меня на конюшню, чем… Что угодно лучше, чем… чем вот это…» – выдавил он, закрыл голову руками, и Ренли услышал, как он сбивчиво бормочет молитву Матери. Дергало сильнее и сильнее. Да что такое, никогда с ним не было ничего подобного, да не было же… Алайо. Ну вот уж нет, какая глупость, ну сколько можно, сто раз передумано и решено. Ничего похожего, и близко даже. Алайо, если уж на то пошло, вовсе не был слугой. В его жилах текла благородная кровь, и он не стал бы ни трепетать перед лордом, ни лгать, ни притворяться, а Лорас вовсе не приходился ему господином. И наконец, Алайо куда большим рисковал, ответив Лорасу, чем отказав. Вот и всё. Ничего общего. И хватит уже. Лорд Ренли, между прочим, нуждался в его участии. Лорас тряхнул головой и прислушался внимательнее. – Надо было разозлиться на этого дурня, – вздохнул лорд Ренли. – Но он и без того сидел в углу и рыдал… Терпеть не могу, когда люди плачут… И потом, вышло бы, что он прав, а я не хотел и правда оказаться богомерзким чудищем с рогами. Он рассеянно изобразил на голове рога и снова вздохнул. Ренли попросил сира Кортни подыскать для Мэхью другое место где-нибудь в Штормовых Землях. Сир Кортни поглядел странно, но великодушно ничего ему не припомнил. Спустя два -очень долгих – месяца Мэхью отбыл на остров Тарт вместе со своими хвалебными рекомендациями, своим красивым почерком и своей чудесной улыбкой. Ренли больше никогда даже не смотрел в сторону слуг. – Но знаешь что? – сказал лорд Ренли и вдруг улыбнулся. – Что? – Я все-таки подарил ему ту лошадь.***
«Я могу замолчать в любой момент». Зачем тогда, правда, он только что выложил вот эту историю? Нашел тоже, чем гордиться… Рассказал бы лучше про какое-нибудь веселое приключение, где был остроумен, неотразим и ослепителен… Лорас даже не просил «дальше», только смотрел с ожиданием. В любой момент.***
Когда на своих восемнадцатых именинах остаешься трезвым к тому моменту, когда остальные валятся на стол и под стол, поневоле обратишь внимание на другого такого же. Особенно если и он смотрит на тебя пристально, с интересом. «Ваше здоровье, принц, – сказал Рикард и пригубил из кубка. – Вы не находите, что хорошо бы прогуляться… на свежий воздух?». – Я не могу назвать тебе родового имени, – уточнил лорд Ренли, и это была первая фраза за весь вечер, которую Лорас ждал услышать. Они приятельствовали прежде – Ренли числил в приятелях немало народу – раскланивались при встрече, беседовали на общие темы, переглядывались за чьим-нибудь скучным застольем, но дальше взаимной приязни дело не шло. Ренли подмечал какие-то знаки время от времени, но долго считал, что ему мерещится. – Почему? – спросил Лорас. – Он был женат, – коротко ответил лорд Ренли. Женат, наследник герба, ветхого замка в глуши и процветающей торговой флотилии. «Вас ведь не пугает перспектива добавить прелюбодеяние к списку ваших грехов? – как-то раз спросил Рикард со своей обычной великолепной усмешкой. – Впрочем нет, прелюбодеяние – моя вина, вы повинны только в блуде. Но что гораздо хуже и затмевает всякий блуд – так это связаться с кем-то, позорящим благородное сословие». – А он с вами все время так разговаривал? – не удержался Лорас. Лорд Ренли усмехнулся. – Мне нравилось. Ренли нравилась и его манера выражаться, и скептическое отношение к миру как таковому, и язвительные замечания, и его вкус ко всему прекрасному, и как он произносил, медленно и тягуче: «Мой принц». И как, при всем этом, он мог отдаваться, беззастенчиво и страстно, забываясь, шепча непристойности, преображаясь так, что трудно было узнать его, собранного, насмешливого, хладнокровного… «Будьте осторожны, мой принц, – говорил Рикард, когда Ренли увлекался. – Еще влюбитесь в меня. А от этого бывают одни беды, поверьте мне». – А что вы?.. – спросил Лорас. Ответ был почему-то очень важным. – Я не спорил. У нас было… что-то вроде договора. – Договора? – Да, Рикард не слишком-то уважал рыцарские клятвы. – Что, составил на пергаменте? – спросил Лорас и подивился тому, как зло. – Да нет, до этого не дошло, – лорд Ренли улыбнулся. Договор был о том, что их связь – дело приязни и удовольствия, но не более. Верности и преданности она не требовала, только честности. Ренли согласился легко. Рикард был старше него на четыре года, опытнее, и знал, о чем говорит. К тому же, так и впрямь было проще для них обоих, верно? В Королевской Гавани они могли встречаться не так уж часто и совсем ненадолго, и Ренли пригласил Рикарда погостить в Штормовой Предел. Он приехал, оставив в столице жену и дочь, и Ренли повел его с собой на самую верхушку Барабанной башни, только чтобы обвести окрест и сказать: «Все это – моё», и увидеть, как хотя бы на мгновение изменится его лицо. Гость, который так не понравился Уилмару Феллу, вспомнил Лорас. Ну и ничего удивительного, что не понравился. Здесь, в его собственном доме, за его собственными стенами Ренли наконец-то мог спать с Рикардом в обнимку, о чем давным-давно мечтал. Но когда он сказал об этом… Рикард взял его за подбородок, прищурился и сказал весело: «Ренли, откуда такие удивительные желания? Может быть, тебе проще собаку завести? Или, скажем, жену? Не думаю, что я для этого гожусь». Ренли никогда и ни за что не признался бы ему, что и правда брал в постель пса, особенно в шторм. По-настоящему отказываться Рикард, впрочем, не стал, и в конце концов с удобством устроился у Ренли в объятиях, переспросив пару разу, точно ли он уверен в своих слугах, и выразив надежду, что он не храпит. – Не знаю, зачем я вообще эту ерунду вспомнил сейчас… – сказал лорд Ренли, разглаживая складку на подушке. Это ведь та же самая подушка, подумал Лорас не без удивления. И постель та же самая. «Ну да, Штормовой Предел, как ни странно, тот же самый. Не будь дурачком». – Я даже не думаю, чтобы он хотел меня задеть, – продолжил лорд Ренли таким голосом, что Лорас подумал: хотел – не хотел, а голову этому Рикарду хорошо бы отгрызть. – У нас и правда был договор… Это были хорошие несколько недель в Штормовом Пределе. Почти такие же хорошие, как Ренли представлял себе. – А потом? – спросил Лорас. – Ну, Рикард должен был вернуться в Королевскую гавань… – Да нет, совсем потом, после него? – Ты знаешь, – сказал лорд Ренли. – Знаю?.. Ренли десять и девять. Он гостил у кузена в Летней Обители на самой границе Штормовых земель и Простора, где его и нашел гонец с любезным, радушным приглашением приехать в Хайгарден, чтобы обсудить некое дело. Ренли отправил Рикарду письмо в тот же день, когда Лорас написал Алайо.***
– Как видишь… получается, что это ты – мой первый… возлюбленный. Лорд Ренли развел руками и умолк. Да, всё верно, Лорас же задал ровно такой вопрос, когда-то давно, в другой жизни. Это должно быть бесконечно лестно. Он должен быть беспредельно горд, оглушен от счастья. Разве не предел мечтаний – услышать в жизни, как в балладе: «До тебя настоящей любви мое сердце не знало»?.. Лорд Ренли сидел, нахохлившись, нелепо втянув голову в плечи, и комкал в пальцах одеяло. Лорас хотел сказать, что это ничего, правда ничего, теперь же все хорошо, ведь теперь он здесь, он всегда будет здесь, он… Но слова куда-то предательски пропали, и Лорас метнулся к нему и схватил в охапку, прямо вместе с одеялом. Вышло неловко, они стукнулись коленями, и растрепанная черноволосая голова ткнулась Лорасу куда-то в подмышку. Но лорд Ренли подался в это объятие, на один длинный, шумный выдох, а Лорас даже успел прижаться губам к его макушке. Потом лорд Ренли напрягся, пробормотал: «Вот только не надо!..», отодвинулся, отобрал назад одеяло и снова куда-то… делся. – Время уже к ночи, – сказал он каким-то удивленным голосом. – Как же долго я... Он прижимал локоть к груди, словно закрывал брешь в доспехе, и до того странно свернулся, что на него было больно смотреть. Лорас потянулся было к его плечу – просто чтобы стереть это болезненное напряжение, но он отдернулся. – Послушай, я же, кажется, попросил!.. – недовольно сказал он. – Я вовсе не нуждаюсь, чтобы ты… И замолчал, точно проглотив что-то, и свернулся сильнее. Лорас озадачился. – Лорд Ренли… – начал он. – Что ж, – сказал лорд Ренли неожиданно бодро и зачем-то принялся приглаживать волосы. – Надеюсь, я в полной мере удовлетворил твое любопытство. Смотрел он куда угодно, но не на Лораса. – Я очень благодарен вам, – кивнул Лорас, подивившись перемене тона. – Я… – О, неужели? Что ж, я польщен. Это что…насмешка? Да нет, показалось, конечно. – Хотя ты наверняка ожидал услышать нечто совершенно иное. – Это так, но… – Остается надеяться, что ты не слишком разочарован. Впрочем, я честно предупредил, что история не из самых занимательных. «Да он же не слушает меня». Лорас велел себе погодить сердиться. – Лорд Ренли… – Еще я надеюсь, что я не слишком оскорбил тебя некоторыми неподобающими подробностями. «Оскорбил? Подробностями?» – Поверь мне, у меня не было такого намерения. К тому же, видишь ли, существование в мире некоторых вещей довольно трудно отрицать, хотя они и не слишком приглядны. И посмотрел так, что невольно захотелось поискать на себе одеяние септона. А, так вот в чем всё дело. Вот о чем он так заковыристо… – Лорд Ренли, – Лорас улыбнулся. – Вообще-то я и раньше знал, для чего нужны бордели. – О, – ответил лорд Ренли, приподняв бровь. – Разумеется, ты знал. Не смею сомневаться. А вот это – точно было насмешкой. И злой. – Что ж, терпение, с которым ты меня выслушал, делает тебе честь, – продолжал лорд Ренли. – Ты всегда так снисходителен. Так… добр. Он протолкнул это слово сквозь зубы так, что оно прозвучало оскорбительно. – Да почему вы так говорите, будто я… – начал Лорас. – Твое великодушие не устает восхищать меня, эта добродетель украшает тебя не меньше, чем всякую розу – ее лепестки. «Да с кем он вообще сейчас говорит?» Лорас с силой закусил губу и напомнил себе про терпение. – Лорд Ренли… – попытался он снова. – Мне не нужно великодушие, чтобы… – Не знаю только, чем я заслужил столь совершенную и всепонимающую любовь. Впрочем, я полагаю, таких вопросов не следует задавать волшебным созданиям, если они одарили тебя своей бесценной приязнью. Это было так несправедливо, что Лорас онемел. – Довольно бессмысленно, полагаю, спрашивать, отчего мир устроен так, что кому-то достается – как мне, а кому-то боги посылают сплошь розы, прекрасных дорнийцев и волшебные холмы… О, прости, у тебя наверняка найдется превосходное, возвышенное объяснение. И его губы изогнулись в незнакомой, неприятной, чьей-то чужой усмешке. Лорас вскочил. – Дались вам… эти холмы!.. – выпалил он в сердцах. – Дались вам… эти розы!.. «Неужели, это я так жалко пищу?» −…И перестаньте разговаривать со мной, как… как этот ваш Рикард – и где вы его только выкопали! – я ничем не заслужил, чтобы вы теперь со мной так… Лорд Ренли смотрел на него, не отрываясь – хоть что-то наконец! – и открыл было рот… Ну вот уж нет. −…И хватит меня – седьмое пекло – перебивать!..***
Гнев обычно сильно красил Лораса. Негодование одевало его в сияющую, слепящую броню, и он откидывал подбородок неподдельно королевским жестом. Лорас покраснел пятнами, до самой шеи, и пятнами же побледнел, так что проступили нелепые коричневые веснушки, и кусал дрожащие губы. – Вы что… вы что, правда там думаете, я ничего не знаю, про то, как… Думаете, мне не было… Думаете, я никогда… Его голос задребезжал, и он свирепо шмыгнул носом. – Думаете… мне, что ли, было лучше, чем вам, когда… Гарлан мне сказал – держись подальше от любого, кто попробует… или сразу бросай перчатку, потому что нет хуже оскорбления… Ничего он тогда не знал, он просто хотел… А я… я… Он сглотнул, яблоко судорожно прыгнуло на шее. – Возвышенное… как будто кто-то говорил со мной… кроме вас… как будто я мог кому-нибудь… А вы мне теперь… вот теперь… Лорас схватил себя за плечо, так что побелела кожа. – Розы эти ваши… много мне было от них радости, да куда уж больше… вот особенно когда Рори на меня смотрел и думал, что я слабоумный, не иначе… не надо было ходить за ним, и вообще не надо было… как же я… как я только… Да уж конечно… холмы!.. Перевертыш!.. Он зябко переступил босыми ногами по полу и отвернулся, угловатый, юный, смешно и неуместно нагой. Ренли понял только одно из того, что он говорил: кажется, он, Ренли, непоправимо дурак. «Я что, и правда думал: он родился со своей философией?»***
– Лорас… кто такой Рори? – спросил лорд Ренли. Это снова был его голос, его собственный. – Что? – Лорас обернулся. – Кто такой Рори? Ты не рассказывал мне. – Да нечего тут рассказывать! – Даже так? – сказал лорд Ренли тихо и как-то грустно. – «Нечего тут рассказывать»? Лорас моргнул. Опустил руки. Посмотрел на него. И потом сел, подобрав замерзшие ступни. – Я совсем не знаю, что с тобой было, пока не появился Алайо, – сказал лорд Ренли. Только это, и больше ничего. Лорас не хотел возвращаться… в то время. Не было там ничего, стоящего рассказа, ничего не было, кроме стыда и ужаса, и снова стыда, глупого, наизнанку выворачивающего стыда… И это не было важным, это даже не было историей, как у лорда Ренли, важно было всё то, что он понял потом… Лорд Ренли протянул руку и первый раз за весь этот бесконечный, неправильный, куда-то не туда свернувший разговор, неуверенно взял его за кончики пальцев. Ему едва исполнилось двенадцать. Конечно, он знал, как будет меняться его тело – это ему объяснили обстоятельно, даже до того, как он сам проявил любопытство. Взрослые, правда, нет-нет, да и смотрели на него с удивлением и говорили что-то вроде: «А не рановато ли тебе, шустрый ты наш?..», но и в этом слышалась гордость, не беспокойство. Да, положим, Гарлан – он только получил свои шпоры – мог бы подтрунивать и поменьше, но вот уж к чему Лорас привык… «Ну всё, и этот вырос, прячьте девиц», говорили вокруг. «Вот и еще один завидный жених в Хайгардене», «Понадобится совет – приходи». Лорас улыбался изо всех сил, и прятал взмокшие ладони, и уворачивался от попыток старших похлопать его по плечу, потому что… потому что временами – только временами, но и этого хватало с головой – любое мужское прикосновение… даже братья… и ничего с этим не получалось поделать, и это было так… так… Лорас просыпался от снов, в которых тело покрывалось язвами и струпьями. И от других снов, в которых… и не поймешь, что было хуже. А, нет, хуже всего было думать, что кто-нибудь догадается, рано или поздно, ведь на нем же написано… Да так и вышло, ведь Уиллас в конце концов что-то заподозрил. И всё даже обернулось к лучшему, и оказалось, что не из-за чего было так… трястись. Да. Только пока это случилось, прошел год, даже больше. Лорас шарахался прочь и вжимался в стены, и мечтал вылезти из собственной кожи, только это все равно не помогло бы, потому что не только кожа, весь он, с головы до ног, снаружи и изнутри был…был… – Грязным, – подсказал лорд Ренли и сильнее сжал пальцы. Лорас кивнул с благодарностью. Скажи он это слово первым, оно ободрало бы ему горло. - Да. Грязным. Мне же некого было спросить, и я… Я думал, что… что должно быть какое-то средство. Знаете, я даже пробовал… – Молиться, – отозвался лорд Ренли. Лорас поднял голову. – Это же не помогало, верно? – сказал лорд Ренли. – Мне не помогало… Лорас перевел взгляд на крепко, почти до боли, переплетенные пальцы. – Я однажды был влюблен в Рейегара Таргариена, – сказал он, хотя и не собирался. И почти не удивился, когда… – Ты тоже? – лорд Ренли чуть улыбнулся. – Правда, если честно, я − назло Роберту… Он помолчал, потом вздохнул и запустил руку в волосы. – Где же ты был в мои двенадцать, а?.. Мы бы поладили. Уж поделили бы как-нибудь Рейегара, ему-то уже все равно… А, ну да, верно… Когда двенадцать было мне, ты еще бегал в платьице и ловил лягушек… В этом не было насмешки. Только сожаление. Лягушек, мелких и прытких, Лорас ловил в замковых прудах, и еще иногда увертливых, скользких карпов, соревнуясь с Маргери, и она частенько выигрывала, и торжествующе спихивала его в воду, но потом они все равно вместе подкрадывались к кому-нибудь, чтобы сунуть лягушку в сапог, а если повезет – за шиворот. Почему он думал про лягушек?... – Правда, все равно ты задразнил бы меня до смерти, знаю я тебя, – продолжал лорд Ренли, – я и с деревянным мечом обращался так себе… А хотя у меня ведь уже тогда был собственный замок, вот этим ты точно не мог похвастаться. И я, знаешь ли, распоряжался людьми – а они даже слушались. И могу тебя уверить, верхом ты тогда за мной нипочем бы не угнался. И он так горделиво покосился, подбоченясь, что Лорас на мгновение увидел все до того ясно, точно оно и правда было, ведь так легко представить его, вот с этим же сияющими, смеющимся глазами, и даже борода – и та не мешала… Лягушка дрыгнулась – и с легкостью выскользнула из рук. – Лорд Ренли, – услышал Лорас свой голос. – Что мы с вами будем делать дальше? Лорд Ренли вскинул голову. – А? – отозвался он. – Дальше?.. Выглядел он удивленным. – Да, – подтвердил Лорас, потому что отступать было поздно. – Ну… дальше. В Королевской Гавани. – А что в Королевской Гавани? – он по-прежнему выглядел озадаченным. – Познакомишься со всеми Ланнистерами – их там больше, чем твоих Хайтауэров, и у всех имена, нелегко тебе придется – полюбуешься на моего братца во всех видах… Разумеется, нам придется вести себя осмотрительнее, сам понимаешь, в Красном Замке уши растут из стен и все так похвально любознательны, что деваться некуда… Лорас закусил губу. – Да нет же, я... Я не то хотел… Ну, про нас с вами… Потому что ведь… Ну вот, не хватало еще позорно мямлить. Лорас закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Мы никогда не обсуждали, что будет… когда я перестану быть вашим оруженосцем. Конечно, из всех способов сказать «стану рыцарем» нужно было выбрать самый дурацкий. – Я не подозреваю вас в том, что вы… Но мы не говорили про будущее, и… Не то что бы я думал, будто вы не хотите… Именно так я и думал, понял Лорас обреченно. Боги, какой стыд. – Что? Да ты с ума сошел! И в следующую секунду лорд Ренли торопливо, с силой сгреб Лораса в охапку. – Точно с ума сошел, – убежденно сказал он куда-то в макушку, и даже быстро пощупал лоб. – Откуда ты взял эту мысль?.. Вовсе я не хочу с тобой расставаться… Придумаешь же ты… Нет уж, с какой стати, – и он сжал объятия сильнее, так что у Лораса заныли ребра, и возмущенно фыркнул. И потом, снова: – Не хочу я с тобой расставаться… глупости какие… Глупости, подумал Лорас с облегчением, и покрепче прижался лбом к теплому плечу. Глупости. Только ведь не все так просто. Лорас освободился. – Лорд Ренли, но моя семья… – А что не так с твоей семьей? Они пишут мне длинные письма, благодарят за заботу о тебе – чего, сказать по правде, я не заслуживаю – и зовут погостить. – Да, но ведь это… Ну, это же просто учтивость. Неужели он и правда не понимал? – Ну да, разумеется, учтивость. Я и не стал бы особенно полагаться на нее одну, но у твоего дома есть очень весомые причины хотеть дружбы с моим. Скажем… – Да все я понимаю про причины, – отмахнулся Лорас не без досады. – Было бы что понимать, любому конюху ясно… – Тогда о чем тревожиться? – лорд Ренли улыбнулся. – Самое обычное дело, когда рыцарь и его бывший оруженосец дружат годами, с чего бы твоей родне мешать такой дружбе? Все было разумно и убедительно, и все было правдой. Лорд Ренли был рассудителен и совершенно спокоен, все были совершенно спокойны, один он… – Только это же не дружба, – сказал Лорас. – Конечно, но кто узнает? – лорд Ренли пожал плечами. – А даже если… Лорас, не ты ли меня уверял, что твоя родня не возражает против твоих пристрастий? Помнишь? – Ну… да. То есть я думаю, что они не возражают… – Вот видишь. Лорас, они не станут нам препятствовать. – Как вы можете быть так уверены? – не выдержал Лорас. – Да они даже мне ничего прямо не говорили! И тем более ничего не говорили вам!.. А вы так спокойны… Лорд Ренли посмотрел на него как-то непонятно. Вздохнул. И сказал: – Знаешь… по правде сказать, говорили. Лорас моргнул. – То есть как так? – Ну, все-таки скорее намекнули, пожалуй… – Лорд Ренли!.. Лорас услышал еще один вздох. – Что ж, – сказал лорд Ренли, – Рассказывать тут немного.***
Лорас выслушал молча. Ни разу не перебил. Потом потребовал повторить еще раз. И еще. – Моя… моя леди-бабушка? – сказал он наконец, так, словно именно это удивляло его больше всего. – Но ведь вся твоя семья знает про тебя, верно? – Верно, – согласился Лорас. – Знает. Но… леди-бабушка? Что ж, Ренли не мог его винить. Такое, пожалуй, прожуешь не сразу. – Наверное, не очень уютно, когда твои секреты знают… бабушки, – сказал он осторожно. Лорас рассеянно кивнул. Помолчал. – Знаете, – произнес он наконец. – Вы должны были рассказать мне раньше. Спорить тут было не с чем. – Почему вы не рассказали? А вот и он, этот вопрос.***
Лорд Ренли уже набрал воздуха, чтобы ответить, и Лорас был готов поклясться, что он собирается сказать «Ты был слишком юн, чтобы понять, не то, что сейчас» или «Я не хотел тебя расстраивать» или еще какую-нибудь снисходительную глупость, какие говорят, чтобы напомнить, кто тут взрослый, умудренный и важный. Вот и хорошо, вот и отлично, пусть скажет уже наконец и тогда – видят Боги! – пусть пеняет на себя, потому что… – Потому что ты не был для меня тогда… так важен, – сказал лорд Ренли. И Лорас моргнул.***
Бессердечно было все это рассказывать, запоздало подумал Ренли, когда Лорас изменился в лице. Но Лорас был так всерьез, так сильно встревожен будущим, и ведь наверняка давно встревожен, только гордо молчал, а увиливать и сочинять так не хотелось… И ведь он еще думал, что Лорас будет оскорблен разговорами про бордели… Все это такая невинная ерунда рядом с понимающими перемигиваниями с Королевой Шипов по его, Лораса, поводу. Хорошо, хорошо, пусть даже Ренли и не перемигивался, велика ли разница… Кто там чей оруженосец всегда было вопросом политики, и это Лорас понимал, только пренебрежительно фыркал время от времени. Но связь между ними… вот это было совсем иное. Лораса никогда особенно не заботило, что именно их свело: всемогущая судьба, ослепительная удача или благая воля Богов – тех странных Богов, в которых он верил. Лорас с жаром ссылался на все попеременно, кажется, отвлеченные вопросы вообще не очень-то его занимали… Но он был твердо уверен в одном: сила, которая их соединила, была настоящей, правильной… чистой. Это было так важно для него. Так важно… Лорас сидел, обхватив колени, морщил лоб и кусал нижнюю губу, как всегда, когда ему случалось о чем-то напряженно думать. Сколько же с ним, наверное, воевали в родительском доме из-за этой упрямой привычки… И удивительно было одно: он все еще не порывался встать, раскланяться холодно и уйти – и Ренли бы понял, сейчас бы понял. Правда, не так легко убежать, когда придется еще одеваться… «Боги, ну о чем я только думаю?..» Лорас поднял голову. – Что ж… – сказал он медленно, – Я думаю, это справедливо. Ведь вы тоже… не были для меня тогда так важны. И вдруг усмехнулся, своей обычной, веселой, самоуверенной усмешкой. И добавил: – Так что мы с вами квиты. Сначала было восхищение. Потом… «А я ведь и правда люблю его. Это же оно, да?.. Вот это?..» И похоже, что уже давно. – Моя леди-бабушка или кто-то другой – не имеет значения. Я вас выбрал. Ну и кроме того… нам ведь и правда все на руку, так что мне не жалко, пусть леди-бабушка будет довольна, сколько ей угодно... Что это с вами? Вы как Неведомого увидели. – Ничего, – сказал Ренли. – Так… Лорас кивнул. – Я знаю, что вы не полюбили меня горячо в тот самый миг, как увидели. Но ведь, выбирая меня, кто бы что ни говорил вам, вы не думали ни про какие, - он хмыкнул, - бесконечно важные политические причины? – Нет, – ответил Ренли, – Нет, Лорас. – Ну вот. Остальное не имеет значения. Ренли протянул ладонь, и его возлюбленный охотно прижался к ней щекой с долгим, спокойным, довольным вздохом.***
– Лорас, – сказал лорд Ренли. – Я был… несправедлив к тебе. – Были, – подтвердил Лорас и подобрался ближе, чтобы лорду Ренли стало удобнее чесать ему затылок. Какое-то время лорд Ренли был именно этим и занят. Умиротворяющие мурашки разбегались от его пальцев, и Лорас зевнул украдкой. Потом лорд Ренли заговорил снова. – Знаешь, я просто… – он поколебался немного. – Cказать тебе правду, я… завидую тебе. И Лорас почти услышал всплеск, с которым лягушка булькнула в пруд. – Завидуете? Вы? – Я. Ну, понимаешь, твой Алайо, твоя родня… Я же не знал, что не все с ними так безоблачно… Да и потом, мне бы хоть так… – Зато у вас есть Штормовой Предел, – напомнил Лорас. – Сами мне хвастаетесь по любому поводу. – Да, это, пожалуй, считается, – он улыбнулся. – Только все равно я боюсь представить, что случится, если кто-то из них про меня узнает… Может, конечно, и ничего, только я совсем не хочу проверять… – Сир Кортни знает. Это получилось как-то само. Лорд Ренли уставился на него не то что даже недоверчиво. – Кто? – только и сказал он. Пришлось рассказывать. – Знаешь что, – произнес лорд Ренли обиженно, – вообще-то ты должен был мне сразу рассказать. Он мой знаменосец и шателен моего замка, а ты… – Знаю. – Ну так почему не рассказал? «Потому что я стоял там и таращился на него, как дурак». – Потому что я стоял там и таращился на него, как дурак, – вздохнул Лорас. – Ну… и вот. – И вот, – согласился лорд Ренли. – Ладно, что там, я бы тоже…таращился. Послушай, но…Кортни Пенроз?.. И Лорас подумал, что, должно быть, Кортни Пенроз немногим лучше леди-бабушки. – Я мог неверно понять его, – сказал он на всякий случай. – Да нет, это как раз все объясняет… Кроме того, что он все время ищет мне невест. А хотя и это тоже, да? Боги, хотел бы я знать, как давно он догадался… ох. Он помолчал и добавил: – И вот как мне теперь прикажешь с ним… – Я думаю, если бы он замышлял вам навредить, он бы уже давно успел, – заметил Лорас. – Что? А, да, конечно, – отмахнулся лорд Ренли. – Надо спятить, чтобы его подозревать… Знаешь, он вообще-то мне тебя время от времени хвалит. Вот что он хочет этим сказать, а? И глянул озадаченно. – Откуда же мне знать, – удивился Лорас. – Ну да, твоя правда. Хотел бы я еще… – начал он было, но Лорас так и не узнал, чего он хотел, потому что он широко, сладко зевнул, тряхнув головой. И очень заразительно. – Как ты думаешь, уже ведь заполночь? – спросил он и зевнул снова. Лорас кивнул. Нужно было что-то еще сказать, что-то важное, значительное. Нельзя же было, в самом деле, просто так лечь и заснуть, не после такого разговора. Лорас поискал в тяжелеющей голове подходящие слова. – Знаете, лорд Ренли, – сказал он, – я страшно голоден. А вы?***
Ренли плотно притворил дверь в спальню – он настоял, что, по справедливости, его очередь отправляться за едой, и Лорас согласно потряс головой и нырнул под одеяло – дернул колокольчик для прислуги, отдал распоряжения, подумал, что было бы, пожалуй, быстрее самому спуститься на кухню, Лорасу вот вечно не хватало терпения, и он бегал по лестницам. Но лень победила, и Ренли уселся дожидаться в кресло. Под пяткой хрустнула бумага, и Ренли поднял скомканное письмо. «…Мой бесценный принц». Надо бы его, пожалуй, торжественно сжечь, подумал Ренли рассеянно. Но придется же встать, сделать целых два шага к камину, раздуть его, зола полетит... «А, да ну тебя». Когда он вернулся, Лорас крепко спал. Одеяло он как-то невообразимо скомкал и наполовину устроился поверх. Волосы на затылке у него взмокли. Было и правда жарко, и Ренли потянулся к окну, дернул на себя тяжелую, холодную створку. Глубоко вдохнул мокрый воздух, немного отдававший сырой медью. Дождь уже кончился, и где-то с другой стороны башни виднелся край восходящей луны. Голова была совсем пустая и легкая. Ренли постоял у окна, сел на край перины, неторопливо пожевал слегка пересоленный окорок, отпил вина. Потормошил Лораса, который недовольно пробормотал что-то, отпихнул его и глубже зарылся лицом в подушку. Ренли решил оставить его в покое. Тяжелый полог шевелился под ветром, бросая тени на резную спинку. Что-то они, кажется, значили, все эти фигуры и сцены, какое-то благопожелание для лорда и леди Штормового Предела, только Ренли забыл… Он стянул рубашку и принялся решать задачу, как бы половчее отобрать свою половину одеяла. Вот так с ними, с этими возлюбленными, стоит только отвернуться…***
Полдень Лорас проспал.