Ты мое лекарство

Болезнь — это нарушение нормальной жизнедеятельности организма, возникающее под действием вредных для него факторов. При её лечении мы всегда используем любые лекарства, чтобы избавиться от ощущения плохого состояния и боли. Эти лекарства могут помочь, если это болезнь нашего организма. Но что может вылечить душевную рану и заглушить её боль? Учёные проводят годы в лабораториях, чтобы найти это лекарство. Но никто и не задумывается, что для каждого человека должно быть своё «лекарство», которое он должен найти сам. Для многих этим «лекарством» является любимое занятие или самый близкий человек. Никто бы не подумал, но именно в таком «лекарстве» нуждался молодой продюсер Seventeen — Джихун. «Какие могут быть душевные проблемы у этого молодого мальчика, который не видел ещё ничего в своей жизни?» — спросите вы. Но, оказывается, и у него есть душевные раны. Уджи умеет скрывать свои чувства, этому он научился во времена пре-дебюта, но и выплёскивать их он тоже умеет. Это часто происходит во время записи песни. Хёны и тонсэны всегда думали, что так Уджи показывает своё недовольство к их пению, но это было не совсем так. Он и вправду часто злился из-за неправильно пения, но чаще это было вымещение на них той боли, что они ему причинили. Так было до того момента, пока он не нашёл своё душевное «лекарство». Обычный день Seventeen начинается в 7 утра, но бывает и раньше. В такую рань никому вставать не хочется, но надо. На всё общежитие уже прозвенел будильник, но никто и не пошевелился — это был будильник для особых сонь, он всегда звенел в 6:00. Услышав столь знакомый звук, Уджи высунул свою розовую макушку из-под одеяла и захотел посильнее укутаться в него, как почувствовал, что на одеяле рядом с ним кто-то лежит. Джихун не спеша сел и стал рассматривать своего гостя. «Так, длинные волосы… Джонхан!» — сделал он вывод и стал будить хёна. Но это получилось лишь после того, как Джонхан упал с кровати. — Какого хрена ты тут делаешь? — в полголоса спросил Уджи. — А? Что? — ничего не понимая, пробормотал Джонхан, но, обнаружив, что лежит на полу, повернул голову к говорящему. — Это ты, Уджи. Что ты тут делаешь и почему столкнул меня с кровати? — Что? Это я тебя должен спрашивать. Какого ты оказался у меня? — У тебя? — переспросил Джонхан, садясь. — Не знаю. А это точно твоя кровать? — Да. Хочешь проверить? Но не успел Уджи доказать Джонхану, что это и в правду его кровать, как по всему общежитию раздался крик Джошуа: — Ребята, где Джонхан? Куда он пропал? — Здесь он, забирай свою потеряшку. И в следующий раз привязывай к кровати, — прокричал Уджи в ответ, за что получил подушкой, валявшейся на полу. — А это за что? — он уже хотел накричать на Джонхана, но в комнату вовремя зашёл Джошуа и утащил того с собой, поблагодарив при этом Уджи. — А где извинения за причинённый вред? — проворчал он и хотел уже укутаться в одеяла, и ещё немного поспать, как понял, что это бесполезно и решил идти в ванную раньше всех. Уджи не спеша протёр глаза и, встав с кровати, уже хотел открыть дверь, как она сама резко отворилась и отлетела прямо ему в лоб. От резкой боли Джихун сразу схватился за лоб и начал было проклинать тех, кто придумал двери. Как вспомнил, что за дверью кто-то есть. Он поднял голову и увидел стоящего перед Дино с подушкой в руках. — Чёртов мелкий, — прошептал Уджи, потирая больное место. — Хён, можно я у тебя немного полежу, а то мне Джошуа и Джонхан хёны не дают спать, они ругаются? — спросил Дино и улыбнулся. «Ну как такому отказать?» — Ложись, — сказал Уджи. — В следующий раз, когда придёшь ко мне, сначала постучись. Ага? — Хорошо, хён. Спасибо, — поблагодарил Дино и лёг на кровать. «И этот такой же. Я ему место уступил, а он меня — дверью…» Немного посмотрев на Дино, Уджи направился в ванную, пока её никто не занял. Подойдя ко двери, он резко открыл её и тут же закрыл. Уджи потряс головой, чтобы убедиться, что это не сон. Потом осторожно постучал в дверь и спросил: — Хоши, это ты там? — Я, — послышалось из-за двери. — Хён, тебя учили в детстве дверь в ванную закрывать за собой? — Учили. — Тогда какого хрена ты её не закрыл? Ты хочешь сделать нас инвалидами? — Нет, а ты разве что-то видел? — Видел, и хорошо, что я видел это, а никто-то другой, например Дино. Ты бы тогда ребёнка точно сделал инвалидом. И выходи уже. — Прости, я случайно, — сказал Хоши, выглядывая из-за двери. Уджи, уставший выслушивать извинения, нетерпеливо оттолкнул его от двери и зашёл в ванную, закрыв дверь за собой. — Хорошее начало дня. Сначала мне не дали выспаться, потом подушкой по голове, потом дверью по лбу, даже шишка осталась, а сейчас Хоши. Когда я успел нагрешить, даже не знаю, — сказал Уджи, глядя на себя в зеркало, как вдруг в дверь постучали. — Хён, ты скоро? — послышался голос Сынквана. — А что? — Мне нужно срочно умыться. Меня Вернон с Дино чем-то сладким измазали. Я из-за них чуть к подушке не прилип. — Ах, подожди минутку, — попросил Уджи и начал быстро умываться. Выйдя, он увидел Сынквана, измазанного шоколадным маслом, и случайно улыбнулся. — Что смешного, хён? Лучше пропусти в ванную, — пробормотал Сынкван и оттолкнул Джихуна от двери, отчего тот чуть не упал. «Они что, все сговорились? Каждый, так или иначе, хочет меня травмировать», — подумал Уджи и пошёл на кухню. Хорошо, что никто не мог прочитать его мысли, он бы сошёл с ума, если бы узнал, о чём сейчас он думает. А думал он о том, как отомстить «утренним вредителям». Он шёл, не смотря по сторонам и не замечая никого, пока его кто-то не окликнул: — Хён, доброе утро. — А? Всё хорошо. — Хён, ты меня вообще слышишь? — А? — не понял Уджи и повернул голову в сторону говорящего. — Доброе утро, Мингю. Это был действительно Мингю, его лучший друг. — Хён, ты плохо спал? — взволнованным голосом спросил Мингю и подошёл к Уджи. — Нормально. — А откуда у тебя шишка? — спросил Мингю и осторожно потрогал шишку на лбу Уджи. — Это Дино меня чуть дверью не зашиб. — Давай я приложу лёд ко лбу, — предложил младший. Уджи уже было хотел сопротивляться, но, почувствовав на своём лбу мягкое касание руки Мингю, откинул все мысли о сопротивлении и сел принимать важную процедуру для лба. Он был немного удивлён, что только Мингю заметил эту шишку и предложил свою помощь. «Разве моя шишка так незаметна, что только он заметил её? А ведь меня видели до этого Хоши и Сынкван. Почему только он?» Погрузившись в свои мысли, Уджи не заметил, как начал засыпать. Но его сон был недолгим, он проснулся от шагов, раздавшихся в коридоре. — Слоны, вы можете потише? — пробормотал Мингю на них, поддерживая Уджи, спящего сидя. — Вот именно — слоны, — проговорил Джихун и открыл глаза. — Мингю, можешь уже отпустить меня, я проснулся. — Мог бы ещё поспать, если бы не эти, — сказал Мингю, указав на вошедших Диэйта и Джуна. — Да нет. Я уже выспался, да и собираться уже пора. Спасибо тебе, — поблагодарил Уджи Мингю и, захватив с собой бутерброд, приготовленный уже давно Мингю, пошёл переодеваться. По дороге к своей комнате он заходил в каждую комнату и будил всех спящих. «Мне не дали поспать — я тоже не дам». Зайдя в свою комнату, он разбудил Дино и выпихнул его из комнаты. — Но, хён, ещё пять минут, — сопротивлялся тот, но это же был Уджи. — Кыш отсюда, — прорычал Джихун и запер дверь. «Если утро такое, то каким же будет оставшийся день? Боже, убереги меня от несчастия!» Когда все собрались и вышли из своих комнат, менеджер отвёз их на тренировку танца. Там всё было относительно спокойно, кроме тех случаев, когда Джошуа или Джонхан ставили Уджи подножки, мстя за сегодняшнее утро. Но Уджи назло им не падал, а лишь говорил, что он сегодня не выспался, вот и спотыкается. Но в голове уже рисовал план мести. И хорошо, что об этом никто не догадывался, кроме Мингю. Он видел все выходки Джошуа и Джонхана и знал, что Уджи просто так это не оставит, а вывалит всю месть на своём рабочем месте, когда они будут записывать песню. Когда тренировки закончились, и все пошли переодеваться, Джихун сел на пол и, задрав штанину трико, увидел несколько синяков на своей ноге. «Гады, разве вы не знаете меня? Ждите, скоро я с вами рассчитаюсь». Посидев ещё немного, он быстро переоделся в раздевалке и пошёл с остальными к автобусу, который должен был отвести их на запись песни. В звукозаписывающей аудитории Уджи был как рыба в воде, здесь была его стихия. Войдя в неё, он сразу начал командовать: — Так, кто будет первым? — спросил он. «Кто получит первую дозу мести?» — подумал Мингю и решил, что точно не пойдёт первым. — Ну, раз никто не идёт, тогда я буду называть сам. Дино, вперёд, — скомандовал Джихун. Дино очень не хотел идти первым, он знал, что на первых всегда Уджи срывается по полной, но раз уж хён сказал, то надо было идти. К его же удивлению Уджи ругался мало, но где надо. Дино уже расслабился к концу своих слов, как вдруг случайно слишком громко прочитал рэп, что нельзя было делать, и тут на него обрушились все проклятия хёна. Дино не знал, что делать, и тут он вспомнил сегодняшнее утро и решил извиниться. — Хён, — сказал он осторожно. — Да, — выдал Уджи. — Прости меня за сегодняшнее утро, я правда не хотел. — Хорошо, давай продолжим, — сменил гнев на милость, Джихун и продолжил запись с Дино. Все остальные записывались примерно также, кто-то пел отлично, но Уджи и у них находил ошибки и заставлял перезаписывать их партию. Когда очередь дошла до Джошуа и Джонхана, тут уж Уджи не сдерживал себя и ругал их по полной, пока они не спели без одной запинки. Все были в шоке от услышанного от него, никто не мог понять, почему он так много кричит на них, ведь всё было чисто спето. — Обычно он тоже кричит на нас, но сегодня он превзошёл себя. Ребята, кто знает, какая муха его укусила? — спросил лидер, но никто не отвечал, а те, кто знал, молчали в тряпочку. Они понимали, что так Уджи мстит им за сегодняшнее утро. Когда очередь дошла до Сынквана, тот ни в какую не хотел идти, но его силой вытолкали из комнаты, и запись началась. Сначала было всё хорошо, но Уджи всё равно повышал голос, и нервы Сынквана не выдержали, и он начал всхлипывать. — Прекрати, соберись, — сказал Уджи и снова включил музыку, но он не услышал его голос, лишь всхлипывания. — Хорошо, перерыв. — Хён, — вдруг сказал Сынкван. — Можно я кое-что тебе скажу? — Говори, — сказал Уджи и повернулся в сторону Сынквана. — Хён, ты знаешь, кто ты? Ты последняя скотина, издевающаяся над своими хёнами и тонсэнами. Мне порой кажется, что это тебе приносит удовольствие. Что мы сделали тебе такого? За что ты так с нами? Раньше ты ругал нас за ошибки, но сегодня уже перебор. Ты ругаешь всех просто так. Тебе делать больше нечего? Раньше я считал тебя нормальным и понимал тебя, с сегодняшнего дня не жди от меня этого. Если тебе не нравится с нами работать — уходи. Тебя никто не держит. Уходи, хён. Уходи. Проговорил Сынкван на одном дыхании и опустился на пол. Все были в небольшом замешательстве. Никто ни когда не смел повысить голос на старшего, тем более высказать ему всякие гадости. Никто не мог пошевелиться, пока не послышались не только всхлипы Сынквана, но и… Уджи. Да, слова тонсэна задели его за живое, и он больше не мог держать всю боль в себе и тоже заплакал. — Ты прав, я уйду. Если ты так хочешь, я уйду, - всё, что смог сказать Уджи и выбежал из аудитории. Следом за ним кинулся Мингю, крикнув при этом, чтобы успокоили Сынквна. Что и кинулись делать остальные, некоторые стали ругать его, что так нельзя, а многие говорили, что давно пора уже было приструнить Уджи. В это время Мингю искал убежавшего Уджи. Он обошёл все аудитории и тренировочные залы, но его нигде не было. Тогда он решил сходить на крышу, куда часто тот любил ходить. Как и предполагалось, поднявшись на крышу, Мингю услышал громкие всхлипывания и пошёл на их звук. Он нашёл Уджи, сидевшего на полу у самого краю крыши. Подойдя к нему сзади, Мингю обнял его со спины и притянул к себе. Почувствовав знакомого человека, Уджи, положив голову на грудь Мингю, дал волю слезам и заплакал ещё сильнее. А Мингю стал тихонько покачиваться и гладить его по голове. — Хён, всё будет хорошо, — старался он его успокоить. — Сынкван это сгоряча сказал, он не хотел тебя обидеть. — Он… не обидел меня, он… сказал правду, — всхлипнул Уджи. — Это я виноват, я слишком погорячился сегодня. Но и они хороши… они испортили мне утро… — Но они же не специально. — Они всегда не специально обижают меня. Скажи, когда в последний раз хоть кто-то из них позаботился обо мне, кто сказал мне «доброе утро», или просто похвалил за мои песни и музыку? Я же о вас забочусь, для вас пишу это песни, не сплю по ночам. Я живу для вас. Ничего для себя я не делаю. Вот почему я такой. — Хён… — попытался сказать Мингю, но Уджи продолжил. — Ты видел хоть раз, что я плачу? Нет. Я научился скрывать свои чувства ради вас, чтобы вы не видели, что мне плохо, что мне неприятно. Все думают, что у такого как я не может болеть душа, а она болит. Она болит за вас, что если я не напишу эту чёртову песню, вам же будет плохо. Я всё делаю для вас, всё… А кто-то хоть раз «спасибо» сказал мне, хоть кто-нибудь? Нет. Нет… Всем, кроме тебя, наплевать на меня, всем. Только ты заботишься обо мне. Спасибо тебе. — Хён, успокойся. Может, тебе принести какое-нибудь лекарство, чтобы ты успокоился? — Не надо. Ты моё лекарство, Мингю. Я уже давно хочу тебе это сказать, но всё никак, — проговорил Уджи и сильнее прижался к Мингю. От услышанных слов Мингю был в небольшом замешательстве и не знал, как тому ответить. Но не успел он опомниться, как почувствовал, что Уджи тихо посапывает у него на руках. Мингю медленно погладил того по его розовым волосам. — Всё хорошо, хён. Всё будет хорошо. Я никому не дам тебя в обиду и всегда буду рядом. Я буду твоим лекарством, — проговорил он тихонько и поцеловал Уджи в макушку. Посидев так ещё минут десять, Мингю, взяв на руки спящего Уджи, тихонько понёс его в аудиторию, где их уже все ждали. Входя в аудиторию, не дав ни кому ничего сказать, Мингю быстро скомандовал, чтобы освободили диван, и положил на него Уджи, а ребят вывел за дверь, где начал объяснять, что и как. К концу его лекции у всех глаза были на мокром месте, все осознали свою вину и хотели попросить прощения, но Мингю не дал им, пока Джихун не проснулся. А тот был любителем поспать, поэтому проспал до самого вечера и, проснувшись, не мог понять, где он. Выйдя в коридор, он обнаружил там спящих друг на друге парней. Они тоже устали и, пока ждали Уджи, уснули прямо в коридоре. Он был в шоке и не знал, что делать. — Ну, парни, вы даёте, — прошептал он. — О, ты уже проснулся, — проговорил лежавший рядом Мингю и тут же толкнул прилёгшего на него Вону. За ним начали просыпаться и все остальные. Все парни не знали, что сказать Уджи, но Сынкван разрядил ситуацию и кинулся на Уджи с объятиями и мольбой о прошении. Что и сделали все остальные. От таких объятии у Уджи снова побежали по щёкам слёзы, но уже не горя, а радости. — Парни простите и вы меня. Я вёл себя как настоящая скотина. Простите. Но и вы не обижайте меня. — Мы не будем, ведь у тебя теперь есть защитник, — сказали все. — Кто? — Мингю. Это он прочистил нам мозги и разъяснил, что и как. — Мингю, спасибо. — Ничего. Я просто выполняю роль лекарства, — сказал Мингю и обнял Уджи. — Теперь я всегда буду тебя лечить, когда тебе плохо, и защищать, когда кто-то обидел. Неделей после. Очередная запись песни и, как всегда, на весь коридор разносится недовольный крик Уджи. Следом за ним следует другой крик: — Мингю, успокой своего ребёнка. — Ребята, разве вы до сих пор не узнали чем я его «лечу»? — Чем? Мингю подходит к Уджи, обнимает со спины и гладит по голове. — Я «лечу» его лаской и любовь. И вам бы этому научиться, тогда он не станет на вас орать, — сказал Мингю и обратился к Уджи. — Так ведь, котёнок? — Так, валерьянка ты моя.