Танцующая с тенями

Дэйгун Фарлонг часто думал о том, что дети, рожденные в гари и дыму, обманувшие саму смерть – это особенные дети. Дети, которые видят больше, чем другие. В каком-то смысле, маленькая Бекка мало чем отличалась от других детей в Западной Гавани. Серые волосы, вечно спутанные, с застрявшими в них кусочками веток и листьев. Бледная, лишенная загара кожа, белая до синевы. Светло-серые глаза и лиловые синяки под ними. Почти всегда неопрятная, в мешковатых рубашках когда-то белого цвета, иногда – даже босая. Вместе с ватагой таких же босоногих оборванцев Бекка бегала за границу деревни исследовать Топи Мертвецов, играла на берегу узкой, темной реки, притаскивала в дом грязных соседских щенков. Она всегда была… обычной. Простой ребенок, осиротевший в младенчестве. Может быть, немного более одинокий, чем другие дети. Но самый простой. Ровно до того момента, когда местные стали шептаться о том, что приемная дочь Дэйгуна разговаривает с невидимыми людьми. Сначала это был просто глупый слух, разносимый местной ребятней. Мол, видели вчера у реки, как Бекка болтает будто сама с собой, и глаза у нее закатились, точно у мертвой. Потом заговорили и взрослые. То наткнутся на танцующую девочку в топях, то увидят возле своего дома с открытым ртом и каким-то припадочным выражением лица. Бекку стали сторониться. С ней больше никто не играл, даже такие обычно верные друзья, как сиротка Эми и неловкий увалень Бивил Старлинг. Сама Бекка стала другой, и Дэйгун не мог не заметить этого. Кожа ее побледнела, лицо осунулось, от чего глаза стали казаться больше. Очень часто девочка замирала на ровном месте, уставившись в пустоту перед собой и беспомощно открыв рот, после чего, пошатываясь, пыталась сесть где-нибудь в углу. Бекка стала часто пропадать в Топях Мертвецов. Сначала на день, потом – на несколько дней. А по ночам Дэйгун слышал, как из комнаты дочери доносится приглушенный шепот, а иногда – смех. - Ты поговорил бы с ней, в конце концов, - раздраженно бросил однажды Тармас, когда Дэйгун пришел к нему за советом. Тармас был местным волшебником, а значит, наверняка мог знать о странностях Бекки больше. - С ней все в порядке. - Думаешь? Вся деревня уже видит, что с ней что-то не то происходит. Не говори мне, что тебя это не беспокоит. - Она просто ребенок. У детей свои причуды. - Я бы не назвал это причудами. – Тармас поджал губы, отвел взгляд и нахмурился, точно случайно сболтнул лишнего. – Непохоже, что это – ее очередная игра. С ней действительно что-то происходит. Разберись с этим, Фарлонг. Крестьян твоя дочь начинает пугать. Дэйгуну было не впервой мириться с причудами крестьян. Они были простые люди, и страхи у них были простыми. Что скот помрет, или зерно не взойдет на этой трижды проклятой болотной земле, или что снова племена людей-ящеров пойдут в атаку. Но это был страх. А к Бекке, Дэйгун чувствовал, относились не просто со страхом. Это было очень глубокое, сильное отвращение напополам с ужасом от того, что крестьяне не понимали девочку. Дэйгун же какое-то время считал, что все это – просто глупая детская причуда, богатое воображение, в конце концов. Часто говорят, что сироты очень впечатлительны и уязвимы по своей натуре. Дэйгун верил в это. Ровно до того момента, когда Бекка начала пугать и его. В тот день Дэйгун возвращался с охоты. Солнце уже клонилось к горизонту. В Топях сумерки наступают мгновенно – еще секунду назад слабые лучи солнца освещали бесконечное разветвление топких тропинок, а через одно биение сердца – Топи накрывали обманчивые, серые сумерки, быстро сменяющиеся влажной, душной темнотой. Следопыт шел, уверенно перепрыгивая на твердые участки земли, когда услышал пение. Голос был знакомым, и звучал совсем рядом. За поворотом тропинки земля стала твердой и безопасной, а впереди туманными тенями обозначились полузатопленные круглые башни старых руин. Останки старого города. Руины, принадлежавшие некогда великой и процветающей империи Иллефарн – империи, воздвигнутой союзом трех рас. Люди, эльфы и дворфы. Старые камни, старые истории. Напротив этих руин Дэйгун и заметил свою дочь. Девочка стояла спиной к нему, раскинув руки в стороны. Она чуть раскачивалась и громко пела. Слова были незнакомыми, мотив – тоже. В деревне таких песен не знали. Дэйгун бесшумно подошел ближе. Он был готов поклясться, что под его ногой не зашуршал ни один сухой лист, не сломалась ни одна веточка, однако Бекка вдруг замолчала и слегка повернула голову к правому плечу. - Отец, - как-то безучастно произнесла она. - Дочь. Девочка даже не обернулась. Одежда ее вся была вымазана в болотной грязи, в грязи были так же и серые, точно седые, волосы. - Мы слышали, как ты идешь к нам, - вдруг сказала Бекка. - У них хороший слух, – Дэйгун выдержал короткую паузу. – Не хочешь сказать мне, кто это – они? - … Они стоят за твоей спиной. Дэйгун обернулся, но никого не увидел. Лишь ветви низких, перекореженных старых ив лениво раскачивались на легком ветру, приносившим с собой запах гнили и стоячей воды. Никаких посторонних звуков – тоже. Просто обычный приглушенный шум Топей. Бесконечный писк насекомых, хор лягушек и жаб, плеск воды. - Там никого нет, дочь. Бекка равнодушно пожала плечами. - Они есть. Они всегда здесь. - Здесь никого нет, дочь. Хватит играть в эти игры. Нам пора домой. После заката здесь опасно. Бекка повернулась к нему лицом. Тяжелые, влажные пряди серых волос скользнули по щекам. - Я еще побуду здесь, отец. Для меня здесь безопасно. Они охраняют меня. Дэйгун молча посмотрел ей в глаза с неприкрытой усталостью. Он действительно невыносимо устал. От крестьян с их бесконечными суевериями и страхами. От своего бессилия попытаться наладить с этими крестьянами хоть мало-мальски нормальное общение. Нельзя сказать, что у него не получалось. Крестьяне ценили его как великолепного следопыта и главного охотника, но в остальное время держались в стороне. Он был эльфом, следовательно – он был чужим. Таким же чужим, каким до сих пор оставался волшебник Тармас. Таким же чужим, какой сейчас была для них Бекка. - Хватит, Бекка. Хватит этих глупостей. Ты не маленький ребенок, чтобы верить в вымышленных друзей. - Они не вымышленные, - покачала головой девочка. Она нахмурилась. На щеках ее вспыхнул лихорадочный румянец – как и всегда, когда Бекка злилась. – Они настоящие. Я их вижу. - Кого? Кого именно ты видишь? Бекка нахмурилась. Взгляд ее стал задумчивым. - Разных. В смысле – они все разные. Иногда вижу людей, которые умерли здесь. Они часто плачут в глубине болота. Иногда вижу эльфов. Они поют грустные песни. В руинах их больше всего. Они все время бормочут про войну. Некоторые играют в загадки. Загадки на числа. Один – это жизнь, два – это один. Три – вести, четыре – следовать. Пять – это природа, шесть – Плетение. Семь – это Тень. Восемь – это ты, девять – это я. Голос девочки на миг сорвался и перешел в едва слышное бормотание. Она запустила руки в волосы и потрясла головой. Дэйгун же снова глубоко вздохнул и выдохнул. - Хватит, Бекка. Мы идем домой. Бекка подняла на него взгляд. Дэйгун невольно отметил, насколько большими стали ее зрачки. Кровь отхлынула от ее лица, рот приоткрылся не то в улыбке, не то в оскале. - Ты не веришь мне? Думаешь, я все выдумала? Дэйгун на миг прикрыл глаза, впервые в жизни попросив Миеллики даровать ему терпение. - Я сказал – хватит. Девочка резко сощурилась и перевела взгляд куда-то поверх плеча следопыта. На Топи опускались густые сумерки. - Как она умерла, Дэйгун? – едва слышно спросила Бекка. - Что? - Как она умерла? Та женщина? – девочка медленно моргнула. – Золотые волосы, синие глаза. Шайла. Дэйгун выпрямился. «Глупости. Кто-то из крестьян рассказал ей про ту ночь, когда Шайла погибла. Шайла. И Эсмерэль. Иначе она не могла узнать». - Идем домой, Бекка. - Она сгорела, разве нет? Сгорела, когда вытаскивала меня из дома. Не до конца сгорела – она еще была жива, когда ты нашел ее. Ты пытался ее спасти. Стало холодно, хотя в Топях всегда царила теплая духота. Дэйгун молчал, не в силах отвести глаз от дочери. Она снова принялась раскачиваться из стороны в сторону, глаза ее будто поблескивали в сумерках. - Она была еще жива, - продолжила бормотать Бекка. – Она говорила с тобой. Сказала: «не уходи, мне так страшно умирать одной». Капля ледяного пота медленно скользнула между лопаток Дэйгуна. Он поймал себя на том, что с силой сжимал свой охотничий нож на поясе. А Бекка все сильнее раскачивалась, потом резко остановилась, тряхнула волосами и покружилась на месте. На губах ее блуждала какая-то чужая улыбка. Этого никто не мог рассказать ей. Никто не знал. Однако Бекка откуда-то знала. Знала и улыбалась, иногда задерживая взгляд то там, то здесь, словно переглядывалась с кем-то, кого Дэйгун не мог видеть. И следопыту впервые с того дня, как он потерял жену, стало по-настоящему страшно. - Ты все еще не веришь мне, отец? – тихо спросила Бекка. Тени сгущались, вытягивая последний серый свет из воздуха. Дэйгун сделал пару шагов назад, точно дистанция могла помочь ему… в чем-то. Вернуть себе хоть часть самообладания. Сбросить с плеч этот липкий страх, что почти осязаемым полотном окутал его. - Откуда ты все это узнала? - Она сама сказала мне. Эта женщина, Шайла – она всегда за твоей спиной. Она ведь обещала тебе однажды, помнишь? Она всегда за твоей спиной. Всегда. Глядя на бледное лицо своей приемной дочери, Дэйгун понял, что она действительно пугает его. А Дэйгуна в жизни пугало мало вещей. Бекка – пугала. Тем, что Дэйгун не мог увидеть, с чем столкнулся, и не мог ничего сделать с этим. Только смотреть. И слушать. Девочку, которая разговаривает с душами, что застряли в этой мертвой земле. Девочку, что подошла ближе и взяла следопыта за руку, крепко сжала тонкими пальцами. Непривычное касание – в их маленькой семье не прижилась потребность в физическом контакте друг с другом. Никаких объятий, никаких касаний, даже мимолетных. - Я напугала тебя, отец? Дэйгун покачал головой, глядя сверху вниз на ее осунувшееся, бледное лицо с резкими, острыми чертами. Ладонь ее была холодной. - Нет, дочь. – Помедлив, следопыт опустился на корточки так, чтобы его лицо было вровень с лицом Бекки. Он немного помолчал, осторожно выбирая слова, чтобы не обидеть девочку. – Но я хочу попросить тебя об одолжении. Ты сможешь сделать то, о чем я тебя попрошу? Бекка нахмурилась. Странные, бледно-серые глаза смотрели пристально и внимательно. Девочка быстро кивнула. - Я верю в то, что ты видишь, дочь. Не понимаю, но верю. Однако я не могу сказать того же об остальных жителях Гавани. Тебе следует быть осторожной. Не нужно говорить с… с ними в присутствии других людей. Ты понимаешь, почему? Бекка поджала губы и снова кивнула, дав понять, что понимает. Затем снова посмотрела куда-то в сторону, чуть прикрыла глаза, точно прислушивалась к чему-то, одному ей понятному. И Дэйгун мог поклясться, что увидел, как длинные волосы, что спадали ей на плечи, шевельнулись, точно кто-то невидимый провел по ним рукой. - Мы обещаем, - сказала она наконец. Она отняла руку и отвернулась от следопыта. На краткий миг, на одно биение сердца – Дэйгун увидел, как чуть впереди колыхнулась и исчезла во мраке длинная тень. - Ты иди, отец, - сказала девочка негромко. – Я еще побуду здесь. Дэйгун не стал возражать. Он отправился назад, с небывалым трудом сдерживая шаг, подавляя желание побежать прочь. А Бекка осталась за его спиной – маленькая фигурка в серой темноте с распростертыми руками и запрокинутой головой. Когда девочка скрылась из глаз, Дэйгуну показалось, что он снова слышит ее пение. Но в этот раз чей-то голос пел вместе с ней.