Новогодняя сказка.

— Заткнись, мразь! И снова удар со всей силы. Щека загорелась, челюсть заныла. И не прошла еще голова от тупого удара чем-то тяжелым по голове. Чувствуется, как течет кровь через пульсирующую рану недалеко от затылка и медленно скатывается к шее. Руки дрожат то ли от холода, то ли от боли, то ли от страха. Ноги связаны канатной веревкой, и связаны достаточно крепко. Нет сомнений, что ударивший — сильный человек. И умный. Глупый не стал бы красть ее со спецзадания. Глупый не стал бы избивать чуть ли не до смерти, а потом в последний момент бить по щекам, чтобы пришла в сознание. Глупый не стал бы увозить так далеко, что никто и никогда не смог бы ее найти. Даже ее гениальные коллеги не смогут ее обнаружить. Потому что вынули и раздавили «жучки», уничтожили телефон. И теперь — она снова одна. Одна на один со своим главным страхом. Со страхом из студенческой жизни. Она никогда не забудет эти серые страшные глаза, смотрящие на нее одновременно и с холодом, и с животной страстью, животным желанием подчинить себе. Не забудет, как кинули ее на кровать, как ненужную старую тряпку. Как воспользовались и сделали ее той самой тряпкой, разорванной на части. И не сшить и не склеить ее, не скрепить те раны на сердце. И не уничтожить страшных воспоминаний. И в каждом деле, раз за разом вспоминала она тот самый ужасный день. Серый будничный день с потерянной честью, разорванной юбкой и душой. И сколько раз она пыталась забыть, сколько раз пыталась представить, что было сие вовсе не с ней, что это на деле — лишь ее сон, лишь ее страшное воображение, вызванное очередной лекцией в Школе МВД. Но она понимала — реальность все это, страшная реальность, случившаяся с ней. Сойти с ума — казалось, было решением, но вовсе не исправлением и не жизнью. Она выбрала другой путь. Загнать все внутрь себя и делать вид, что все отлично. Только каждое похожее дело вновь проживала внутри себя, воспоминания просыпались и с рекордной скоростью оживали в сознании, заставляя реанимироваться уставшую душу, заставляя плакать, понимать и принимать. И казалось тогда ей, что вовсе не раз с ней такое случилось, а вновь происходит, раз за разом, постоянно. Она научилась жить, после того, как растоптали и вогнали в грязь. Научилась радоваться, научилась улыбаться. И вертеть парнями, как только хочется. Возможно, это и было ее успокоением. Только вот одним вертеть не смогла. Слишком он искренний. Слишком добрый. Слишком влюбленный. И такой близкий и родной. С вечно растрепанными волосами, бегающий туда-сюда гений с большими добрыми глазами и искренней улыбкой. Единственный, кому она научилась верить после всего. И не было сомнений в его чистоте, в его искренности. Даже после того, что произошло с ними на спецзадании в клубе. Даже это с его стороны было искренним и настоящим. И не только доброта была в этом. Но и любовь, которая не нуждается в объяснении. Она понимала одно: он догадывается. Он понимал. И эта его фраза «Поговорим?», когда он отнял у нее сигарету, все объяснила. Он все осознал, но предпочитал молчать, чтобы не будить страшные воспоминания. А сейчас воспоминания сами проснулись. И слишком реалистично. Глаза серые и ужасные, и запах кошмара, пробудившегося сквозь череду лет. Снова удары. Снова боль. Снова быстрое биение сердца. Слезы текут по щекам, смешиваясь с кровью из раны из брови. Солено-странный вкус крови. Крови и ужаса. Крови и боли. Крови и страха. Крови… и крови. Раз за разом, ничего не заканчивается. Все повторяется. Все повторяется.