Долг истый

Ночь выдалась наредкость ясная и чистая. Небосвод освещал Архипелаг мириадами звезд, и Млечный Путь, непоколебимый и величественный, окутывал острова своим звездным шлейфом. Ни единого звука не было слышно на долгие, и долгие мили вокруг, лишь шелест волн, да тучное дыхание дремлющего дракона иногда врезались в оглушающую тишину. В такие ночи Рему не хотелось смыкать глаза ни на единую секунду. Жадно наблюдать за темным небом и светлячками-звездами, такими далекими и очаровывающими своей красотой, и слушать ровный голос отца, с которым слишком редко удавалось провести время, и который до боли часто пропадал в сумятице бесконечных дел. Порой, кажется, более важных, чем собственная семья. Рем никогда не высказывал это отцу в лицо, вернее не успевал. Стоило матери услышать о таких нелепых обвинениях, тут же мальчишка схватывал неслабый подзатыльник и долгие, поучительные нотации о том, что если в ком-то и пылает ярким огнем эгоизм, так это только в нем, Реме. Да и, действительно, как можно было злиться на отца? За его самоотверженную службу народу и верность делу? За вечную жизнерадостность, не смотря ни на какие трудности? За драгоценные мгновения, которые он не забывал уделить собственной семье, и которых ему не хватало ни чуть не меньше, чем сыну? Он был лишь узником обстоятельств, и ни его вина была в том, что долг разделяет его с родными. "Твой отец - великий человек" - сколько раз Рем слышал эти слова. Кажется любой житель деревни считал своим долгом напоминать ему об этом. Но от таких ободрений не становилось легче. Неужели великим людям не положено проводить более великого времени с семьей, думал Рем. И обида его медленно переходила с отца на его долг и трепет перед народом. Мальчишка был слишком юн, чтобы понять то, о чем слышал от каждого преданного своему племени викинга. В нем была лишь дикая ревность, как шторм бушевавшая где-то в груди и комом стоящая в горле. Отец слишком часто уходил, слишком редко возвращался в срок и ни разу, не смотря на все просьбы и уговоры, не брал с собой Рема. Его тяжелая рука хлопала мальчика по костлявому плечу, глаза мерцали смиренностью перед предстоящим делом, и силуэт его стремительно растворялся либо на спине черного дракона, где-то высоко в облаках, либо в туманах, съедавших удаляющийся от родного острова драккар. А Рему хотелось лишь рвать и метать, проклинать тех высоких, бородатых викингов, которые из раза в раз с серьезными минами на лицах входили в Медовый Зал, чтобы упорно что-то доказывать отцу, спорить и забрать его у него. "Верните мне моего папу! Верните!" - хотелось рыдать и кричать в туманную даль, но ведь викинги не плачут. Они только уходят, а если вдруг остаются, то все свободное время думают о том, как уйти. - О чем ты задумался? - отцовский голос стрелой рассек мысли Рема. Слишком редко им удавалось остаться наедине, чтобы мальчик успел привыкнуть к тому, что слова до боли знакомого голоса могут быть обращены именно к нему. Вождь с теплым любопытством разглядывал сына. Рем чувствовал взгляд его зеленых глаз на себе, настороженный и вот же время по-отечески внимательный. Мог ли этот взгляд читать мысли? Все чаще Рему казалось, что да. По крайней мере это бы лишило мальчика неловких объяснений и тихих обид. - Ты опять уезжаешь, - Рем по-детски надул губы и насупился. Ему хотелось выглядеть как можно серьезней. Что ж, для ребенка у него это получалось слишком хорошо. Вождь нахмурился вслед за мальчиком, и лишь постороннему наблюдателю могло быть понятно, насколько сильно в этот момент сын был похож на отца. Они смотрели друг на друга, одинаково проницательно и сосредоточенно, подобно двум отражениям одного и того же человека, и ни единый звук не мог нарушить сейчас их безмолвного диалога. - С чего ты взял? - наконец, спросил отец. Укор лазурных глаз ни на секунду не оставлял его. Этот взгляд он видел слишком часто и еще задолго до рождения Рема, - Я ведь не говорил тебе ничего. - Но ты ведь уезжаешь. Опять. Вождь усмехнулся настойчивости Рема. Тот был слишком уверен в собственной правоте, и даже рев свирепого Фенрира сейчас не смог бы сбить его с толку. Слишком догадлив. Слишком напорист для своих лет. - Не потому что я хочу. Проблемы не решать себя сами, Рем, и как бы мне не хотелось, - он положил руку на плечо мальчика, - как бы вам не хотелось, я не могу остаться. Вождь должен служить своему народу, понимаешь? Защищать его, отвечать за него. - Если это значит забывать про родных, то я никогда не стану вождем. Отец засмеялся, тепло и звонко, а рука его прошлась по рыжим волосам мальчика. Рем не не любил, когда его слова сводили в шутку, как будто слова эти становились несерьезными и нелепыми только потому, что вылетали из уст ребенка. Отец смеялся часто, но не только над его словами и, Рему казалось, не потому, что ему было, действительно, смешно. - А кто, малыш, кто если не ты? Племя не справиться без такой светлой головы. - Рагни смог бы. Ты мог бы обучать этому его. - Какой же ответственностью ты наделяешь маленького Рагни, - улыбка не сходила с лица вождя и он оживленно продолжал. - Боюсь твой брат слишком мал, чтобы понять всю важность такого благородного жеста. Рем промолчал и лишь поднял голову вверх к ночному небу. Как часто он вглядывался в звезды, думая, что может быть именно в этот момент смотрит с отцом на одни и те же созвездия, что именно сейчас вождь сравнивает лик ночного неба с своими картами и выравнивает курс, чтобы идти точно к назначенному порту. Словно прочитав мысли сына, а может просто проследив за его взглядом, вождь приподнялся с насиженного места и, мгновение обводя небо пристальным взглядом, сказал: - Вон та звезда. Видишь? - Та голубая? - Рем указал пальцем. - Именно. Драккар будет держаться её света. Потом мы сменим курс, пойдем на север. А когда достигнем нужного пролива, до порта рукой подать будет, - вождь замолчал. Взгляд его упал к земле, словно пытаясь найти в песчинках те слова, которые отыскать в звездах не получилось. Рем не обратил на этого внимания, все еще обдумывая курс корабля. Он любопытно бегал глазами по небу, а когда отец, наконец снова начал говорить, резко обернулся к нему. Тон вождя был слишком знаком мальчику. - Знаешь, ведь на этот раз мы надолго уплываем. Действительно надолго, малыш. Рем невольно вздрогнул. Смысл сказанного не сразу дошел до него, но неуверенный, тихий голос отца, его виноватая улыбка заставили сердце сжаться. Вождь отсутствовал в родной деревне часто и порой не одну неделю, к этому мальчик успел привыкнуть слишком давно, а потому все обещания отца вернуться как можно быстрее, его огнем пылающие глаза, уверяющие в том, что на этот раз он прибудет раньше срока, не придавали мальчику большой уверенности. Теперь же, когда отец не смел посмотреть ему в глаза, когда он нервно перебирал в руках свои карты и старался как можно дольше не отводить взгляда от ночного неба, Рем понимал, что на этот раз долг перед народом разлучит вождя с семьей на бесконечно долгий срок. И что хуже всего, долг этот превыше всего. Откуда же, откуда в нем столько самоотверженности, трепета перед народам? Мальчик не мог понять и лишь в недоумении мотал головой. Почему все эти дела, какими бы важными они ни были, стояли превыше долга перед близкими? Ему казалось, что не было на их земле такого вождя, который бы отдавал столько усилий во благо родины, но не семьи. Забывался в работе и с головой уходил в бесконечные дела. Нет,нет, думал Рем, никогда он не станет вождем, никогда не возьмет на свои плечи столь тяжелый и бесполезный груз. Он убежит, переложит бремя на младшего брата, сделает все, чтобы остаться действительно свободным. - Есть вещи, которые нельзя просто взять и бросить, - наконец, произнес вождь, не то видя в лазах сына немой вопрос, не то услышав вопрос этот в его бормотании. - Дела, которых не избежать, от которых не спрятаться, понимаешь? Рано или поздно судьба настигнет тебя, от этого никуда не деться. Но, знаешь, я не хочу, чтобы ты всю жизнь считал, будто это какое-то... проклятье. Что ты занимаешься не тем, чем тебе хотелось бы и чем ты, действительно должен заниматься в этой жизни. В смысле... не думай, что судьба постоянно смеется над тобой, Рем, что заставляет принимать те решения, которых ты бы никогда не выбрал сам. Все наши действия происходят только по нашей воле, только потому, что так решили мы. Мы. Ты. Я. И никто другой, понимаешь? И я хочу, чтобы ты понял, я не отказываюсь от семьи, не забываю про вас, потому что дела для меня и важнее, и интересней. Нет, это далеко не так. Но дела эти сами себя не решат. Я не... - Сколько тебя не будет? - Рем привстал с места. Ему не хотелось больше слушать всех этих пламенных речей. Ком подходил к горлу, а на глаза наворачивались слезы. Он отвернулся от отца в надежде, что тот не заметит, но голос мальчика предательски дрожал, а вождь слишком хорошо знал сына. - Несколько месяцев, это уж точно. Придется хорошенько постараться, чтобы успеть вернуться к Сногглтогу. - Я слышал, как мама говорила о каких-то войнах между племенами, на юге. Что кто-то напал на них, - Рем провел по щеке ладонью, вытирая слезы. - Ты ведь туда плывешь, да? Я знаю, что да. А вдруг это что-то очень серьезное? Может ты не вернешься до конца лета. Может вообще не вернешься! Рем схватил горстку камней и с яростью швырнул их куда-то в море. От его отчаянного крика проснулся дремавший дракон. Черный ящер нервно вздрогнул, озираясь по сторонам. Его зеленые глаза бегали по местности, останавливались то на кромке моря, то на медленно угасающем огне, то на хозяине с его шумным детенышем. Когда вождь резко вскочил с земли и обоими руками обхватил мальчишку, дракон нервно фыркнул, но остался на месте, продолжая тихо наблюдать за людьми. А между тем отец крепко прижал Рема к груди, руки его сжали хрупкие, дрожащие от бесшумного плача плечи мальчишки, и сам вождь на какое-то мгновение замер. - Конечно же я вернусь! Вернусь, иначе и быть не может! - Откуда тебе знать? - сквозь зубы прошептал Рем. Слезы прекратили струиться по щекам, но где-то в груди остался неприятный, тяжелый осадок от ложной уверенности отца. Но затем вождь отстранился от мальчика. Руки его все еще лежали на плеча Рема, а взгляд, казалось, смотрел прямиком в душу. Отец глубоко вздохнул, выпустил из легких морозный воздух и, наконец, твердым, решительным голосом сказал: - Я знаю, потому что знаешь ты. Я вернусь. - Обещай, - голос мальчика больше не дрожал. - Обещаю. Но вождь не вернулся ни к Сноглтоггу, ни к первым дням лета, ни ровно через год. Единственной весточкой, соединившей его с родным островом было помятое, пожелтевшее письмо, которое оказалось на столе дома Хэддоков одним серым, осенним днем. Его принес в своих лапах маленький, истощавший дракон, и тут же Рем с жадностью схватил конверт. Буквы на пергаменте были написаны на скорую руку, неаккуратны и размыты из-за морских брызг и дождя, но Рему было достаточно знать того, что отец его жив, и что непременно корабль его когда-нибудь коснется родных берегов.