Я не Моника.

Безумно разъяренная и, в буквальном смысле, взбесившаяся Сэмми гналась за убегающим Милковичем, неразборчиво направив на него дуло пистолета, на удивление, не спеша с выстрелами. Кричала, вопила во все горло, что «ему пиздец», что она «убьет его нахуй» и надрывала глотку, пуская прочие нещадные угрозы. Абсолютно разбитый, расстроенный Йен проследовал на задний двор своего дома. Завернув за угол, он неумышленно наткнулся на Фиону и Веронику, они что-то увлеченно и пылко обсуждали, однако потом Фи, оглянувшись и заметив брата, потерянного и огорченного, стартовала забрасывать его различными вопросами: — Йен…Что случилось? Я только что видела Микки, за ним с пушкой бежала эта шиза, Сэмми. Что у них.., — не успела Фи договорить, как издалека они услышали два оглушающих выстрела, и почти вслед за этим, мимо дома Галлагеров промчалась полицейская машина, пронзительно гудя мерзкой сиреной. Глаза Йена на миг приобрели выражение испуга и обеспокоенности. — Фиона, я…Как бы ты себя чувствовала, если бы тебе пришлось лишиться самого дорогого, что у тебя есть? — задался риторическим вопросом рыжий, глядя на сестру прежним, пустым взглядом. — Господи, ты думаешь, что Сэмми..? Нет, Йен, это невозможно. Ты прекрасно знаешь Микки, вот кто-кто, а он может постоять за собственную жизнь. Откинь эти хреновые мысли. — Я не об этом, — промолвил Йен, неотрывно приглядываясь в то место, куда умчалась машина, — Мы расстались. Девушка ошарашенно взглянула сначала на брата, а потом на Веронику, прилагая максимум усилий в то, чтобы поверить в услышанное. И это после того, через что они вместе прошли? — Йен, постой! — старшая сестра окликнула рыжего, когда тот уже открыл входную дверь, определенно намереваясь уединиться, — Почему? Галлагер немного заторможено повернулся к сестре, нервно сглотнул досадный комок тягостных, неприятных ему ощущений и, оставив сестру без ответа, вошел в дом. Не торопясь, он прошел в комнату и, словно физически раненый, бессильно упал на кровать и отвернулся к стене. Думать о чем-либо совершенно не хотелось. Потянувшись к тумбочке, он схватил наушники, решая погрузиться в заоблачный мир музыки, полагая, что она смогла бы его спасти и помочь забыть все, как самый страшный сон… *I was alone, Falling free, / Я был один, свободно падая, Trying my best not to forget, / Изо всех сил стараясь не забыть, What happened to us, / Что же случилось с нами, What happened to me, / Что же случилось со мной, What happened as I let it slip. / Что же случилось, когда я допустил эту ошибку. …но музыка лишь напомнила о том, как убийственно он поступил. I was confused by the powers that be, / Я был сбит с толку, тем, кто был сильнее, Forgetting names and faces. / Забывая имена и лица, Passersby were looking at me / А проходившие мимо смотрели, As if they could erase it.  / Будто могли что-то изменить. Baby did you forget to take your meds? / Малыш, ты что, забыл принять свои таблетки? Baby did you forget to take your meds? / Малыш, ты что, забыл принять свои таблетки? Ебучие таблетки, которые составляли такую непомерную важность для всего окружения. Галлагер не понимал, или, вероятнее, не хотел понимать, для чего все пытались заставить его их пить. Ну он же не Моника. I was alone, / Я был один, Staring over the ledge, / Смотрел сквозь границы, Trying my best not to forget / Изо всех сил стараясь не забыть, All manner of joy / Способность радоваться, All manner of glee / Способность веселиться. And our one heroic pledge / И наш единственную героическую клятву. How it mattered to us, / Как она была важна для нас, How it mattered to me, / Как она была важна для меня, And the consequences… / И ее последствия… — Йен! — в который раз воскликнула Фиона, она изначально не заметила злополучные наушники, а значит была не в силах докричаться до парня, — Боже, наушники, конечно! Девушка стремительно подошла к Йену, опечалено вздохнула и с неожиданной, щепетильной и трепетной нежностью аккуратно коснулась его руки. Тот инстинктивно вздрогнул, машинально и быстро выдергивая наушники из ушей. Галлагер принял сидячее положение, уперся спиной о стену и только тогда украдкой посмотрел на сестру. — Извини. Фиона непроизвольно кивнула и забралась на кровать рядом с ним, села, подобрав под себя ноги и положив голову на плечо брату. — Ты как? — неожиданно задался вопросом Йен, разрывая проникновенное, невозмутимое молчание. Практически никак. Расстроена, подавлена. Все эти невообразимо чудовищные события последнего года моментально свалились на ее хрупкие плечи, силясь сломать и уничтожить, однако девушка держалась молодцом, с трудом, через «не могу», но держалась. Происшествия с наркотиками, злополучная тюрьма, новая работа, недо-восстановление старых отношений с Джимми, его окончательный уход, мерзкие воспоминания, регулярно всплывавшие в памяти, бестолковое решение выйти замуж, неоднократные проявления биполярки Йена, и только сейчас появившееся волнение за него и Милковича, нелепые выверты Карла, причуды «взрослой» Дэбби. Карие глаза были крайне опечалены, наполнены пронзительной грустью и томлением. — По мне не видно? — понуро ответила она, уныло и неутешительно усмехнувшись, — Расскажи-ка лучше о том, что произошло у тебя. Чувства полного, досадного замешательство прошлось по Йену, ударяя по самому больному и «воспаленному» месту. — Я тебе, кажется, уже говорил, — с каплей отдаленного равнодушия дал ответ парень. Безразличный, хладнокровный. — Нет, Йен. «Мы расстались».., — от знакомой фразы его сознание пронзило сумрачной смущенностью, — это не ответ. Расскажи мне. Возможно, я смогу тебе помочь. — Фиона, ты понимаешь, насколько смешно будет слышать от тебя советы про отношения? — Хм…Ну, зато честно, — невольно согласилась девушка, расслабленно, но отнюдь не весело улыбнувшись. Зато честно… Последующая четверть часа прошла в совершенной и ни кем не нарушаемой тишине. — Вы все хотите, чтобы я пил таблетки. Не понимаете, что они не нужны. Я не болен, — вполголоса проговорил Галлагер и подавил незаметно мелькнувшие слезы, — А еще я ненавижу лекарства, Фиона. — Послушай.., — произнесла девушка, подав хоть какую-то мизерную часть надежды на то, чтобы просто уговорить Йена на принятие таблетки, даже если, по всей вероятности, не выйдет его переубедить, — Тебе с ними будет лучше. Помнишь, что было с Моникой? — Я не Моника. Я — не наша мать. Разве я забирал Дэбби, Карла, покупал им ненужную гору игрушек суммой, на которую мы могли бы прожить целую зиму? Потом приходил домой и устраивал генеральную уборку, двигал мебель, черт знает куда и зачем? На День благодарения это я себе вены перерезал на глазах у собственной семьи? — беспроигрышные, по мнению Йена, аргументы не в пользу сестры мигом обнаруживались в его неясной голове. — Да, этого ты не делал, — Фиона малость повысила голос, не сдерживаясь, — Не забирал, не устраивал уборки, не резал вены…Зато ты приходил домой в два или три ночи, а через пару часов решал устроить пробежку. Такого ведь отродясь не было. Йен, а потом ты безжизненно лежал на кровати у Милковичей, не соглашался ни на что, даже на тот же излюбленный бег. Ты тогда с головой закутался в одеяло и полностью отвернулся, отстранился от всего мира. Ничего не напоминает? Не находишь сходства? — Фиона, это же другое.., — вяло парировал рыжий, упираясь ее убеждениям. — В конце концов, ты украл ребенка, — увлеченно продолжила девушка, ненамеренно задевая уязвимую точку Галлагера, — Просто взял и, блять, похитил его. Уехал хуй знает куда, нихрена никому не сказав. А что потом было? Этого вполне достаточно. — Я не похищал Евгения. Лишь хотел немного с ним погулять. — Ладно, а сейчас? Микки? Сначала говоришь, что ты не наша мать, а потом делаешь больно тому, кто тебя любит. Да нет уж, как раз, а-ля Моника. — Я элементарно не хочу, чтобы он был сиделкой, не собираюсь сваливать на него мои проблемы, срывы, шизо-приступы и прочее дерьмо. А еще я не хочу, чтобы Микки переполняла боль, когда он будет наблюдать и следить за мной, за приемом ебанных таблеток. Он заслуживает большего. — Ты не хочешь, чтобы ему было больно, да? И ты не понимаешь, что именно сейчас сделал ему больно? Он тебя любит, Йен. Это видно. Этот Милкович, настоящий южанин, который может разговаривать на адекватные темы, параллельно кого-то избивая, тебя любит. Он, глазом не моргнет, прихлопнет того, кто на него не так посмотрит. Ты сам знаешь его уж получше всех нас. Вообще, мне казалось, что он не способен любить кого-то, но я, блин, глубоко ошибалась. Йен безропотно помалкивал, затаив дыхание, слушая и внимая хлесткую речь сестры. Здравый рассудок принялся медленно оживляться, беспокойные мысли не находили себе места. Некий кипиш. — Допустим, по твоим словам, он заслуживает чего-то иного, но именно ТЫ — это то, что нужно Микки. Прими правильно решение, Йен. И помни, что та боль, которую причиняет любимый человек, самая мучительная. Фиона поднялась с кровати и направилась к двери, но затем обернулась и сообщила: — Скоро смена в кафе. Мне нужно идти. Примерно через час придет Дэббс, она даст тебе таблетки. Даст, а пить или нет — решение твое, — кинув последний, выразительный и многозначащий взгляд на парня, девушка удалилась. Мутное непонимание крошечными рывками отчаянно сменялось на серьезное и основательное переосмысливание сложившейся ситуации. «Блять, мне надо найти Микки.» — абсолютно верная, правильная мысль, пришедшая к Йену спустя некоторое время, была почти сразу же исполнена.