Кто-то посчитает, что я бездушная и циничная стерва, но оплакивать единожды виденную мной в далёком детстве жадную и довольно уродливую четвероюродную бабушку никак не получалось.
А вот радоваться наследству — очень даже.
Съёмные квартиры, чокнутые домовладелицы с идиотскими требованиями — теперь всё в прошлом. Тётушка Хепзиба скончалась на мою удачу.
Получив урну с прахом и ключ от дома, я помчалась осматривать наследство.
Н-ну, обстановка не в моём вкусе. Фестончики, рюшки-подушечки… Мягкая мебель аляповатой расцветки… Но всё это исправимо, главное, что теперь у меня свой дом. И очень даже неплохой, надо заметить. Даже и с рюшками неплохой, тем более что на переделку сейчас нет денег всё равно.
Решив совместить поминки и новоселье, я открыла бутылку вина и разместилась в гостиной. Урну я поставила по правую руку от себя и периодически с ней чокалась, искренне желая тётушке хорошего посмертия.
Иногда было даже немного жаль бедняжку. Наверное, из солидарности. Я тоже одинока. И у нее не было ни детей, ни мужа, ни родных братьев или сестер. Четвероюродная внучатая племянница - самое близкое родство. Наверное, никто не шел за гробом, кроме нанятых плакальщиц. С другой стороны, убедительно изображать скорбь у меня не получилось, даже если бы меня известили о похоронах.
Странно, но по дому как будто ураган прошёл: все вещи перевёрнуты, а в одной комнате уронили даже шкафы. Другие наследнички торопились своё имущество, что ли, побыстрее прибрать к рукам?
Как бы то ни было, гостиная оказалась целее всего.
Одно плохо — электричества во всём доме не было.
Значит, первый мой гость — электрик.
Сейчас же я зажгла свечи в подсвечниках, расставленных по всей комнате.
Бутылка почти опустела, и я начала клевать носом. Сквозь сон слышалось надоедливое хныканье то тише, то громче, а разбудило меня совершенно явное прикосновение. Можно было бы списать всё на расшалившиеся нервы или на сквозняк, если бы не одна вещь: кто-то укрыл меня пледом. И плед был не мой, а вполне в хозяйском стиле — малиновый, с белыми рюшами. Стало как-то не по себе. Электрик и священник в одночасье оказались самыми важными людьми в моей жизни. Невыносимо захотелось выбраться из дома.
Поеду к подруге Прю. Она тут совсем рядом живёт. Буду умолять, чтобы пустила хоть в коридоре на коврике переночевать!
Но… для того чтобы покинуть дом, нужно выйти в тёмный и страшный коридор. Мурашки побежали по коже, ноги сделались ватными, я укуталась в плед, допила остатки вина и всё-таки уснула.
Утром все страхи показались глупостью. Видимо, ветер в трубах издавал странные звуки. А плед лежал на спинке дивана, а я сама укрылась им машинально, засыпая. Или он сполз, когда я неудачно повернулась, и разбудил прикосновением. Да мало ли как могло быть.
Прежде чем бежать за электриком и священником (так, на всякий случай), я назло ночным страхам отправилась умываться и завтракать. А осматривать дом буду вместе с падре.
Плита была допотопная, но разжечь её удалось. И, поставив кипятиться тяжеленный чайник, я решила поискать заварку и, возможно, овсянку. Не могли же рьяные наследники вытащить из дома даже крупу. Хотя… овсяное печенье в вазочке, кажется, кто-то грыз. «Спишем на мышей», — трусливо решила я, вываливая печево в мусорное ведро.
Нижняя полка была забита странностями. Тряпки, обрывки бумаг. Я потянулась к дверям верхней полки, опасаясь, что и там обнаружу что-то несъедобное, и была права: вокруг осенними листьями закружились карты таро, запрыгали по столу гадальные кости, апофеозом безумия прямо на мою многострадальную макушку свалилась доска уиджа. Ай.
В раздражении оглянувшись, я поддела карту «смерть», упавшую у ног, смахнула со стола три шестёрки, подкатившиеся к тётушкиной урне. Снова на пределе слышимости кто-то принялся раздражающе хныкать на одной ноте, как обиженный ребёнок или больной щенок. Стоп! Урна Хепзибы! Я совершенно не помню, как принесла её на кухню. Вроде бы вчера вместе выпивали в гостиной…
— Ну что, тётушка, поиграем? Вызываю дух Хепзибы! Хепзиба Смит, ты здесь?
Внезапно указатель в моей руке дёрнулся, и острый конец остановился на значке «да».
Доигралась. И какие черти меня дёрнули?
Бросив и доску, и закипающий чайник, я прямо в халате выскочила из дома. Церковь стояла через два квартала. Кажется, протестантская. Или католическая? Без разницы! Мне сейчас хоть синтоистский храм сгодится, только побрызгайте чем-нибудь у меня дома!
Только закончилась проповедь. Прихожане косились на меня, как лошади на волка: хрипя и кося глазом. Священник, стоящий в дверях, ринулся мне навстречу. Я вцепилась в него и не смогла бы разжать пальцы, даже если бы на нас нёсся грузовик, с дороги которого нужно отпрыгнуть.
— Вы должны мне помочь! У меня дома покойная тётушка. Точнее — бабушка. Точнее, четвероюродная бабушка Смит. Хепзиба Смит.
— Ах, какое несчастье! — посочувствовал падре. — Не переживайте. Сейчас мы вызовем полицию и скорую помощь. Они зафиксируют смерть. А может быть, ещё не поздно оказать пожилой леди помощь? Вы уверены в том, что она почила? Быть может, ей нужно напутствие пастыря?
— Напутствие ей безусловно нужно! Пойдёмте! Скорее пойдёмте! Только возьмите кадило. И помазок. И святой воды побольше!
— Помазок?
— А чем вы брызгаете? Скорее же! Она там! А я доску… а она…
— Вы уронили доску на бабушку? Нужно же позвонить в скорую!
— Не нужно! Её уже кремировали! Ну что же вы стоите, когда надо идти?
Наконец священник уяснил суть проблемы и собрал всё, что ему было нужно для работы. Я честно пожертвовала некую сумму денег на освящение дома и осталась в парке ждать его возвращения. На кухню, пока там витает Хепзиба, я возвращаться не собиралась, но и в церкви подождать не могла, оказывается. Там было слишком душно. И чем-то очень неприятно воняло.
***
Отец Стефаний честно прочитал все положенные молитвы, обрызгал всё святой водой. Привидений ему за его долгую службу видеть не приходилось. Обошлось и на этот раз, хотя девушка была очень убедительна. Он уж было испугался… К счастью, ничего паранормального в доме не оказалось.
***
Священник отчитался в проделанной работе уже в сумерках. В дом я входила хоть и с опаской, но и с решимостью заночевать тут, а не на коврике у Прю. В руках держала бумажные пакеты с едой из китайского ресторанчика и новую бутылку. События этого утра и минувшей ночи следовало запить.
Только оказавшись в тёмной гостиной, сообразила, что вместо того, чтобы предаваться истерике на парковой скамье, надо было бежать к электрику. Света в доме по-прежнему не было. Пришлось снова зажигать свечи.
Теперь все вещи бывшей хозяйки казались до ужаса подозрительными. Вот и свечи какие-то явно неправильные. Они горели вчера весь вечер и всю ночь, а выглядели,.. как будто их кто-то успел заменить. Даже нагар счищен. Надеюсь, этот дух появлялся до прихода священника, и тот визит был последним.
Откуда-то с кухни послышалось тихое хныканье.
— Ничего у тебя не выйдет, тётушка! Ты сама оставила мне этот дом! Теперь тут я хозяйка! А тебя священник утром напутствовал, вот, пожалуйста. Отправляйся куда следует.
Поборов панику, я вышла в холл. Оказывается, напротив входной двери висело огромное зеркало. Вчера оно было накрыто простынёй, а сегодня та мятой тряпкой валялась рядом.
В зеркальной черноте черты моего лица искажались, словно плывя под игрой света от дрожащей свечи. В какой-то миг я поняла, что оттуда на меня смотрит старуха Хепзиба, и завизжала.
Заскочив обратно в гостиную, я закрыла дверь и придвинула к ней комод. Дрожащими руками откупорила бутылку и сделала долгий глоток прямо из горлышка. Это вино было крепче вчерашнего, но я всё равно пожалела, что не взяла виски или джин. Правда, к концу бутыли сожаления ушли. Я почти не ела в этот день, так что ничего удивительного, что бутылка закончилась слишком быстро, а я пошла разбираться — кто там плачет на моей кухне? А ещё, кажется, высыпать содержимое урны в унитаз.
На кухне кто-то всхлипывал и шаркал босыми ногами.
— Убирайся! — в исступлении завизжала я и шаги мгновенно стихли. Чувствуя себя победительницей, распахнула дверь пинком и разыскала доску, которую священник-бракодел выбросил в мусорное ведро.
— Хепзиба Смит. Ты здесь?
— Да.
— Это ты плачешь?
— Нет.
— Что тебе нужно?!
— Ты.
Я снова, как утром, отпрыгнула от доски. Урна закачалась на краю стола.
— Ну, держись, старая упыриха! — разозлённая, а больше того — испуганная, я подхватила на руки вместилище Хепзибы, не выпуская из рук указатель уиджа, и помчалась к выходу из дома. — По ветру пущу! На семи ветрах развею!
В холле я против своего желания скосила глаза на зеркало. Свет в нём преломлялся и дрожал. Ну уж нет!
Резко развернулась к выходу и… Передо мной оказалось ещё одно зеркало, образуя зеркальный коридор, посреди которого, как последняя дура, торчала я, со свечой, указателем уиджа и прахом гнусной Хепзибы в руках. Вгляделась в отражение и увидела, как со спины ко мне быстро приближается женская фигура в старомодном чепце. Рванулась было в сторону, но тонкие ручки ухватили за подол, резко потянули вниз, я дёрнулась, не устояла на ногах и упала, выронив урну. Керамический сосуд раскололся, словно взорвался изнутри. Меня осыпало осколками, оцарапало и запорошило пеплом. Совершенно потеряв возможность ориентироваться в пространстве, на четвереньках я всё же попыталась убраться от зеркал подальше, но почувствовала, что руки дрожат, а ноги не желают слушаться.
— Стой смирно, моя милая, — раздался властный женский голос. Следом зазвучали слова на латыни. Я попыталась перебить ведьму, но не могла вспомнить ни одной молитвы. Перед глазами поплыло, и в следующий миг я увидела себя уже сквозь зеркальное стекло: моё тело выпрямилось, отряхнулось, пнуло носком домашней туфли разбитую урну. Мы встретились взглядами… Никогда не думала, что могу так паскудно ухмыляться.
Внезапно мир почернел. На раму набросили простынь и моё зеркало куда-то поволокли.
Моё зеркало.
Это невозможно!
Я заперта в зазеркалье?
Такого не могло случиться со мной! Нет!!!
Последнее, что я услышала, было:
— Отлично, Похлёба. Приготовь ванну, а после можешь заняться уборкой. Всё получилось просто прекрасно. Осталось вернуть мои безделушки.
