Tell Me Who You Tremble For

В конце дня, различия – это не то, что играет особое значение. Нет никакого возвышенного, идеализированного способа различать особенности их тел; эстетика длинных конечностей, широких глаз, полных губ и широких плеч. Это то, с чем Кёнсу уже знаком, и он устал от нетворческих и банальных способов сказать себе и Чанёлю в отдельности, о способе совмещения их в одно целое. Что имеет значение, так это то, что между ними происходит. Это действительно интригующе, даже для Кёнсу. Кёнсу редко находит причину толкнуть, спровоцировать и спросить “почему нет?”. Это прерогатива Чанёля. Чанёль, которого если попросишь прыгнуть, ответ будет: “как высоко?”, и Кёнсу упивается этим, он делает все возможное, чтобы увидеть, как глаза Чанёля горят в восхищении, когда он говорит ему, что тот хорошо поработал. Кёнсу также знает по факту – они занимаются этим, потому что он любит говорить «нет». Любит, только иным способом. Это красиво, потому что Чанёль, неоднократно ударяющийся затылком о деревянное изголовье кровати, очень, очень любит говорить да. Да - конкретно для Кёнсу. Да - тому, как пальцы Кёнсу надавливают на твердые мышцы во внутренней части его бедер. Да, да и да, даже если горло Чанёля саднит, делая его грубый голос на октаву ниже. Простынь под Чанёлем пропитана потом, и Кёнсу смотрит на него снизу вверх, оттуда, где его локти стоят по обе стороны от чанёлевских бедер, а головка его члена скользит по нёбу его рта. - Десять минут, - говорит он, улыбаясь, несмотря на протянувшуюся нить слюны, соединяющую кончик члена и его распухшую нижнюю губу. Кёнсу разрывает нить пальцем и смотрит на часы “My Melody”, стоящие на прикроватном столике (пранкерский подарок Сэхуна на позапрошлое рождество). - Не так уж плохо. Хочешь побить еще один рекорд? В ответ Чанёль стонет, приподнимая голову, чтобы смотреть на нечитаемое выражение лица Кёнсу. Он морщит нос, его губы красные и распухшие из-за Кёнсу, который засасывал их во время поцелуев. - Если не дашь мне кончить в следующие двадцать секунд, у меня остановится сердце прямо в этой постели. Кёнсу смеется мягко, но провокационно, пальцами обхватывая основание чужого возбуждения, двигая ими медленно, заставляя Чанёля сжать пальцы на ногах. Ему это почти не нравится, эта привязанность, заставляющая его сердце колотиться в груди, как будто эта легкая усмешка на лице Чанёля заставляет его хотеть большего – и большего не только в этом приземленном плане. Кёнсу не останавливается на этом. - Это не ответ. Хочешь продержаться еще пять минут, прежде чем я позволю тебе кончить? Он знает, что ответ да. Всегда да. Чанёль никогда не говорил ему “нет”, даже когда Кёнсу сделал ему захват шеи рукой первый раз, и Чанёль задыхался, обхватив предплечье младшего своими длинными пальцами. Когда Кёнсу взглянул на него снова, Чанёль прикрывал палатку в своих штанах, и ему хватило пары секунд, чтобы побороть дрожь и любопытство, что прошлись мурашками по спине. Чанёль глубоким голосом стонет, из горла вырывается рык, грубый и пошлый, и Кёнсу заглатывает с наименьшим усилием. Это козыри их поздних ночных выходок, они быстрые, грязные, удовлетворяющие потребности, а пространство вокруг них наполнено рваными стонами и ругательствами. Вопреки всеобщему мнению, у них ничего нет. Может быть, ничего не было бы, но иногда (или почти всегда), когда Чанёль смотрит на него со своей яркой улыбкой зубами, а его глаза блестят, отражая чистое обожание и желание, живот Кёнсу скручивает, и ему хочется отдавать ему все. Чанёль снова скручивает простынь руками, когда Кёнсу сосет, вырывая очередной глубокий стон из его горла. Он смотрит вниз, задерживаясь взглядом на том, как плотно сжимающие его член губы скользят по нему. Грудь Чанёля вздымается от частого дыхания, влажная челка беспорядочно лежит на его лбу, и Кёнсу улыбается, не выпуская члена изо рта. Это вызов, это очередное его “нет”. Даже когда он – единственный, кто дает, Чанёль все равно заставляет его почувствовать, что он единственный, кто получает. Получает, владеет его телом всеми возможными способами. - О, Боже, - резко выдыхает Чанёль, рот открыт в беззвучном крике, он чувствует, как головка члена ударяет в заднюю стенку горла Кёнсу. Колкие разряды удовольствия не пропускают ни один участок его тела в непреодолимом желании толкнуться внутрь, довести себя до оргазма, удовольствие раздирает его изнутри. Кёнсу взял за правую щеку, обсасывая головку; его подбородок весь влажный от слюны, его маленькие пальцы поглаживают внутреннюю часть бедер Чанёля. - Нравится? Ты уже на полпути. Чанёль издает новый стон, ожидая эти долгие несколько минут, когда Кёнсу даст ему свое персональное “да” – он предвкушает лишь это “да” (ну, возможно еще пару интересных вещей, но скажет о них Кёнсу позже, когда он вознамерится сделать с ним что-то, не требующее обнаженного тела). - Я сейчас кончу, - отвечает он, даже не смотря на Кёнсу. Он чувствует это так или иначе, как его язык щелкает по уретре, а затем скользит ниже по убегающей вниз венке. Нервный смешок теряется в его стонах, а Кёнсу ровным голосом произносит: - Думаю, теперь ты можешь. И Чанёль кончает, ведь невозможно сказать ему “нет”.