Воспоминания Гермеса. Долг и зависть

Со мной любая тень могла войти в Подземелье и выйти из него: дядя доверял мне. Я ценил его доверие и не злоупотреблял им. Пелопс, похоже, был не так уж и рад тому, что возвращается обратно. — Что тебя тревожит? — спросил я его. — Меня заботит судьба отца, — ответил он. — Что с ним теперь будет? — Что бы с ним ни случилось, он это заслужил. Подумать только: убить родного сына из пустой гордыни! Не следуй его примеру, Пелопс. Ты знаешь законы, установленные Зевсом, следуй им. Тогда ты не окажешься на месте своего отца. — Мне жаль его, — отозвался Пелопс. — Он все-таки мой отец. Святой ребенок! Добрый, сознательный и жалостливый. — Не горюй, — сказал я ему, — ты будешь жить, и если проживешь достойную жизнь, то — как знать? — быть может, смягчишь память о своем отце. Я не стал заранее говорить ему о решении Громовержца взять его на Олимп — из опасения, что он возгордится так же, как Тантал. Осознание своего превосходства, пусть даже мнимого — первый шаг по пути к гордыне, а именно с нее начинаются все прочие грехи, ведущие к вечным мукам после смерти. Вернувшись в Сипил, мы увидели, что боги собрали тело Пелопса и Гефест готов был уже вдохнуть в него искру жизни. Также мой брат смастерил мальчику новое плечо из слоновой кости взамен съеденного Деметрой. — Зачем вы меня оживили? — в слезах воскликнул Пелопс, представая перед нами. Зевс нахмурился: он ожидал, что мальчик рассыплется в благодарностях ему. — Единственное, чего мне сейчас недостает — это выслушивать твои упреки, — резко проговорил он, — ты должен жить, поэтому мы оживили тебя. Или тебе понравилось у Аида? — Отец, пожалуйста, будь с Пелопсом поласковей, — вступился я, — он так напуган случившимся, неудивительно, что он в отчаянии. Не стоит сердиться на него, его нужно успокоить и пожалеть. Посейдон, улыбаясь, подошел к Пелопсу. — Пойдем со мной, — ласково сказал он, — ничто так не успокаивает, как водные процедуры. У меня на примете есть благословенный Зевсом уголок с теплым и мягким климатом. А какое там море! Зевс, смягчившись, погладил мальчика по голове. — Не горюй, — проговорил он, — я уверен, что ты станешь хорошим человеком и царем. Я буду оберегать тебя. Я же поспешил в Подземелье, намереваясь сделать из Суда над братом целое представление. — Вот я и вернулся, — сказал я, подталкивая Тантала вперед, — начинай свой Суд, Владыка. Аид хмуро смотрел на Тантала, стараясь, по обыкновению, проникнуть в самые сокровенные тайны его души. Персефона наблюдала за происходящим с любопытством, пытаясь вспомнить, где она могла видеть сводного брата. — Как твое имя, смертный? — спросил, наконец, Аид. — Мое имя Тантал, — гордо ответил царь Сипила, — и я не простой смертный: мой отец — сам Великий Громовержец Зевс! А недавно я с позволения своего отца вкусил амброзии и стал бессмертным! Аид вопросительно взглянул на меня. — Это правда, дядя, — подтвердил я, — Тантал действительно сын Громовержца и недавно посетил по приглашению Зевса пир на Олимпе, где попробовал амброзии с разрешения Царя богов. — Я вспомнила, — произнесла Персефона, — да, это мой сводный брат, и он пировал с нами на Олимпе. Отец всегда был очень рад его приходу. — Отчего же тогда оказался здесь? — спросил Аид. — Для меня самого это загадка, — уклонился царь Сипила. — Владыка, позволь мне рассказать про Тантала, — вмешался я, — сам он, похоже, решил вести себя куда как скромно. Если бы только он вел себя так на земле! Казалось бы, чего же ему не хватало? Зевс одаривал его немыслимыми благами. Достаточно сказать, что Тантал — единственный, кто не пострадал во время великого голода. Недавно Зевс так расчувствовался, что решил пригласить Тантала на олимпийский пир. На следующее утро у нас пропала Ора. Зевс велел мне разыскать собаку и, как следовало ожидать, я нашел ее у Тантала. — Тантал? — обратился к нему Аид. — Я уже объяснял отцу, что хотел поиграть с собакой, — ответил Тантал, — неужели мне это запретят? — Но Танталу оказалось недостаточно золотой собаки. Тантал украл с Олимпа сосуд с амброзией и накормил ею своих друзей. Вчера, дядя, ты был удивлен, когда Танат доложил тебе о двух смертных, чьи тени ему не удалось исторгнуть. Вот они, перед тобой, Вериус и Эврим, друзья Тантала. — Значит, это вы? — обратился Аид к напуганным царским приятелям. — Отчего они должны были умереть, Танат? — От переедания, Владыка, — проговорил Танат. — От переедания, — тихо повторил Аид, — на пиру? Верно, вкусно кормили? — Отвечайте, не робейте, — сказал я друзьям брата. — Вкусно, — подтвердил Вериус (он был посмелее), — сначала подали фаршированных лебедей, потом жареных барашков, лично я съел двух, затем фрукты и орехи, затем... — Все ясно, — прервал его Танат, — чревоугодники они, Владыка. — Вижу, — отозвался Аид. — По твоей просьбе я сразу доложил Громовержцу о случившемся, — продолжал я. — Зевс понял, что Тантал нарушил главный закон мироздания. Он имел с Танталом серьезный разговор, и Тантал пообещал более не нарушать законов Зевса. — Я ведь выполнил свое обещание, — ответил Тантал, — и вы все были тому свидетелями. — Да, именно к этому мы сейчас подошли, — ответил я. — Владыка, Тантал совершил страшное злодеяние. Он пригласил нас на пир в свой дворец, окружил великими почестями. А в качестве основного блюда праздника подал нам мясо собственного сына — того самого Пелопса, за которым я только что приходил. Персефона вздрогнула и схватила за руку своего мужа. Она совсем недавно начала присутствовать на Высшем Суде, и это была первая по-настоящему страшная история, которую она здесь услышала. Мне даже показалось, что она вот-вот лишится чувств. — Так вы оживили мальчика? — спросил Аид. — Да, оживили, Владыка, с ним все в порядке. Деметра съела его плечо, но Гефест выковал ему новое. У меня репутация достаточно разумного бога, но и я не застрахован от ошибок. Это был тот случай, когда мой язык опередил мой разум. Я тут же пожалел о сказанном. — Персефона! — Аид старался привести ее в чувство. — Очнись, мальчик жив! — Да, он жив, сестренка, — подтвердил я. — Деметра скучает по тебе и от этого ничего вокруг не замечает. Персефона открыла глаза, но ненадолго. — Любишь пировать, негодяй? — взорвался Аид (мне редко доводилось видеть его в таком гневе). — Пируй, твой пир будет длиться вечно! В Тартар его! Поставить его в прозрачную реку, пусть вода доходит ему до подбородка! Приковать его к плодовым деревьям, пусть ему до плеч свешиваются спелые фрукты! Но при малейшей твоей попытке напиться или поесть вода будет исчезать, и фрукты будут уноситься порывом ветра! Твои злодеяния напугали мою жену — над тобой будет висеть кусок огромной скалы, готовый вот-вот рухнуть! Ты будешь мучиться вечным страхом, голодом и жаждой! Заберите заодно его приятелей, пусть разделят с ним его пир! Жестокий приговор... Настолько жестокий, что память о нем сохранится в веках. Муки Тантала станут нарицательным выражением — увы! — большинство смертных запомнят лишь о самом наказании, но не о проступке. Людоедство — тот грех, которого не могут простить олимпийские боги. Для всех нас — и для младших, и (в особенности) для богов старшего поколения — поедание плоти своих сородичей было и остается самым омерзительным злодеянием, которое не подлежит снисхождению. Приоткрою маленькую тайну: каждый, кто хоть раз попробовал человеческое мясо, без разбора прочих прижизненных дел и дальнейшего суда отправляется делить с Танталом его «трапезу». Вот они, истинные последователи Крона, и место им там же, где самому титану, чья власть — Время... Персефона, напуганная столь страшными подробностями, повторно лишилась чувств. Аид отнес ее в опочивальню, а ко мне медленно подошел Танат. — Мог бы предупредить меня, чтобы я не срезал прядь с мальчишки, — прошипел он. Интересно, почему он решил, что мне было заранее известно о замысле Тантала? — И допустить, чтобы его сварили живьем? — ответил я. — Мне злодейство не к лицу. — Это говорит бог воров и обманщиков. Сколько же он еще будет попрекать меня моими занятиями? Кто бы уж говорил! — Воровство и обман, может быть, не самые лучшие занятия, но это не убийство и не людоедство. — А вот мне злодейство к лицу! Убирайся, покуда цел! — Танат перешел к более решительным «аргументам», в результате которых я поднялся уже в другом углу зала, потирая ушибленную скулу. — Ты не очень-то гостеприимен, — упрекнул я его, — это всего лишь за один лишний взмах мечом? — Ты сам знаешь, за что, — ответил Танат, отряхивая руки, — сейчас Владыка вернется — разберется с тобой как надо! Мог бы не уточнять про плечо и про Деметру, глупец! Действительно, мог бы. Не могу не признать справедливость его слов. — Я случайно... Вырвалось, — пролепетал я. — Лети наверх. У тебя наверняка еще много дел. Я счел предупреждение разумным. Уже подлетая к выходу из Царства Мертвых, я услышал дядин окрик: «Где этот сплетник?!» — и помчался еще быстрее. О Персефоне есть кому позаботиться: и Аид, и Геката смогут ее успокоить. А мне пора по поручениям Зевса.