It must be the angels on a rampage, they're taking matters into their own hands. They're making us do what we don't want, making me say I'm moving on. Must be the angels on a rampage.
Впервые Дайки что-то заметил на том матче Йосен-Сейрин, когда Кагами заколотил свой данк-метеор. Заметил и решил — показалось. Блики десятка прожекторов, преломляющийся свет. Точно показалось. А в матче Ракузан-Сейрин так вообще могло показаться что угодно: всё из-за того же света, застилающих глаза капелек слёз, когда он понял, кто же стоял у второй двери Зоны, от осознания, что он видит рождение его лучшего соперника, раз за разом поражающего своим упрямством и рвением. От радости могло показаться на уличной площадке. Площадке, на которой Дайки впервые проиграл кому-то один на один. Кагами тогда сиганул так, что Аомине действительно показалось, что за его спиной словно бы клубился туман, возносящий его в этих невероятных прыжках. Туман, тень, неясная рябь от дрожащего марева раскалённого воздуха. Слишком похожие очертания на… Крылья? Тогда Дайки думал, что ему кажется, потому что Кагами вернул его к жизни, вернул смысл игры, вернул любовь к баскетболу, вернул… Его прежнего. Раз за разом, всё больше и больше возвращал того Аомине, что улыбался и радовался. Без спроса, без компромиссов, с нахрапом и упрямством. И Дайки почти обожествлял его талант. Почти. — Бля, Бакагами, ты только и умеешь, что прыгать? Научился бы играть! — Завались, Ахомине! Я проиграл всего два очка! — Какие мы грозные! — Дайки оскалился, видя гнев, смешанный с обидой на чужом лице. Мог бы и привыкнуть. — Два очка и ужин. — Дебил! — Почти беззлобно бросил Кагами и протопал мимо него, пихнув плечом и тихо бурча: — Пошли уже! — Ага. Дайки рванул к дальнему кольцу, собираясь сделать эффектный данк, в надежде увидеть, как загорятся восторгом глаза Кагами. Уж он-то оценит. Чёрт его знает, на чём он поскользнулся и что пошло не так. Виноваты ли мелкие камушки старой площадки, или же то, что он слишком расслабился… Но Дайки вдруг осознал, что прыжок перерос в падение, бесконтрольно, и удара спиной о землю, плашмя, не избежать. А это гарантированная травма… Время замедлило свой ход, словно здесь и сейчас всё попало под воду. Он испуганно зажмурился в ожидании столкновения. Дайки почувствовал на рёбрах чьи-то руки, лопатки врезались во что-то мягкое, спина ощутила чужой жар. Он бестолково хлопал ресницами, пытаясь понять, что произошло и почему вместо его травмированного тела болит лишь зад, коим Дайки и приземлился на асфальт. Он резко откинул голову назад, встречаясь с круглыми от страха глазами. Взгляд успел уловить лёгкую белую дымку позади Кагами. «Облако!» — уверенно решает здравый смысл Дайки. Но как? Неудачный полёт Дайки закончился в объятиях Кагами. Он задницей сидел на земле, между расставленных коленей Кагами, а спиной чувствовал его тяжело вздымающуюся грудь, с испуганно стучащим сердцем внутри. Спас от падения, но как? Кагами никак не мог успеть добежать. Разве что долете… — Ты долбаёб, Кагами! — воскликнул теперь уже он перепугано, осознав, что влез в кровь, что ручьями текла из чужих разодранных коленей. Кагами едва смог встать вслед за вскочившим Дайки и, хромая на обе ноги, поплёлся к своей сумке. — Мудило ты редкостное, Ахомине! Дайки поджал губы, мысленно признавая. Но ведь он перепугался не меньше за этого козла, чем он за него. А потому уже через секунду он нырнул Кагами под руку, закидывая её себе на шею и помогая идти. — Ты это… Прости… И этаа… Спасибо! Дайки отвёл взгляд, но пристально смотрящий Кагами уловил, как стали чуть темнее скулы и кончики ушей, и, не сдержавшись, чмокнул в уголок поджатые губы. Аомине застыл, на мгновенье, а затем перевёл на него ошарашенный взгляд. Дайки резко отпустил его и Кагами неловко закачался, нелепо размахивая руками и стараясь удержать равновесие. Секундная немая сцена, и вот он, не веря себе, кладёт одну ладонь на талию Кагами, притягивая как можно ближе, а вторую запускает ему в волосы, чуть сжимая. Тонкие губы впиваются в приоткрытый рот Кагами, тут же грубо врываясь языком, жадно исследуя, неровно дыша. И прежде, чем зажмуриться от бесконечного удовольствия и ощущения того, как чужой стояк трётся об его вставший член, Дайки заметил неясное белое марево за широкой спиной.***
— Да, Дайки, — Тайга беспрерывно шепчет имя любовника, прогибаясь в спине и постанывая от резких толчков. Аомине выходит из него почти полностью, чтобы затем вновь загнать член как можно глубже, наслаждаясь горячей узостью. Кагами извивается в его руках, то вскрикивая от боли, когда острые зубы оставляют следы на плече или лопатке, то постанывая или откровенно скуля, когда Аомине нарочно замедляется или останавливается, заставляя плевать на гордость и самому насаживаться на член. Кагами поворачивает голову и тянется к его губам, кусая их и посасывая, рвано выдыхая и делясь своими стонами. Дайки рычит, толкаясь ещё резче, прижимаясь как можно ближе, ещё и ещё, стараясь раствориться в золотистой коже, испещрённой капельками пота. Кагами протяжно стонет, кончая на тёмные простыни, а Дайки кусает его за загривок и рычит, долго, низко, заполняя Кагами изнутри своей спермой. Они падают, обессиленные, прижимаясь к друг другу, но на грани сна Аомине чувствует, как его накрывает нечто лёгкое, но очень теплое. Он старается дотронуться, сгрести в кулак, но пальцы словно скользят в воде, не в силах ухватить. — Спи, — тихо шепчет Кагами. Последнее, что видел Дайки сквозь полуопущенные веки — нечто непонятное, мягкое, кисельно-белое, окутывающее их.***
— Я еблан! — едва слышно просипел Аомине, падая на колени и начиная ползти. Глаза слезились от дыма, лёгкие драло нехваткой воздуха, в голове стоял непрекращающийся гул, сознание медленно, но верно плыло. Зря он побежал за этим ублюдком. Не его это дело, гоняться за преступниками по горящему, разваливающемуся после взрывов, зданию. В итоге потерялся сам, проебал мудака, так ещё и мозг усиленно подавал сигналы о том, что пора терять сознание, а потом и вовсе умирать. Но он упрямо полз, не разбирая дороги. — Хрен там я сдамся и сдохну! А отравленный организм выдавал иллюзии голоса, который он так давно не слышал. … Аомине… … Отзовись… … Дайки, где ты? … — Дайки! — перепуганный голос гаркнул в самое ухо, и кто-то резко вздёрнул его на ноги, обнимая за пояс, закидывая руку на чужую шею, таща за собой. — Давай же, надо сваливать! — Кагами? — Сука, гений! Какого хуя ты сюда полез, кретин? — Это же не твой район… — чернота начала окружать со всех сторон, и Аомине уже не понимал, что говорит. А Кагами упрямо тащил его прочь, сквозь гадкий дым и жалящие искры бушующего огня. Но удача отвернулась от них… Прямо перед их носом обрушился кусок стены с обгоревшими балками, ломая и унося с собой вниз едва державшуюся лестницу. Единственный выход. — Блядство! Пожарный резво перекинул полумёртвого полицейского через плечо и прыгнул прямо в ревущее пламя в образовавшемся провале. И Дайки почувствовал… Это словно сладкая вата на ощупь, разве что руки не липнут… Воздушные, словно парашюты одуванчиков, неуловимые, как если бы пытаться обнять облако. Белым маревом, посеребрённым колыханием воздуха за спиной Кагами… Аомине с трудом открыл глаза. Во рту пересохло, горло неприятно першило, но он жив, что радует, несомненно. Первое, что он увидел — Кагами, сидящий прямо на кровати у него в ногах. Судя по свесившейся голове и размеренно поднимающейся груди — он спал. Они расстались больше года назад, не виделись чуть меньше и вот снова. Снова Кагами возник из ниоткуда, спасая ему жизнь. И сколько раз так было? Они словно связаны невидимой цепью, и те слова, сказанные на прощание, когда он думал, что теперь-то уйдёт навсегда. Я всегда рядом. Память подкинула момент с обрушением лестницы. Да, теперь Дайки уверен. Ему не казалось. Он знал всегда. Он видел. — Кагами, — хриплым шепотом с потрескавшихся губ. Он тут же откликается, смотрит внимательно, будто и не спал вовсе. В глазах испуг и забота, пока он рассматривает его осунувшееся лицо. Кагами осторожно подползает ближе, садясь почти на бёдра, не разрывая зрительного контакта. — У тебя есть крылья… — Дайки ловит каждую эмоцию, боясь упустить хоть малейшую реакцию. Лицо Кагами не дрогнуло, лишь на дне зрачков мелькнула искра, но и её достаточно, чтобы убедиться. — Ты надышался дыма… — Я видел их… Всегда видел… Ещё в школе… — Так бывает, когда… — Я чувствовал их… Когда ты прыгнул. Искра на дне разрастается, заполняя собой радужку, опаляя Дайки неизвестным прежде огнём. Кагами резко подаётся вперёд, нависает над ним, целуя в подбородок. И раскрывает их. Свои крылья. Они невесомы, почти не осязаемы, словно туман, тихо крадущийся у самой земли, словно едва появившаяся капля росы, что не потревожит ни одной травинки, словно лёгкая морось из брызг океанских волн. Прозрачно-дымчатые, отливающие белизной первого снега и серым горизонтом предрассветного утра, высью далёких небес и чистой гладью озёрной воды. Они большие. Кагами укрывает обоих ими, ложась на него, и Дайки сияет в ответ детским восторгом, смотря сквозь прозрачный кокон на листву за окном. Зелень кроны мутного цвета, будто на стекло подышали. — Я всегда буду защищать тебя. Он переводит взгляд на Кагами. Тот смотрит влюблённо, преданно, нежно, ласково, а по кромке хрусталика в его глазах плещется дерзость и упрямство. Калейдоскоп чувств захватывает Дайки, он тянется к таким родным губам, целуя, кусая и зализывая, словно черпая жизнь, глотая чужое дыхание. Они будто всегда были связаны. И Дайки понимает, что всё решилось ещё тогда, в старшей школе, когда… Он первый увидел их. И он единственный, кто знает о них. Может, это просто бред отравленного дымом разума? Может, просто сон? Надо проверить. И гибкие пальцы легко скользят под чужую футболку, проводят по рёбрам, снизу вверх и… — Эй, прекрати щекотаться! Ауч! И щипа-а-а-а--гы-гы-ться! Хватит! Я тебя с кровати, хи-хи, скину, хрюк, не посмотрю, что больной! — Кагами икает от смеха, всхрюкивает и пытается щекотать в ответ, но проворные пальцы знают своё дело. — Ну, Да-ай-ки! А нет, не сон.