Ты не мой Рома

Артём нервно выдыхает, сваливаясь в кресло. Перелеты всегда утомляли его: процедуры досмотра, паспортный контроль, ожидание рейса, затекшая шея от напряжения. Только разместившись в отеле, он мог спокойно вздохнуть: «Уф, слава богу, и в этот раз пронесло, живой». Дзюба закрывает глаза и утопает в сладкой полудреме, расслабляются мышцы, перед глазами начинают мелькать выдуманные картинки. И по какому-то тянучему наваждению он хочет проскулить: Ро-ом, маса-аж. Широков всегда пыхтел, возмущался, но больше для виду, и садился на подлокотник, закидывал ноги на его колени сверху и массировал своими грубыми ладонями ноющие плечи. Боль всегда уходила. А потом Рома язвительно вставлял: «Должен будешь». И Артём всегда знал, что отплатит, в долгу не останется. Они выпивали по кружке чая, а потом валились в постель, думая, что без сил, и, оказываясь в паре сантиметров друг от друга, теряли голову. Ромины поцелуи всегда были требовательными, властными, после них наваждение сменялось страстью, и просто хотелось взять и трахнуть, грубо, быстро, возможно, даже жёстко. Артём ловил выдохи и стоны из закушенных Роминых губ, и любил его, любил несколько часов, то медленно, то быстрее, то наваливаясь всем телом, то насаживая на себя сверху. Это был их собственный ритуал перед игрой. Про себя они шутили: ритуал победы. И, что самое смешное, ведь выигрывали же. А на следующий день во всех заголовках читали, как сборная России прорывалась вперёд благодаря своему патриотическому духу. Зато сейчас, замечтавшись, Артём забывает, что прибыл не в расположение сборной, а всего-навсего с новой командой прилетел в другой город внутренним рейсом. В полудреме его губы приоткрываются, и тёплое дыхание едва не превращается в постанывания, но резкий шум захлопнувшейся двери вырывает его из мечтаний. В номер заходит Олег, потирая шею и, не умолкая, повествует о своих ощущениях. Артём, ещё не до конца распознав, что было сном, а что реально, непонимающе хлопает ресницами. — Халк опять меня из гостевой выгнал. Вали, мол, спать, говорит, а то ещё мелкий. Нет, ну и где уважение к русским? Мы его, значит, приютили, дифирамбы ему поем, а он меня за шею и… — В пещеру? — сначала Артём выпаливает шутку в стиле Широкова и только потом понимает скрытый подтекст. Замирает, поняв, что сморозил глупость, и уже хочет извиниться, как вдруг комнату заполняет заливистый смех. И этот смех отдаётся эхом в ушах. Сразу вспоминаются объятия на поле после того, как Шатов забил. Артём поднимает его над газоном, прижимая к себе за талию, и он кажется таким маленьким, этот Олежка, таким хрупким, по сравнению с Дзюбой. Он и тогда так смеялся, прямо в ухо Теме, обжигая дыханием, и, что самое странное, возбуждая. — Ну ты, Тема, и юморист. Ой, а я тебя что, разбудил, что ли? Только сейчас Олег замечает слипающиеся глаза соседа по номеру. — Я всё равно хотел душ принять, так что ты вовремя. Артём отталкивается руками от подлокотников, где только-только сидел воображаемый Рома, и, потягиваясь, спешно уходит в ванную. За закрытой дверью он не видит разочарованного взгляда Шатова. Не может даже подумать, что тот так долго боролся с трясущимися коленями, комом в горле, нервным потовыделением, ведь понимал, что скоро окажется в одной комнате с тем, кого отчаянно жаждал так много времени. Жена осталась в Петербурге, и можно было даже не беспокоиться о ребёнке, и Олегу так хотелось просто сойти с ума, накинуться на одноклубника, стащить с того футболку и повалить на кровать. Это желание было сумасшедшим, это возбуждение казалось ненормальным, постыдным, но вопреки всему накачанные руки и щенячий взгляд Дзюбы всплывали в воображении, стоило только оказаться в одиночестве, закрыть глаза и залезть руками под трусы. Когда Артём выходит из ванны, из освещения горит только настольная лампа. За окном уже стемнело, и вроде бы пора спать. Он поправляет полотенце, чуть не съехавшее с бедер, и, поднимая взгляд, случайно замечает в отражении зеркала, что Олег не сводит с него взгляда. Шатов тут же стыдливо опускает глаза и повыше натягивает покрывало. Мог бы, с головой туда спрятался, но жарко. Нервно сглотнув, Артём отходит к шкафу и ищет в сумке чистый комплект белья. Переодеваться прямо здесь не позволяет приличие, все-таки в первый раз Олег оказывается его соседом. Хотя привычка горланит вовсю: с Ромой можно было вообще ходить голым по номеру. Когда Артём вновь выходит из ванной, но уже в трусах, ему кажется, что Шатов издаёт огорченный выдох. Дзюба ложится на постель, закрывает глаза, но свет с соседней кровати никак не даёт уснуть. В конце концов, Артём сдаётся и, повернувшись всем телом в его сторону, сталкивается с прямым взглядом напротив. Поборов неожиданное смущение, в ту же секунду он шепчет: — Спать вообще собираешься? — Да не охота, если честно, — Олег прячет покрасневшие щеки, отворачиваясь, но Тема успевает их заметить. — Посидеть с тобой? — Да… — Шатов замолкает на несколько секунд, а потом все-таки собирается с силами и выпаливает, — может, посмотрим какой-нибудь фильм? Дзюбе не остаётся ничего другого, кроме как согласиться. — У тебя планшет? Только ты иди на мою кровать, я с места не сдвинусь. Артем отодвигается в сторону, и когда Олег ложится рядом, он ещё чувствует тепло на простыни, оставшееся от горячей спины одноклубника. Действие на экране полностью захватывает Артёма, и он забывает о том, что хотел спать, и даже призрачный Рома перестаёт маячить перед глазами. Олег же медленно засыпает, чувствуя, насколько тяжёлыми становятся веки, а ещё через пару минут и вовсе падает щекой на Темино плечо. Дзюба боится пошевелиться, и в этот момент всё становится как будто ненастоящим, как сцена из кинофильма, и кажется, что если сейчас он положит руку Шатову на плечи, тот прижмется, как котеночек, и мило так засопит. Но на экране вдруг происходит что-то резкое, и вместе с грохотом в фильме просыпается и Олег, смешно подскакивая. — Упал во сне? — голос Дзюбы доносится бархатным шёпотом, и Шатов, вновь смутившись этой ситуации, этой опасной близости, только кивает. Он и правда помнит обрыв, то, как ноги перестают держать его, и он мчится вниз, в глубину, где ничего не видно. Не осознавая, что делает, Олег на пару сантиметров приближается к Теминой половине кровати и смотрит на него с неясной надеждой. «Обнять его, что ли?» — размышляет Дзюба. Их взгляды соприкасаются, оба смотрят настороженно, но податливо. И Артём уже хочет наклониться вперёд, сдаться этому странному порыву, овладеть этим белым телом, зажать эти несуразные запястья в одной руке над его головой, а второй рукой вжаться в мягкую кожу на бедре и ритмично двигаться, пока толчки не станут быстрее, и оргазм не настигнет их обоих волной. Вся эта сцена пролетает перед глазами за считанные секунды, и Олег продолжает смотреть на него, уже преданно, уже доверчиво, но громкие звуки, доносящиеся с планшета, вновь отвлекают их. И в этот раз им приходится сосредоточить свое внимание на экране. «Показалось,» — думает Артём. И фильм вновь захватывает их, сюжет оказывается действительно интересным, и Дзюба даже неосознанно отодвигается на пару сантиметров подальше, все-таки личное пространство, все дела. Так продолжается ровно до того момента, пока не начинается постельная сцена. Долгая, откровенная, сексуальная. Герои на экране неровно дышат, им не хватает дыхания, девушка закидывает голову назад и закусывает губу. И боковым зрением Артём замечает, что Олег начинает слегка ерзать, сам закусывает губу, и под покрывалом поднимается стояк. В этот момент Дзюба не выдерживает. К черту страх, к черту приличие, жизнь одна, и надо успеть ею насладиться. Он резко подаётся вперёд и подминает Шатова под себя, притягивает одной рукой его к себе за затылок, а второй начинает скользить по талии. Планшет с глухим стуком падает на пол, когда Дзюба углубляет поцелуй. Их языки сливаются в жарком, безумном танце, и Олег не успевает опомниться, когда остаётся уже без трусов. Артём настойчив, уверен в себе и безупречно красив в этом мраке. Горячими ладонями он раздвигает его ноги, сплевывает на ладонь и начинает быстро водить рукой от основания до головки, наклоняясь и добавляя последний элемент: ловким, гибким языком обводит его член. Утопая в нагрянувшем удовольствии, Олег скулит, стонет и запрокидывает голову назад. Когда Артём чувствует, что пальцы Шатова впиваются ему в волосы и начинают задавать темп, выдержка заканчивается. Он резко отрывается от стоящего члена Олега, смазывает пальцы слюной и проникает в одноклубника. Повисает тишина, но как только он продолжает движение, по комнате разносятся тяжёлые вдохи-выдохи. Перед глазами открывается картина зажмурившегося Шатова, и эта пошлость поглощает Дзюбу с головой. Недолго думая, он входит в юное тело, почти полностью, и застывает. Эти ощущения невероятные, этот экстаз лучше всех на свете. — Ты такой узкий, такой невинный, — Артём двигает бедрами, вперед-назад, вновь и вновь, забывая обо всем. Даже о том, что бедному мальчику больно, о том, насколько тяжёлое дыхание исходит от молодого тела, но его стоны так возбуждают, что у Дзюбы нет сил двигаться медленнее, нет желания прекращать. Только через некоторое время он вновь начинает водить ладонью по члену Олега, и Шатов замечает дикий, животный огонь в глазах одноклубника. Их взгляды вновь пересекаются и задерживаются друг на друге. Раз, два, раз, два, вперёд, назад, задержаться на пару секунд. Боже, как хорошо. Олег начинает расслабляться, и наслаждение охватывает всё его тело. Они становятся единым целым. Они оба утопают в оргазме и сваливаются, совершенно обессиленные, на кровать. Тяжело дышать, но Олег позволяет себя поцеловать, уже ласково, бережно, нежно. Они засыпают на одной кровати, и в этот раз сон глубокий, добрый и насыщенный. Артём переворачивается на живот и пытается ухватиться за краешек сна, не отпускать его от себя, поспать ещё хотя бы пять минуточек, ведь Рома рядом, Рома нежный, Рома целует так ласково. Где-то из-за спины доносятся какие-то звуки. Дзюба решает, что настойчивый голос издаёт телевизор. Широков всегда включал его по утрам, чтобы бубнил, пока он собирался. — Проснулся? Я вот умираю, как хочу кофе, а после него выпить чая. Знаешь, такой крепкий эспрессо, а после крепкий чай. Это странно, да? Такое сочетание. Но мне нравится. А что ты будешь пить? — Шатов болтает без умолку, но Артём не разбирает слов, не понимает, кто говорит. Он ещё окружен дымкой своего сна, он ещё чувствует наслаждение, растекающееся по телу, после горячей ночи. Он пытается нащупать рукой любимое тело на второй половине кровати, но чувствует только тепло простыни. — Ро-о-ом, — Дзюба тянет с надеждой. Он ждёт, что сейчас Широков подойдёт, потреплет его по голове, а после поцелует. Губы уже жаждут его тепла, но вдруг по комнате разносится оглушительный смех. Тот самый смех с поля. И реальность возвращается волной, захлестывает его в себя и не даёт дышать, забирает весь кислород, оставив бултыхаться и беспомощно барахтать руками. — Ну ты, Тема, и юморист. Ещё скажи «Йо-хо-хо и бутылку рома»! Олег садится рядом, снимает с плеч Дзюбы покрывало и наслаждается загорелыми плечами. Такой красивый Артём, такое прекрасное утро. — Доброе утречко, — не удержавшись, Шатов гладит Тему по голове, и тот, наконец, открывает глаза и смотрит прямо на него. Олег улыбается, весь прямо сияет, светится, как солнышко. И хочется ответить ему той же радостью, той же слепой резкой привязанностью, но тупая боль начинает давить виски. «Ты не Рома, ты не мой Рома».