Шестнадцатилетние

- А знаешь, Миш, я ведь немного завидую им… - Кому? Этим идиотам, чуть не убившим себя и половину людей вокруг? - Этим детям. Счастливым, безбашенным, шестнадцатилетним детям. - Готов спорить, что в шестнадцать «честь и совесть» лишили тебя половины удовольствий. - А тебя их же лишила жадность! - Чего не скажешь о… Подожди! А как тебе вариант поспорить кое о чем другом? - В смысле? - Взрослая и самостоятельная Алиса Загорская смогла бы вернуться в детство? Ну, скажем, до понедельника? - Только если невзрослый и несамостоятельный Михаил Куликов последует за ней! - Отлично! Степан, кажется, «Лондонград» уходит в отпуск на выходные…

Их спор начинается на вертолетной площадке, а заканчивается – в ближайшем баре. Миша смеясь заявляет, что в шестнадцать лет непременно отметил бы удачное завершение дела «чем-нибудь крепким». Алиса молча идет следом, пытаясь понять, как бы шестнадцатилетняя она вела себя с Куликовым, и с удивлением приходит к выводу: конечно, послала бы к черту... Но тут же сама бы отправилась следом. Бар встречает их полумраком, нервной музыкой и чем-то непередаваемо атмосферным, во что абсолютно не вписываются ни его перчатки с отрезанными пальцами, ни ее туфли от «Valentino». Впрочем, и то, и другое легко снимается, и впрямь на шаг приближая их к заветным шестнадцати. - Бармен! Две текилы! - Вообще-то шестнадцатилетняя я не пила бы текилу. - Вообще-то шестнадцатилетнего меня это бы не интересовало. Количество выпитых стопок растет в геометрической прогрессии – и Миша, с придирчивой точностью ученого, не перестает подбирать формулу для их исчисления. Математика, как ни странно, оказалась единственным, что он взял с собой из шестнадцати в двадцать семь. Шахматы, велосипедные гонки и куда более незначительные вещи вроде беззаботности или дурацких дредов остались в прошлом. - Хочу танцевать! - Ты, может, не заметила, но здесь нет танцпола. - Кто сказал? Алиса впервые за последнее время позволяет себе не думать. Вернее, позволяет текиле думать за себя. Конечно, это шестнадцатилетняя текила запрыгивает на барную стойку. Несомнено, это шестнадцатилетняя текила ведет ее тело под музыку. Бармен снисходительно улыбается, позволяя русской девчонке развлекать публику, когда шестнадцатилетняя текила вдруг оступается и толкает ее прямиком в руки Куликова. - Кажется, нам пора на воздух… - А здесь тебе воздуха недостаточно? - Не хочу, знаешь ли, делить свой воздух с кем-то еще. Но воздуха не хватает, даже когда они оказываются на прохладной лондонской улице. Воспоминания смазываются в одно счастливое шестнадцатилетнее пятно, из которого так трудно вытащить отдельные детали. Например, Миша помнит, как они сидели на перилах моста, беспечно болтая ногами над неумолимой Темзой, но абсолютно не помнит, кому из них пришла идея залезть на крышу Хилтона. Впрочем, горящие глаза Алисы и ее по-детски восторженное ‘хочу фото на фоне Биг Бена!’ говорят сами за себя. Странно только, что путь на эту крышу знал лишь сам Куликов. - Как на счет поцелуя ровно в 4:37 утра? - Ты!.. - Не я, а шестнадцатилетний я. Поверь, он был таким идиотом, что вполне мог бы это предложить. - А я была такой идиоткой, что вполне могла бы согласиться. Но… - Но? - Но, к сожалению, 4:37 утра закончились минуту назад. - Ты невыносима. - Знаю. На следующий день Алиса приходит с двумя новыми дырками в ухе. Конечно, правильнее было бы набить татуировку – но именно это она и сделала в свои шестнадцать. Еще можно было бы обрезать волосы и покраситься – но это она сделала в двадцать четыре, едва оказавшись в Лондоне. Миша с трудом заставляет себя открыть глаза, с удивлением отмечая, что похмелья практически не чувствуется, словно ему и правда шестнадцать. Но от бутылки минералки, протянутой Алисой, он предусмотрительно не отказывается. Как и от возможности скопировать ее усмешку. - Чем займемся сегодня, мой несовершеннолетний друг? - Разве в шестнадцать ты любила планировать? - Нет. - Тогда доверься мне. - Поверь, доверять людям я любила еще меньше. Шестнадцатилетняя Алиса охотнее двадцатичетырехлетней открывает душу, потому что у нее за этой самой душой практически ничего нет. Даже пресловутые «честь и совесть» появились позже. А значит можно вместе с Мишей пробраться в элитный яхт-клуб и позаимствовать небольшой катер. Пока шестнадцатилетняя Алиса пытается понять особенности управления лодкой, Миша пытается понять шестнадцатилетнюю Алису. Впрочем, мысли отходят на второй план, стоит ей резко крутануть руль: катер буксует, щедро орошая Мишу водой. Алиса смеется, когда он открывает минералку и тщетно пытается отомстить. Каким бы талантливым Куликов не был, он не может тягаться с Темзой. - За прошедшие сутки ты нарушила больше правил, чем за всю свою жизнь. Побег в Лондон, естественно, не считается. - Правила существуют, чтобы их нарушать. - Правила существуют? Алиса отказывается обедать в «Лессе», потому что не хочет видеть никого, для кого она не будет шестнадцатилетней. Вместо этого они берут хот-доги и забредают вглубь городских кварталов. Алиса скармливает половину булки голубям, и когда они подходят к Кенсингтонским садам, за ними вьется небольшая стая. Прокричав что-то про журавля в руках, она бросается к птицам и пытается поймать хоть одну из них – хаотично, порывисто, абсолютно непредсказуемо. Миша рассчитывает движение голубей, прикидывает их скорость, чтобы сделать молниеносное движение вперед – и в последний момент дать птице улететь. - Именно здесь обитает Питер Пэн. - Надеюсь, ты открываешь форточку на ночь? - Надеюсь, ты ждешь белого кролика? - Я тебе это припомню! В качестве мести Алиса покупает Мише нелепую шляпу – «прости, но для Чешира у тебя недостаточно хорошие зубы!» – и на полном серьезе заявляет, что без этого головного убора не будет с ним разговаривать. Миша, конечно, не верит, но проверять не спешит: как-никак, эти Алисы вечно такие упрямые! Вечер встречает их на крыше, сидящими на украденном из отеля полотенце и передающими из рук в руки бутылку вина. Слишком взрослый напиток, как заметил Миша, на что Алиса резонно ответила, что в шестнадцать мечтала казаться старше и самостоятельнее. Что ж, в двадцать четыре у нее это отлично получилось. - Сними уже эту дурацкую шляпу! - А ты разве тогда будешь со мной разговаривать? - Буду. Тем более мне не терпится узнать, как ты решил мне отмстить. - Никак. - Точно? - Точно, Лисенок. Алиса дергается, как от пощечины, но Миша даже не думает извиняться. Вместо этого смотрит на нее с самодовольной ухмылкой, ехидно щуря глаза. Но шестнадцатилетняя Алиса оказывается гораздо проницательнее двадцатичетырехлетней – и через мгновение на ее губах появляется едва заметная улыбка. Бутылка с вином откатывается в сторону, когда Алиса резко бросается на Мишу и заваливает его на лопатки. Два смеха сливаются в один – слишком искренний, чтобы принадлежать людям старше шестнадцати. Сегодня суббота, а это значит, что в запасе у них еще целые сутки. Потом будут Лондонград, работа и возвращение к свои проблемам. Потом. А сейчас Миша пытается понять, смог ли бы двадцатисемилетний он отказаться от математики, шахмат и велогонок ради чертовски дикой и манящей Алисы... Но вдруг с удивлением понимает: шестнадцатилетний он уже это сделал.